— Это хорошо, что политика Советской власти осуждается самими же ответственными партийцами. Оппозиция права, так как указывает на неправильные действия партии, и правительства.

Позднее я заметил, что шейх пользуется среди уйгуров-кашгарцев большим авторитетом и к нему часто приезжают люди, побывавшие за кордоном. Недавно, например, у него останавливался кульджинский торговец Султан Ахун, который из Алма-Аты часто ездит в Москву.

— Мне кажется, — сказал в заключение Розыбакиев, — тут что-то неладное. Вот и решил вас побеспокоить.

— Как его зовут? — спросил Хлебников.

— Я не знаю его имени. Говорят, у него две фамилии.

Розыбакиев вскоре ушел, а Михаил Петрович, озадаченный его рассказом, продолжал сидеть. Он думал над тем, где добыть хотя бы краткие биографические данные на этого шейха. Как докладывать об этом руководству, если даже неизвестна фамилия человека, подозреваемого в преступлении.

Наконец, Хлебников встал из-за стола. Высокий, стройный, он всей своей фигурой походил на хорошо тренированного спортсмена. Медленно прошелся по кабинету. Тихо скрипнули половицы. «А что, — решил Хлебников. — Пойду-ка я к Сашке, доложу ему обо всем, посоветуюсь». Взяв со стола протокол, тетрадный листок со своими заметками, направился к начальнику отделения Романову, опытному оперативному работнику, общительному товарищу, умевшему ладить со всеми сотрудниками отдела.

Прочитав заявление Розыбакиева, Александр Иванович Романов некоторое время молчал, припоминая что-то, затем сказал:

— Так это же, наверное, тот шейх, которого губотдел еще до моего приезда из Петропавловска проверял как перебежчика. А ну-ка подай мне зеленую папку, она на верхней полке шкафа.

Быстро перебирая документы, Романов нашел протокол допроса шейха Хафизова, материалы проверки его личности.

— Ну вот, видишь, — улыбнулся Романов, — оказывается, память верно служит. Шейхом уже занимались. Давай посмотрим, что тут написано о нем.

Из документов явствовало, что шейх Хафизов родился в памятный год, когда народное восстание дунган, уйгуров, продолжавшееся более четырнадцати лет, было жестоко подавлено китайской императорской армией.

Касым, отец новорожденного, был жителем кишлака Буруктай, расположенного вблизи древнего Кашгара. Он славился по всей Кашгарии не только своим богатством, но больше, как содержатель и руководитель религиозной мусульманской школы. Когда разнеслась весть о рождении сына, к Касыму пришло много людей с поздравлениями и подарками. Отец с улыбкой смотрел на маленького большеголового ребенка и думал: «Ну, вот, у меня теперь есть сын, который будет продолжать начатое дело». И дал ребенку имя Асадулла.

Маленький Асадулла подружился со своим сверстником, сыном крупного торговца Юсупом, и был с ним неразлучен. Вдвоем бегали они на Кашгарку купаться, ловить рыбу, а потом вприпрыжку, наперегонки неслись обратно.

Шло время. К восемнадцати годам Асадулла окончил мусульманскую старометодную школу в Кашгаре, которая готовила служителей ислама. От своего учителя узнал, что на территории Синьцзяна образовался ряд ханств, во главе которых после длительной борьбы и при поддержке Англии встал выходец из Кокандского ханства эмир Якуб-бек. Английская разведка пыталась превратить Западный Китай в свою колонию, в плацдарм для активной агрессии в Казахстан и Среднюю Азию.

— Мусульмане, — говорил учитель, — много потеряли из-за внутренних раздоров. Это привело к разгрому войск Якуб-бека и уничтожению его ханства.

В 1905 году Асадулла выехал в Андижан, где окончил трехлетнюю мусульманскую новометодную школу, в которой помимо учения ислама преподавались светские науки, коммерческое дело и т. д. Возвратился в Кашгар, а весной 1908 года выехал в старую Бухару, поступил в высшее духовное медресе.

Отец Асадуллы, он был ревностным служителем культа, слал в старую Бухару главному ахуну медресе свои письма. Он интересовался, как учится и живет его сын. Старый Касым был рад, что Асадулла во всем похож на него. Такой же крепыш, с непомерно крупной головой, широколицый, скуластый. И отец предавался радостным мечтам: может быть, аллах поможет его сыну стать ахуном в каком-нибудь медресе, и он будет пользоваться авторитетом у верующих. А это большая честь!

Касым был властолюбив и тщеславен. Ему мало было личной славы, богатств. Он хотел прибавить к своим заслугам и видное положение сына. «Пусть учится, — говорил Касым жене на ее просьбы вернуть сына домой. — Пройдет некоторое время и Асадулла станет муллой-ахуном. Что может быть лучше?»

Пятилетний курс обучения Асадулла закончил, получил высшую степень по духовному образованию — стал проповедником.

В конце 1916 года шейх Хафизов, покидая Бухару, заявил, что будет и впредь углублять свои знания законов ислама, проповедовать его учение среди всех слоев мусульманского населения.

По рекомендации из Бухары шейх выехал в Коканд, где без особого труда установил контакт с видными панисламистами. В их числе были почтенный Мустафа, видные исламисты и проповедники. В Коканде Асадулла выступил в одной из мечетей с проповедью о значении учения ислама.

Затем шейх кратчайшим путем через Ош и Гульчу выехал в Кашгар. В караван-сараях он требовал самых быстроходных лошадей и, не обращая внимания на летний зной, скакал, не зная устали. Асадулла торопился на день рождения своего отца.

Уже в Кашгаре, на одной из оживленных улиц, Асадулла заметил всадника, ехавшего навстречу. Всмотревшись в его лицо, он узнал своего друга детства Юсупа. Остановив коней и не слезая с них, они по-дружески крепко обнялись и дальше поехали вместе.

У ворот родного дома суетились какие-то люди. Когда Асадулла подъехал ближе, толпа застыла в низком поклоне перед ним.

Вся семья во главе с Касымом вышла встретить дорогого гостя. После теплых приветствий шейх вошел в дом; где его ждали почтенные муллы, мирзы из мусульманских общин, а также аксакалы кишлака Буруктай. Все расселись вокруг богатого накрытого дастархана. Пиршество продолжалось до вечерней молитвы.

Когда все документы, хранящиеся в зеленой папке, были изучены, Александр Иванович Романов сказал:

— Очевидно, все, что мы узнали из этих материалов, является лишь прелюдией, и довольно занимательной, к большому спектаклю. Сама пьеса где-то впереди. Ее содержание должно заинтересовать нас, чекистов. Ты как думаешь по этому поводу?

Хлебников ответил:

— Нужно переговорить с Мусабаевым Керимахуном, студентом. Это о нем упоминает Розыбакиев в своем заявлении.

— Нет, от разговора с Мусабаевым, пока не будет выяснено, кто он и как относится к шейху, следует воздержаться, — сказал Романов. — Сначала надо узнать, чем шейх занимался в Кашгарии после окончания учебы в Бухаре, разобраться в его связях здесь, в Алма-Ате, в других районах Казахстана и республик Средней Азии. Только после этого мы, вероятно, сможем найти ответ на вопрос: «Зачем кашгарский гость пожаловал к нам?»

— Всю работу, — продолжал развивать свою мысль Александр Иванович, — надо вести с учетом того, что Западный Китай был и остается одним из крупных центров, где империалисты, их ставленники организуют подрывную деятельность против молодого Советского государства. В Кашгаре у них одно время сидел английский консул Эссертон. Ему активно помогали бывшие царские консулы: Люба, резиденцией которого была Кульджа, Долбежев из Чугучака, белогвардейские эмигранты. С территории Синьцзяна осуществлялся контроль за работой антисоветских сил в Семиречье, Восточном Казахстане. Шейх Хафизов прибыл в Алма-Ату почти пять лет назад. Дальнейшая проверка, а ее я поручаю вам, Михаил Петрович, покажет, ехал ли шейх прямо к нам или до этого успел побывать в других местах.

С того дня Михаил Петрович Хлебников каждый день занимался делом Асадуллы Хафизова. Что делал шейх у себя на родине после того, как закончил учебу в Бухаре, Хлебникову помогли установить чекисты Ферганы, Андижана, Коканда. По документам, полученным от них, явствовало, что Асадулла находился в поле зрения органов ОГПУ около двух лет. Возвратившись из Бухары домой, к отцу, он недолго предавался отдыху. С первых дней шейх стал создавать религиозные кружки, деятельность которых направлялась на распространение идей ислама. Исполняя обязанности учителя в религиозной школе, Хафизов по совету отца установил тесные контакты с зажиточными кашгарцами. Через них он подружился с почитаемыми муллами в Кашмире, завязал с ними переписку, поддерживал непосредственную связь.