«Падение нравов», так возмущавшее античных моралистов, проявлялось не только в том, что римляне уклонялись от службы в армии или от любой другой государственной деятельности. Римляне уже и на бытовом уровне не желали обременять себя никакой ответственностью. Мужчины, например, сплошь и рядом не женились, считая семью тяжкой обузой, и до седых волос вели привольную холостяцкую жизнь, а женщины не заводили детей, чтобы, — как сказали бы сегодня, — «не плодить нищету». В результате в Римской империи уже с I в. н. э. стала заметной депопуляция — то есть сокращение населения. Сохранившиеся документы того времени рисуют яркую картину начинающегося запустения, когда поля лежали заброшенными, деревни исчезали с лица земли, а в городах многие дома, будучи незанятыми, ветшали и приходили в негодность. Лишь город Рим — столица империи — вопреки демографическим тенденциям ещё продолжал расти за счёт мигрантов, которые съезжались туда со всех концов страны в погоне за бесплатным хлебом и развлечениями. Насчитывая в I в. н. э. около 1 млн. человек, население Рима благодаря этому выросло во II в. до 2 млн. и лишь после этого начало сокращаться. При императоре Константине (IV в.) людей в Риме было уже около 300 тысяч, при взятии Рима Аларихом (V в.) — 100 тысяч, ещё через 100 лет, при освобождении Рима от власти готов Велисарием, — около 60 тысяч, из которых только 6 римских фамилий {96}.
Забегая вперед, скажем, что обезлюдение Римской империи в конце концов достигло такой степени, что катастрофически стало не хватать людей даже для пополнения армии. Выход нашли в том, чтобы приглашать на службу варварские племена — сначала простыми легионерами. Но нехватка людей в Италии стала уже такой, что — хочешь не хочешь — пришлось предоставить варварам и офицерские должности, а спустя ещё какое-то время варваров можно было встретить и среди полководцев, и даже среди императоров.
Сказать, что никто тогда не замечал, как вымирает некогда великий populus Romanus — римский народ, было бы неправильно. Замечали (ведь, помимо всего прочего, уменьшалось и поступление налогов!), и даже пытались с этим бороться, предоставляя многодетным семьям всевозможные льготы и послабления и ограничивая в правах бездетных, — по закону Папия, например, бездетные теряли половину наследств {97}. А император Август, как сообщает Светоний, тем из граждан, которые могли при обследовании предъявить ему законнорожденных детей, раздавал по тысяче ассов на каждого {98}. Но никакие меры уже не помогали, и население продолжало сокращаться.
Стремление жить легко и привольно, не отягощая себя трудами и заботами, приводило к тому, что в крупных городах империи, а в Риме особенно, скапливались огромные массы абсолютно ничем не занятых людей. Слоняясь день-деньской по площадям, улицам и базарам, они не только нигде не работали, но и, как правило, не хотели работать, да и вообще считали труд занятием недостойным свободного человека — ведь для этого есть рабы!
Некоторые из них, будучи неимущими, составляли как бы свиту сенаторов и богачей и кормились их подачками — они назывались «клиентами» своих «патронов». Другие — а таких было громадное большинство — существовали за счёт государства, которое предпочитало посадить их себе на шею вместо того, чтобы ежеминутно ждать от голодной толпы каких-нибудь беспорядков или возмущений. Более 300 тыс. человек в Риме получали бесплатно каждый месяц паёк зерном из расчёта 1,5 кг печёного хлеба в день, иногда к этому добавлялись раздачи мяса, масла и даже денег. Однако такую ораву нахлебников мало было прокормить, их надо было ещё и развлекать, веселить, тормошить, в общем, чем-то заполнять их затянувшийся досуг, а иначе сколько безобразий могли они натворить со скуки! Устройство всевозможных игр и зрелищ для народа стало в то время одной из главнейших забот императорской власти. По праздничным дням организовывались конные ристания, гладиаторские бои или травля диких зверей, специально привезённых для этой цели из далёких экзотических стран — львов, тигров, слонов, носорогов, крокодилов, жирафов. При этом в угоду столичной черни количество праздников всё время возрастало, пока наконец не превысило половины всех дней в году. Во времена Траяна на один рабочий день приходилось два выходных {99}. А иногда, в знак особого торжества, например, после окончания победоносной войны народу могли устроить непрерывный праздник в течение месяца, а то и двух, и даже трёх.
В погоне за развлечениями от неимущих не отставали и богачи — в то время гладиаторскими боями, звериными травлями и бегами в цирке увлекались все поголовно — от рабов до императоров. Доходило до того, что император Нерон лично выступал на бегах в цирке в качестве простого жокея {100}, а император Коммод настолько пристрастился к гладиаторским боям, что сам, переодевшись гладиатором, выходил на арену амфитеатра. Рассказывали, что он 735 раз участвовал в гладиаторских поединках (видимо, поддавались соперники императору, а то уж слишком какой-то непобедимый). А когда против Коммода был составлен заговор, то задушили его не где-нибудь, а прямо в гладиаторской казарме, куда он пришёл готовиться к очередному выступлению {101}.
Panem et circenses — «Хлеба и зрелищ!» — в этот нехитрый лозунг, придуманный римским поэтом Ювеналом, укладывалось всё «мировоззрение» праздной толпы, которая заполняла римские и греческие города и всё свое время проводила на площадях, в харчевнях, публичных домах, банях, цирках и амфитеатрах. Эту невежественную, ленивую, грубую, жадную до развлечений массу совершенно не интересовали вещи, требующие хоть малейшего напряжения интеллекта. Наверное, поэтому театр, требующий от зрителей хотя бы некоторых умственных усилий, никогда не пользовался особой любовью у римского плебса. Был случай, когда в театре во время представления комедии Теренция вдруг разнеслась весть о том, что идут гладиаторские бои, и тут же все зрители, сорвавшись со своих мест, ринулись в амфитеатр {102}.
Нельзя, конечно, сказать, что в Римской империи совсем не существовало никакой интеллектуальной жизни. Были здесь, конечно, и талантливые литераторы, и мудрые философы, и вдумчивые государственные деятели, но — увы! — таких на всю страну насчитывалось совсем немного, никакой погоды они, понятно, не делали, а основная масса населения предпочитала жить весело и просто и не о чём не думать. Идеалом гражданина в императорскую эпоху становится тихий, спокойный обыватель — «золотая посредственность», по меткому определению поэта Горация {103}. Ещё бы! Ведь такой гражданин меньше всего причиняет хлопот начальству. Он послушен, не возбуждается, не страдает чрезмерным честолюбием, не лезет, куда не просят, и не задает лишних вопросов.
Греческий писатель Лукиан из Самосаты (120 — 180 гг.) в своих сочинениях так выразил жизненный принцип (а вернее беспринципность) типичного римского обывателя: «Лучшая жизнь — это жизнь простых людей, она и самая разумная. Оставь нелепые исследования небесных светил, не ищи целей и причин и наплюй на сложные построения мудрецов. Считая это всё пустым вздором, преследуй только одно: чтобы настоящее было удобно, всё прочее минуй со смехом и не привязывайся ни к чему прочно» {104}.
По сути, это был самый настоящий гимн обывательскому пофигизму — то есть живи просто, без затей, и не стремись ни к чему такому, чего нельзя выпить или съесть.
Следуя этому принципу, римляне всерьёз ничего не воспринимали, даже свою собственную религию. По определённым дням они, конечно, как было исстари заведено, посещали храмы, приносили жертвы, но в суть происходящего особо старались не вдаваться. Боги для них давно стали чем-то вроде фольклорных, сказочных персонажей, к которым ни в коем случае нельзя относиться серьёзно. Даже сами служители культа зачастую не верили в то, чему обязаны были служить. По свидетельству Цицерона, римские жрецы-авгуры, исполняя положенные обряды, не могли удержаться от улыбки, когда глядели друг на друга (отсюда, кстати, и пошло выражение «улыбка авгуров») {105}.