Дэвид понимал, что жертвы будут немалые. Но осознавал и то, что более удачный случай расправиться наконец с негодяями вряд ли выпадет. Поэтому он дал команду, чтобы по центральному телевидению всячески рекламировали предполагаемое празднество, соблазняли программой развлечений, объявляли имена артистов и прочее.

С утра длинные очереди, оцепленные рядами автоматчиков, вытянулись у касс Крытой Арены. Стало очевидно, что всех желающих она не сможет вместить. Цены на билеты были символические.

В то же время ранение и тяжелое состояние коменданта Малиновского тщательно скрывались. Утечку информации пресекли. Все, кто эвакуировал и лечил генерала, были изолированы от внешнего мира — начиная от санитаров «скорой» до профессора, делавшего на операционном столе генералу культю. И даже старик Кухтельберг, ставший невольным свидетелем, был посажен в специальный комфортабельный бокс. Как надеялся Нэш — не более чем на сутки. Именно сегодняшним вечером, чуял Дэвид, все так или иначе закончится.

В двенадцать часов дня Малиновского перевели из реанимационного бокса в одиночную палату-люкс. И Дэвид сразу же отправился оценить его состояние.

— Уважаемый генерал, — садясь на край широкой койки и всматриваясь в синюшное лицо Малиновского, начал Дэвид, — я чрезвычайно сочувствую вам. И приношу одновременно глубокие извинения за то, что до сегодняшнего вечера никто ничего не сообщит вашей семье.

С правого глаза генерала вытекла и начала спускаться по щеке одинокая слезинка. Он лишь вздохнул.

— Вы мужественный человек, генерал, — продолжал Дэвид, — и, коль скоро произошло такое несчастье, мы должны с вами именно сегодня отыграться на Главаре, так жестоко поступившем с вами. Да, вы бросили очень неосмотрительный клич народу собираться на Крытой Арене. Да, вы сорвались и, простите, напортачили этим выступлением по телевизору. Но из всего надо извлекать выгоду, какой бы страшной ни была цена. Имею в виду вашу правую руку. Так вот, генерал, за эту руку мы должны с вами отомстить. Кровь смывается только кровью. Я почти уверен, что Главарь прибудет со своими обезьянами на вечернее празднество. И я сделаю все возможное и невозможное, чтобы положить конец его банде.

Генерал Малиновский, не шевелясь, тихо плакал. Но это не были слезы жалости к себе. То были слезы надежды.

— Поэтому выслушайте мой план, уважаемый генерал.

Далее полковник Нэш изложил все детали. Мы же скажем в более общих чертах. К вечеру генерала Малиновского врачи, косметологи и прочие специалисты должны привести в такое состояние, чтобы он выглядел перед телекамерами совершенно здоровым. Его посадят в постели, оденут в генеральский мундир, но снимать будут только до пояса. Декораторы оборудуют помещение палаты так, чтобы она выглядела рабочим кабинетом Малиновского. По правую руку будет стоять бюст Президента, по левую — древко с державным флагом. Накаченный допингом комендант произнесет пламенную речь, которая будет прямо транслироваться на огромные экраны Крытой Арены. Речь самолично составит полковнк Нэш.

На этом и порешили. Прощаясь, Дэвид с удовольствием отметил, как порозовело лицо Малиновского, как загорелись его глаза.

Празднество было намечено на восемь вечера. Поэтому времени у полковника было в обрез. Предстояло много работы.

Перво-наперво он заехал в место своей дислокации, которое, надо сказать, и не думал менять после того, как Главарь его раскусил. Нэш привык поступать нестандартно. Он даже не усилил охрану на входе. И ничего не сказал подчиненным — лишние страхи им теперь не нужны. Ведь приходит время грандиозного действия.

Взвод он инструктировал долго и тщательно. А затем, вопреки вроде бы здравому смыслу, погнал всех в спортзал. И лишь измучив солдат, офицеров и себя самого на тренажерах, дал прилечь на полтора часа. На обед Дэвид велел подать только высококалорийный белковый коктейль из перетертого в жидкость тунца. Сам же не ел ничего. Прекрасно зная свой организм, Нэш решил воспользоваться внутренними резервами. Так будет лучше работать мозг, обострится реакция и все прочие чувства. Откроется так называемый третий глаз, когда он будет чуять Главаря на расстоянии и действовать по наитию.

К семи часам вечера в радиусе пятисот метров от Крытой Арены творилось невообразимое. Море народа окружало этот дворец развлечений. Счастливых обладателей билетов пропускали по живому коридору из автоматчиков — около тысячи солдат. Артисты же, обслуживающий персонал, охрана и сам Нэш с вооруженным до зубов взводом проникали через подземный километровый тоннель, ведущий от комендатуры. Людей везли на трамвайчиках, числом посадочных мест около тридцати.

Без пятнадцати семь, задолго до начала представления, Нэш сидел в кабинете директора Крытой Арены, расположенном на высоте пятого этажа, и строго его, директора, инструктировал. По плану полковника, солдаты и офицеры, переодетые в обывателей, однако со скрываемыми под одеждами пистолетами, мини-автоматами, ножами и гранатами, рассядутся в секторах — так, чтобы держать под контролем всю площадь. Сам же полковник с бойцом Свенсоном заберется под самый купол. У них будут автоматы, снайперские винтовки и пеленгаторы (правда, пеленгаторы по непонятным причинам в последнее время совершенно бездействовали). Также у Нэша будет специальный передатчик, поддерживающий постоянную связь с директором, который засядет в мониторной. Ну и, естественно, — передатчики, связывающие полковника со взводом.

Зал Арены тем временем наполнялся. Народ шел на изрядном подпитии, веселый и лучезарный. Ограничение по возрасту, впрочем, было — лица до шестнадцати лет не допускались на это действо.

Пестрые, цветастые, праздничные одежды зрителей. Причудливые, почти клоунские облачения служителей — гардеробщиков, буфетчиц и прочих. По рядам и лестницам зрительного зала ходили девицы, предлагающие пиво. Почти голые. Вернее, на телесного цвета прозрачные трико красавиц были натянуты символические разноцветные трусики. Дэвид замечал с наблюдательного пункта в бинокль, как многие подвыпившие мужики похлопывали этих продавщиц по игривым попкам. И те в ответ улыбались. Одним словом, атмосфера была веселой. Даже, так сказать, чересчур.

Что ж, думал полковник Нэш, тем в большую ярость придет Главарь, тем более неосмотрительно и ошибочно станет он действовать.

С какого-то момента Дэвид почувствовал, что Главарь уже здесь. Растворился, подлец, в толпе вместе со своими офицерами. Но не привел же он сюда, черт возьми, обезьян! Однако, эти твари наверняка появятся в разгар действия. Но где Главарь их скрывает? Вопрос! Нэш с какого-то времени просто отчаялся следить за молчавшим пеленгатором и в раздражении его выключил, засунув в карман. Или разработчики напортачили, или же Главарь и тут его обхитрил. «Гад! — бесился Нэш. — Тем ужаснее будет твоя участь».

Представление началось выходом на арену трех слонов под развеселую музыку. Под овации и крики зрителей. На шеях исполинских животных сидели индусы- погонщики, а на спинах слонов размещались площадки, где находились артисты и акробаты. Одни стояли на руках. Другие жонглировали факелами. На третьем слоне крепкий мужик вращал и подбрасывал женщину с большими белыми ляжками.

А затем пошло и поехало: фейерверки, поп-певцы, клоуны, драматические сценки, артисты балета и оперы, глотатели огня и люди, ходящие по раскаленным углям. Много, очень много всего разного наблюдал полковник в бинокль.

Главное: после упомянутого выхода слонов на двух огромных экранах появился комендант, находящийся в «своем кабинете». Совершенно бодрый и жизнерадостный. Он поздравил народ с началом торжества веселья и смеха, восхитился его мужеством и пожелал повергнуть террористов в священный трепет «стойким национальным характером». Комендант, проклиная злодеев, энергично жестикулировал левой рукой, упорно не показывая правую. Но этого никто не заметил.

Минут через двадцать генерал поспешно распрощался со зрителями, пожелав веселой ночи. И экраны погасли. Как рассказывали потом Нэшу, Малиновский, взволновавшись, начал терять сознание. После выхода из эфира его долго откачивали. Даже возили в реанимацию, где он пробыл часа три. Слава Богу, все обошлось и генерала вернули в палату. Но к тому времени многое изменилось на Крытой Арене. Врачи были в курсе, поэтому генералу категорически запретили смотреть телевизор, транслирующий это грандиозное зрелище.