Всеобщая благодушная сонность прошла с первым взрывом. Низкорослая фигура в темной облегающей одежде вскочила на ноги в 20-ти метрах от русских траншей, куда неизвестный неведомо как пробрался по зарослям и кучам уже скошенного пулями гаоляна. Широко и стремительно размахнувшись, японец бросил что-то оставляющее дымный след в сторону пулеметной позиции. Еще до того, как громыхнул первый взрыв, по одной-две таких же фигуры проявились и перед позициями остальных пяти пулеметов. Слегка оторопевший Балк, не веря своим глазам, прошептал:

       - Чтоб я сдох, ребята, живые ниндзя[116]... Не может быть!

       Взрывами импровизированных ручных гранат, каждая из которых содержала не меньше полкило шимозы, были выведены из строя четыре пулемета. Оставшаяся пара бодро застрекотала, выкашивая пулями оставшийся гаолян в местах, где скрылись "воины тени". Но, как выяснилось, сюрпризы заготовленные японцами на сегодня отнюдь не закончились. Как занавес в театре упали кусты, и позади линии передовых японских позиция обнаружились два выкаченные на прямую наводку 76 мм орудия. Они дружно, как будто соревнуясь друг с другом в скорострельности, и ритмично застучали, посылая снаряд за снарядом в выжившие после столь нетипичной для начала века атаки русские пулеметы. Взятый в свое время с "Рюрика" лейтенант барон Курт Шталькенберг, командовавший артиллерией "Ильи Муромца", не дожидаясь приказа Балка, стал орать в телефонную трубку данные для стрельбы по японским пушкам. Но пока с "Ильи" накрыли противника, японцы успели не только добить оба последних пулемета, но и увести расчеты от обреченных орудий.

       - Курт Карлович, "Илье" быть готовым открыть огонь шрапнелью. И прикажите заодно "Добрыне" на всех парах бежать к нам. А то без него мы атаку можем и не отбить, - кусая губы обратился к барону Балк.

       - О какой атаке вы говорите? - язвительно поинтересовался Водяга, - я пока ничего такого не вижу.

       - А вы думаете, японцы это шоу со стрельбой и взрывами устроили исключительно в честь вашего приезда? - огрызнулся Балк.

       Со стороны японцев послышался слышный даже с полверсты высокий крик "Тенно хэйко банзай!", который мгновенно подхватили сотни более грубых глоток, и на поле стали выбегать из зарослей гаоляна густые цепи, в оливково зеленой форме.

       - Ни один пулемет быстрее, чем за полчаса, починить никак невозможно! - отрапортовал Балку с Михаилом подбежавший Ржевский, к которому по одному подбегали посланные к пулеметам посыльные.

       - Курт Карлович, вся надежда на вас. "Илье" работать гаубицами по ориентирам семь и пять. Господа офицеры - приготовьтесь отбивать атаку залповым огнем... - начал было Балк, но неожиданно был прерван неугомонным ротмистром Водягой.

       Тот вдруг выскочил на бруствер окопа и, картинно взмахнув шашкой, заорал,

       - Ребятушки! За царя нашего Николая Александровича! Вперед! В штыки!!!

       Крик Балка "Куда, козел! Стоять!! Пристрелю, б..." потонул в молодецком "ура" ринувшегося в атаку свежего полка. Тот только что прибыл из Артура на смену, и его солдаты и даже офицеры еще не разобрались, кто тут на самом деле командует. А когда на бруствер вылетела первая пара молодых и горячих поручиков, их примеру последовало большинство солдат... 

       Балк даже не успел еще организовать перекрашивание белой формы вновь прибывших в защитный цвет, что уже стало стандартной процедурой. Он растерянно провожал взглядом цепь солдат в белых гимнастерках, несущихся навстречу минимум впятеро превосходящему их по численности противнику, когда заметил, что примерно треть личного состава его отряда тоже в едином порыве вылетела из окопов. А впереди группки в зеленых гимнастерках несется фигура в черной кожанке... Великий князь Михаил поддался азарту, и сейчас с наганом в руке несся навстречу японцам впереди пехотной цепи.

       - Простите Василий Александрович, но шрапнелью теперь опасно! На недолетах можем своих накрыть, а трубки дают большой разброс по дальности, - извиняющимся тоном начал было оправдываться Шталькенберг, но договорить уже не успел.

       Обреченно выматерившись, лейтенант Балк, ненавидевший массовую рукопашную бойню больше запора и поноса вместе взятых, выпрыгнул из окопа с криком "За мной!". На бегу отдавая последние указания остающемуся у телефона барону, он понесся в так ненавидимую и презираемую им штыковую атаку, от которой он столь успешно оберегал своих солдат до сих пор. Он еще успел проорать Ржевскому и Ветлицкому "маузеры к бою, вырываетесь вперед", но на этом его роль в организации и руководстве боя закончилась. Теперь каждый был сам за себя, и командовать он мог только солдатами, бегущими непосредственно рядом с ним.

       И русские и японцы, несущиеся сейчас навстречу друг другу, пребывали каждый в плену собственных заблуждений о противнике. Русские были уверены, что японцы от голода не в состоянии не то чтобы драться, а ходить - ведь вроде бы все транспорта с их снабжением были потоплены. Японцы же, введенные в заблуждение тактикой Балка, верили, что русские однажды столкнувшись с сынами Ямато в рукопашной на перешейке, теперь боятся сходиться с ними "грудь в грудь". Обоим сторонам теперь предстояло убедиться в неверности своих предположений и научиться уважать противника. Самым кровавым образом.

       Две толпы людей, одержимые жаждой убийства себе подобных, не сделавших пока лично им ничего дурного, неслись навстречу друг другу, выставив вперед острия штыков. Если бы не изредка раздававшиеся то с той, то с другой стороны выстрелы, то подобную картину можно было бы принять за столкновение копейщиков, лет так пятьсот, а то и тысячу тому назад. После одного из выстрелов, когда между цепями противников оставалось примерно метров триста, человек в черной кожаной куртке, несущийся впереди русских, оступился и упал...

       Над русскими войсками пронесся то ли стон, то ли всхлип - Михаила искренне любили все. Он всего за месяц с небольшим завоевал сердца, как офицеров, так и солдат. Он постоянно был рядом ними, он спал как, и они, под открытым небом, он ел с ними из одного котла, смеялся над теми же шутками и подтягивал те же песни. Его бронедивизион не раз прикрывал отход русских частей, а иногда и контратаковал зарвавшихся японцев. Об его умелом руководстве войсками и всегда правильном выборе позиций (простимулированном советами Балка, имеющего за плечами опыт 100 лет войн, которых еще не было) уже ходили легенды. Если верить им, то счет спасенных им жизней солдат уже превысил общую численность русских войск оседлавших перешеек раза в три. И сейчас он, пробитый пулей, катился по земле...

       Но вот упавший человек сел, и зажимая левой рукой рану на бедре, с матом выпустил по набегающим японцам 7 патронов из нагана (эффектно, но совершенно не эффективно с дистанции 250 метров), а потом достал из набедренной кобуры квадратный маузер. Ранен, но не убит! По рядам русской пехоты понесся сначала нестройный, но неудержимо набирающий силу новый боевой клич - "За Михаила"! Спустя доли секунды, навстречу врагу летела уже не воинская часть, а озверелая толпа, одержимая кровной местью.

       Пробегая мимо раненого Великого князя Балк, предварительно засунув наган за пояс, помог тому встать, и отрядил верного Бурноса, (который после встречи с бронепоездом не отходил от Балка ни на шаг, став его неофициальным денщиком) проводить Михаила до русских окопов. К этому моменту перетянуть рану ремнем от портупеи, Михаил уже сумел сам. При этом от глаз бежавших рядом солдат не укрылся тот факт, что Михаил отдал свой маузер Балку. На последних 100 метрах Балк, в коротком спринте, успел на пару шагов опередить русскую цепь.

       До японцев оставалось еще шагов тридцать, когда бежавший впереди русских человек вскинул обе руки, и над полем боя впервые пронесся стрекочущий звук работы пистолета-пулемета. Вернее двух, ибо в каждой руке Балка сейчас билось в припадке ярости стрельбы очередями по маузеру. С небольшим отставанием еще пара огненных цветков расцвела метров на полста правее и левее лейтенанта. Всего в том секретном грузе, что привез с месяц назад из Инькоу "Бураков", было двадцать пять доработанных Дегтяревым и его помощниками до автоматический стрельбы маузеров. Один Балк носил сам, еще по одному отдал Михаилу, Ржевскому, Ветлицкому и Шталькенбергу. В ящике в штабном вагоне "Ильи" ждали своего час еще два десятка пистолетов.