- Ну что же, значит, нашему "Варягу" придется утонуть. Причем срочно. Как продвигается ремонт минного катера? Когда он сможет пройти сотню миль своим ходом?

       Со всех сторон на командира смотрели удивленные глаза офицеров, пауза подзатянулась. Секунд через пятнадцать старший офицер осторожно произнес:

       - Всеволод Федорович, а вы себя хорошо сегодня чувствуете? А то, как утром встали, так к доктору не заглянув, сразу же побежали по крейсеру... Это с вашей-то ногой. Может вас сейчас наши эскулапы осмотрят, благо они оба тут? А собрание, оно, право дело, подождет пока...

       - Да вполне изрядно я себя чувствую! Нога - она, конечно, дергает. Но это нормально при ранении с накладкой швов, и доктора меня еще утром почтили своим вниманием. А с чего это вдруг вы, голубчик, моим здоровьем озаботились?

       - Ну, не знаю, собираетесь топить крейсер и НА КАТЕРЕ идти на абордаж вокруг Японии... По-моему, это уже слишком, не правда ли, господа? Зачем вообще было прорываться, топились бы прямо в Чемульпо!

       Ответом ему стал гомерический хохот командира. Минуты через две, после безуспешных попыток хоть что-то сказать, вытирающий слезы Руднев, наконец, смог выговорить:

       - А санитаров уже позвали, со смирительной рубашкой? Ну, Вениамин Васильевич, спасибо, повеселили. Кто еще поверил, что я собираюсь на самом деле топить крейсер?

       Неожиданно отозвался мичман Балк:

       - Не знаю как остальные господа офицеры, но я слышал, что слышал, а именно "нашему "Варягу" придется утонуть". Что же еще это может означать?

       - Да, пожалуй, я сам виноват, прошу прощения, господа. На самом деле "Варяг", конечно, никому я топить не позволю, но вот нашим злейшим друзьям из штаба Того надо бы поверить, что он затонул. Поэтому нам с вами придется гибель "Варяга" инсценировать. Заодно неплохо бы позаботиться о раненых. Господа эскулапы, к завтрашнему вечеру подготовьте к транспортировке всех тяжелых раненых, которых нужно и можно свезти на берег. Вениамин Васильевич, как только закончим заделку пробоин, сейчас же начинайте латать катер. Срок у вас тот же, что и у лекарей - до завтрашнего вечера. Как начнет смеркаться, загрузим в катер всех раненых, что поместятся. Причем всем, кому можно, лучше сделать уколы морфия, чтобы не растрясти, ну и пусть они лучше спят в момент погрузки.

       Господа Банщиков и Храбростин - кому-то из вас придется сопровождать раненых и заодно покомандовать катером, пока он не дойдет до Шанхая. Мы как раз за двое суток до траверза добежим. Или до первого же встречного парохода. Кому - решайте сами. Не знаю, кому будет проще - тому, кто останется на крейсере, или тому, кто на катере пойдет. Возьмите из машины пару кочегаров и меха, попросите не болтливых, курс вам штурмана нарисуют. Больше людей вам дать не могу и опять же, места на катере лишнего не будет.

       Главная для вас задача - не только довезти раненых до госпиталя, но и рассказать как можно большему числу корреспондентов, что "Варяг" УТОНУЛ. От полученных при прорыве повреждений. Слава японским артиллеристам и их страшным фугасным снарядам. Мы вам в подтверждение отдадим журнал, флаг и половину корабельной кассы, она вам тоже пригодится больше, чем нам, корсарам. Так, смотрю, в глазах народных непонимание и негодование, давайте по старой морской традиции начнем с младших по званию - милый граф, что вы имеете сказать против?

       Мичман Алексей Нирод, весь в йодовых крапинках на местах вчерашних ссадин, вскочив с места, взволновано заговорил, причем после боя его "Р" стало походить на "Г" еще больше.

       - Как можно инсцениГовать гибель кГейсеГа? Ведь в России на него надеются в штабе, мы спутаем все карты под шпицем! А наши родные? Им, думаете, приятно будет узнать, что мы погибли? Вы о семьях команды подумали? У меня невеста в Питере осталась... Потом, никогда не слышал о том, чтобы в истории войн какой-либо корабль прикидывался мертвым. Низко это, как... Как...

       - Ну, договаривайте, договаривайте, Алексей Михайлович. "Как подвод мины под киль вражеского корабля на катере под флагом переговоров". Не стесняйтесь, господа, для того и собрались, чтобы обменяться мнениями. Кто еще из мичманов желает высказаться? Эйлер, осколком благословленный? Пожалуйста, всегда рады услышать мнение лица, столь трепетно оберегаемого Всевышним.

       - Господа, не дело это флаг наш на катер передавать. И главное - я не вижу никакой тактической выгоды от этой затеи - от Шанхая до Йокосуки, а мы, я так понял, туда нацелились, нас не один десяток пароходов увидит. Все одно слух пойдет, что "Варяг" жив. Зачем?

       - Так, кто еще из мичманов, что хочет сказать, или перейдем к лейтенантам? Мичман Балк? Василий Александрович? Каковы ваши соображения?

       - Господа, если разрешите... У меня, помнится, дядя... Не все в семье морские офицеры были, воевал в Чечне, против Шамиля. И однажды его разведывательный отряд в горах зажали так, что всем уйти было ну никак не возможно, а донести, в каком именно ауле скрывались главные силы горцев и куда они направляются, было необходимо, причем срочно...

       В голове Руднева пронесся рой мыслей, с общим лейтмотивом "Идиот! Какая война в Чечне?!?! Прокололся, теперь его придется списывать на берег как психа! Ну что бы тебе не помолчать, крыса сухопутная, со своей Чечней?!! Еще сейчас старпома назови брателлой, как меня вчера и все, пропал...". Он судорожно начал оглядываться по сторонам, но к его удивлению офицеры внимательно слушали Балка, не проявляя никаких признаков удивления или непонимания... "Идиот, воистину идиот! Но только не Балк, а я. Ведь Россия и в XIX-ом веке воевала в Чечне! И Шамиль - не наш одноногий гроза роддомов, а настоящий, был именно в конце XIX-го века! Все это уже было...", - отлегло от Карпышевской половины сердца Руднева, - "Но к чему он это?".

       - Так вот, ему тогда пришлось оставить на небольшом перевале две трети отряда, вместе с хорунжим и почти всеми патронами. Из них живыми не вернулся никто. Но зато всю банду потом на выходе из ущелья ждал полк с двумя батареями, и одним залпом картечью выбили более половины, а остальных посшибало с лошадей в давке... Никто не ушел, пленных тогда уже ни мы, ни они не брали...

       Я к чему эту сухопутную историю вспомнил. Он мне это рассказал всего один раз, первый и последний, когда я уходил в море в первый раз офицером, а не гардемарином. И повторил тогда, "иногда мужество офицера в том, чтобы принести необходимую жертву, и поступиться всем, даже приказом, и даже своим добрым именем, ради общей победы". Он до сих пор простить себе не может, что не он тогда на перевале остался. Но хорунжий ему тогда сказал, - "Ваше благородие, мне просто не поверит никто, и ляжете вы тут зря, а разбойники эти в долину, за Терек уйдут и вырежут один Бог знает сколько наших деревень. Так что давай ты лучше в штаб, а я уж тут. Каждый должен делать свое дело". И смотрели на него многие косо - как же, пятерых оставил, а сам с одним раненым ушел...

       Но поступи он строго по законам чести, что бы было? Нет гарантий, что хорунжего бы ночью к генералу вообще пустили бы. Не обязательно бы ЕМУ, хорунжему, а не поручику, поверили бы настолько, чтобы среди ночи поднимать полк с артиллерией и по ущельям, ломая ноги лошадям и людям, тащиться два десятка верст. А потом еще хорунжего бы козлом отпущения и сделали, за его, дядьки, гибель зряшную, и что банда ушла. Если нам наша псевдогибель и правда поможет захватить для России два новейших броненосных крейсера, то я готов принеси в жертву слезы моей матери, невестой пока не обзавелся... Хотя и не хотелось бы, но НАДО.

       А по существу возражений господ графа Нирода и Эйлера - штаб все одно нами никак руководить не может, пока во Владивосток не придем. А купцы по дороге... Так нас же никто не заставляет идти под русским флагом? На купцах не настолько разбираются в силуэтах, что бы отличить "Варяг" от японца. Ну, и не будем без нужды сближаться лишний раз... А узнают - придется им с нами идти, вокруг Японии.