Гундерсен холодным и резким голосом объяснил свой интерес к компании Деллимара. Сфера его финансовых интересов распространялась на Сингапур и другие порты Дальнего Востока, и ему было выгодно контролировать дела небольшой компании Деллимара. Ему подвернулся шанс приобрести по очень низкой цене два старых судна. Поскольку цены на фрахт судов повышались, он рассчитал, что через год их можно будет весьма выгодно перепродать. Он выбрал компанию Деллимара для совершения этих операций, поскольку был с ним знаком и знал, что тот намерен ликвидировать компанию по завершении сделки.

– Мой опыт бизнесмена подсказал мне, что это наиболее выгодный способ провернуть подобную операцию, – заявил Гундерсен.

В случае с «Торре Аннунциатой» его цель была достигнута: судно продали китайцам гораздо дороже, чем его купили. «Мэри Дир» оказалась не столь выгодным приобретением. Ее состояние было хуже, чем ему пытались внушить. В результате он решил, что судно совершит лишь один рейс, после которого будет продано на лом в Англии. Цена за металлолом плюс стоимость фрахта за вычетом денег, уплаченных за судно и истраченных на его ремонт, – все это принесло бы компании хоть небольшую, но прибыль. Он протянул Хол–ленду листок:

– Здесь приведены все расчеты.

Холленд передал листок Боуэн–Лоджу и сел. Председатель просмотрел цифры, кивнул и бросил взгляд на сэра Лайонела, который поднялся и задал вопрос:

– Я хотел бы узнать, кто финансировал приобретение этих судов и какими соображениями этот человек руководствовался, желая получить прибыль от сделки?

Боуэн–Лодж повторил вопрос, и Гундерсен ответил:

– Разумеется, покупку финансировал я сам, а за это получал все проценты от возросшего капитала компании.

– Другими словами, – уточнил сэр Лайонел, – вы вошли в состав директоров компании ради прибыли?

– Естественно. Я же бизнесмен, сэр.

– Это понятно, – сухо улыбнулся сэр Лайонел. – А теперь вернемся к «Мэри Дир». Вы признали, что ее техническое состояние оказалось хуже, чем вы ожидали. Как получилось, что именно на нее был погружен столь ценный груз? Это устроил мистер Деллимар?

– Нет, это устроил я, пользуясь своими связями в Сингапуре. Вы, должно быть, понимаете, что я широко известен в тамошних деловых кругах.

– Еще один вопрос. С какой целью рейсы «Мэри Дир» и «Торре Аннунциаты» совпали так, что с седьмого по одиннадцатое января оба судна оказались в Рангуне? .

– Не понимаю смысла вашего вопроса, сэр, – ответил Гундерсен. – Мистер Деллимар лично занимался всеми подробностями расписания рейсов, но, если одно судно направляется из Англии в Китай, а другое из Японии в Антверпен, их пути должны где–то пересечься.

Сэр Лайонел задал еще несколько вопросов, но Гундерсен упорно отказывался признавать какую–либо ответственность за расписание движения судов.

– Вы должны понять, я слишком занят, чтобы обращать внимание на такие мелочи. Я не касался ежедневного управления делами компании.

– Но тем не менее, как только вы узнали о гибели «Мэри Дир», вы тотчас же примчались из Сингапура и остались в Англии!

– Разумеется! Я же директор компании, а это серьезное происшествие. Когда что–то случается, всегда лучше быть на месте. Особенно если учесть, что мистер Деллимар умер.

– Последний вопрос. Зачем мистеру Деллимару понадобилось идти в рейс и руководить приемом и выгрузкой груза? Согласитесь, это не совсем обычно?

– Гундерсен пожал плечами: I. – Мистер Деллимар ездил в Иокогаму по делам компании. Предполагаю, что он не был особенно богат и хотел сэкономить деньги, возвращаясь на собственном судне.

Больше вопросов не было, и Гундерсен сел на место.

В своем сером двубортном костюме, явно скроенном лондонским портным, он выглядел типичным английским бизнесменом – спокойным, компетентным и уверенным в себе.

После опроса нескольких свидетелей, освещавших в основном технические детали, Боуэн–Лодж закрыл заседание.

– Завтра в половине одиннадцатого, господа! – возгласил он.

Когда я шел вслед за Хэлом, в мой рукав вцепились чьи–то пальцы.

– Вы мистер Сэндз, не так ли? – Мне несколько неуверенно улыбалась миниатюрная седая старушка.

– Да, – ответил я, вглядываясь в ее лицо, показавшееся мне знакомым.

– Я так и подумала, но, видите ли, я никогда не уверена, что узнаю человека, – зрение, понимаете? Мне хотелось сказать вам, как я счастлива, что рядом с ним в эти ужасные дни оказался хороший друг. Вы были великолепны, мистер Сэндз!

Наконец я уловил сходство:

– Вы мать Патча, да? – И я оглянулся, поискав его глазами.

– Не надо, прошу вас! Он не знает, что я здесь. Он ужасно рассердится! Когда он приезжал ко мне в Брид–жуотер, он ничего не рассказал мне, но я сразу поняла, что у него неприятности! – Она чуть слышно вздохнула: – До этого я не видела его семь долгих лет, а это большой срок, мистер Сэндз, для такой старухи, как я. Он у. меня один, мой Гидеон. А теперь, когда его отец умер… – Она улыбнулась и похлопала меня по плечу: – Впрочем, вам не интересно слушать про мои беды! Просто я хотела, чтобы вы знали, как я счастлива, что у него есть хороший друг. – Она подняла на меня глаза: – На этот раз все обойдется… Вы согласны со мной, мистер Сэндз?

– Не сомневаюсь, – пробормотал я. – Сэр Лайонел Фолсетт явно больше озабочен грузом и компанией.

' – Да. Да, я так и поняла.

Я предложил проводить ее в отель, но она и слышать не хотела. Одарив меня робкой улыбкой, она мужественно двинулась сквозь толпу.

Хэл подошел ко мне, и мы направились к его машине. Я мельком увидел старушку, стоящую на автобусной остановке, одинокую, беззащитную и немного испуганную.

Хэл предложил переночевать у него, и, взяв со станции мой чемодан, мы поехали к его дому в Бошеме, маленьком пригороде, где на некоторых домах сохранились соломенные крыши, а зеленые лужайки спускались к реке.

В Саутгемптоне я купил вечернюю газету, где на первой странице на трех столбцах были помещены заметки: «Дочь капитана нарушила ход расследования» и «Странная история исчезновения «Мэри Дир».

Только после обеда Хэл начал задавать мне вопросы о Патче. Наконец он сказал:

– Когда ты прибыл в Питер–Порт, ты не очень–то распространялся о нем!

Он стоял у окна и смотрел на молочную пелену воды за лужайкой. На якоре стояли две яхты, и их мачты покачивались на ветру.

Повернувшись ко мне, Хэл спросил:

– Так ты знал о деле с «Бель–Иль»?

Я кивнул, пытаясь представить, что будет дальше. Эта уютная комната «с ее лампами, тусклым сиянием восточной меди, огромными тигровыми шкурами на полу совсем не походила на ту обстановку, в которой я жил последние два месяца. Даже бокал портвейна у меня в руке казался чем–то из другого мира.

Хэл подошел и сел напротив меня:

– Послушай, старик! Я не хочу совать нос не в свои дела, но насколько ты уверен в этом парне?

– Что ты имеешь в виду?

– Надо быть очень крепко уверенным в человеке, чтобы… – Он запнулся, подыскивая нужные слова. – Ну, скажем, так. Если Патч устроил крушение – умышленно устроил, – тогда он убийца. По закону он может быть обвинен в преступной халатности, но перед Богом он виновен в убийстве.

– Он этого не делал!

– Ты уверен?

– Абсолютно!

Сказав это, я задумался: а почему я так в этом уверен?

– Я рад! Потому что, давая показания, ты все время выгораживал его. Ты выбирал выражения, о чем–то умалчивал, иногда места себе не находил от страха. Ну, ну, не волнуйся! Думаю, что другие этого не заметили. Я заметил только потому, что хорошо тебя знаю, и потому, что уже в Питер–Порте ты что–то скрывал! – Он замолчал, отпил портвейна и промолвил: – Будь все же осторожен. Я знаю Лайонела Фолсетта по клубу, да и не раз видел, как он работает. Смотри не попадись ему в когти!

Глава 3

Дул сильный ветер, тротуары блестели от прошедшего дождя, когда следующим утром мы с Хэлом подъехали к зданию суда. Заседание началось ровно в 10.30 с рассмотрения показаний, касающихся груза. Затем был вызван врач, который объяснил, что вполне возможна смерть пациента от отсутствия спиртного, если тот был хроническим алкоголиком. Все это время в зале суда ощущалось если не беспокойство, то нервное ожидание чего–то. Галерея для зрителей была забита до отказа, места для прессы заполнены целиком. Наконец Холленд провозгласил: