Еще дальше к северу, в Молен-Гат, Дринкуотер различил темное пятнышко — «Дилиджент», тогда как на западе, в Вест-Гате, виднелись три мачты люггера «Блэк Джоук», некогда посыльного корабля при графе Хау. Между двумя этими точками простиралось плоское песчаное пространство, обрамленное барашками прибоя — Хаакгронден. Пространство постепенно сокращалось по мере нарастания прилива. На западе опускалось за горизонт багровое солнце, морская вода была зеленой как нефрит, за исключением золотой полоски, бежавшей по рябящей поверхности со стороны заката.

Дринкуотер вернулся на палубу, приказал поднять сигнал «Противник установил реи» и дать выстрел из орудия. Когда солнце зашло «Блэк Джоук» подтвердил получение и репетовал сигнал для ближайшего из кораблей Троллопа, шлюпа «Мартин». Натаниэль удовлетворенно улыбнулся. Элизабет сочла бы его в этот миг очень самодовольным.

— Видал как улыбнулся мистер Дринкуотер? — вполголоса спросил Тригембо у стоявшего рядом с ним у борта матроса. — Похоже, в скорости ждать нам дела, приятель.

К полуночи сумерки окончательно сменились тьмой, и над морем повисла мертвая тишина. Слышалось только поскрипывание руля и румпеля.

— Прилив растет. Опускаем центральные пластины и перемещаемся немного к норду, мистер Джессуп. Распорядитесь.

Натаниэлю не хотелось изнурять команду лишней работой, но даже одна миля на север даст им намного лучший обзор стоящего на якоре голландского флота, не приближаясь одновременно на опасное расстояние к батарее. Центральные пластины заблаговременно предупредят о мели такой тихой ночью, а умаявшимся на веслах матросам недосуг будет задумываться о своих бедах, как настоящих, так и вымышленных.

Ритмичное пощелкивание известило его о том, что брашпиль оснащен, тем временем плотник с помощником выбивали пробки из весельных портов. Глухой стук в середине палубы говорил, что матросы разбирают весла со стойки между шлюпками и вставляют их в уключины. На юте появились два человека, снявшие крепления с румпеля. Они застыли, ожидая распоряжений капитана.

— Якорь встал, — раздался негромкий доклад с бака. Спустя некоторое время донеслось, — Якорь чист.

— Лево руля, — повинуясь команде, рулевые налегли на румпель. — Командуйте гребцами, мистер Джессуп.

Весла пришли в движение, неуклюже взметнувшись над фальшбортом и расплескав воду. Затем Джессуп, задавая односложными восклицаниями ритм, постепенно заставил гребцов работать в унисон. «Кестрел» набирал ход, разворачиваясь по течению под аккомпанемент изобретательных эпитетов боцмана в отношении родственной линии британских матросов. Дринкуотер выровнял судно на курсе и через полчаса они снова бросили якорь.

— Заведите шпринг, мистер Джессуп, затем отпустите подвахтенных. На рассвете мы должны быть готовы к бою, на случай, если голландская яхта придет в движение.

— Есть, сэр, — ответил боцман и отправился отдавать приказы.

Дринкуотер был доволен собой. Центральные пластины ни разу не коснулись грунта. Куттер оказался там, где и намечалось. Сбросив башмаки и завернувшись в плащ, лейтенант вскоре погрузился в сон.

Разбудили его в шесть. Пять минут спустя он был уже на палубе. С оста задувал резкий ветер. В пять склянок Натаниэль приказал свистать всех наверх и заряжать орудия. Приготовились также к тому, чтобы быстро поднять паруса, если вдруг на рассвете выяснится, что они оказались в опасной близости от батареи. Утро пришло вместе с туманом.

Час спустя Дринкуотер позволил матросам разойтись с постов, а сам спустился вниз, побриться и позавтракать. Овсянка с патокой согрела его, и только недавно обретенное капитанское достоинство воспрепятствовало ему позубоскалить над Эпплби, который полушутя жаловался, что скрип уключин всю ночь не давал ему спать. Но факт, что ветер задул с востока, беспокоил Натаниэля и не давал ему окончательно расслабиться.

Он вернулся мерить шагами палубу, ожидая, когда туман рассеется. Если выяснится, что куттер встал на якоре не в том месте, ему следует незамедлительно уносить ноги, не то можно очутиться под перекрестным огнем с яхты и батареи Кийкдуина. Лейтенант старался успокоиться, остановить пот, струящийся по спине, и выкинуть из головы непрошенно залезшую в нее громкую фразу: morituri te salutant…

— Туман рассеивается, мистер Дринкуотер, — заметил Трэвеллер, которому не терпелось пострелять из своих драгоценных пушек.

— Спасибо, мистер Трэвеллер.

Натаниэль прошел вперед и стал взбираться на мачту. Со своего насеста наверху он разглядел рангоут голландских кораблей, торчащих из тумана, укутывающего городок Ден-Хельдер. Ближе к морю пелена почти уже развеялась, и до него докатился грохот одиночного выстрела — батарея пристреливалась по куттеру. Яхта по-прежнему стояла на фарватере, кабельтовых в восьми, а за ней, эффектно возникая из тумана, обрисовывался расположенный в гавани голландский флот.

Движение на нем было явственным. По мачтам бегали матросы, и едва Дринкуотер начал привычный пересчет, корабли начали верповаться. В полдень к «Кестрелу» подошел «Блэк Джоук», осторожно пробравшийся через Вест-Гат. По согласию капитанов, именно люггеру предстояло передать в послеобеденный час седьмого октября Троллопу весть, что флот Нидерландов пробудился к жизни. Все указывало на то, что если ост удержится, адмирал де Винтер выйдет в море.

День клонился к вечеру, а бриз все дул ровно. Дринкуотер оставался на палубе, не решаясь сойти вниз. Утомительные месяцы блокады заставили его сжаться как пружина, и теперь он был готов распрямиться. Относилось это не только к нему, но и всему экипажу «Кестрела». Капитан оглядел палубу. Матросы вели себя беспокойно: они наполовину надеялись, наполовину опасались факта, что голландцы могут выйти. Натаниэль бросил взгляд на восток. Яхта оставалась на якоре, как пес на цепи у хозяйской двери, а за ней…

Дринкуотер потянулся за трубой. На одном из кораблей взметнулись паруса, а под волнорезом появился бурун, словно косточка в зубах у собаки. Лейтенант поспешил на бак и снова прильнул к окуляру, примостив трубу на снастях.

Это был фрегат, идущий под марселями. Он просто намерен сменить стоянку или призван вывести флот в море? У Дринкуотера пересохло во рту, спина покрылась испариной, а сердце забухало как молот. Фрегат не сбавлял хода. Натаниэль не отрываясь наблюдал за ним минут десять, потом облегченно выдохнул: марсели фрегата затрепетали, он стал разворачиваться бортом, становясь на якорь. Значит, фрегату отвели роль сторожевого корабля, который должен будет готов двинуться первым и смести препятствия с пути армады де Винтера. Напряжение схлынуло. Он собирался уже спускаться, как заметил краем глаза движение рядом с фрегатом. От борта последнего отвалила шлюпка и направилась к яхте.

На закате солнца «Кестрел» поднял сигнал «Противник в высокой степени готовности», принятый стоявшим в пяти милях к весту «Блэк Джоук».

С палубы куттера Натаниэль видел, как люггер отрепетовал сигнал, а спустя несколько минут пришел ответ от Троллопа. Это были три квадратных флага и черный шар, означавшие: «Не имею поддержки».

Дункан не подошел.

Дринкуотер еще раз посмотрел на восток. Значит, остается отступать перед противником. Шлюпка отвалила от яхты, возвращаясь к фрегату. Какие приказы мог получить командир яхты? Видимо, инструкции по выходу в море. И тут Натаниэль заметил еще кое-что. Нечто, от чего мышцы живота болезненно сжались, а по всему телу прокатилась дрожь. На мачте голландской яхты взметнулся флаг. Черный раздвоенный вымпел.

 Глава пятнадцатая

Восьмое-одиннадцатое октября 1797 г.

Заснуть той ночью Натаниэлю Дринкуотеру так и не удалось. Услышав, как отбили четыре склянки полуночной вахты, он встал, зашел в каюту и открыл ящик, в котором Гриффитс держал выпивку. Обхватив пальцами горлышко первой попавшейся бутылки, он вытащил ее, вынул пробку и стал вливать в себя коньяк. Аромат напитка напомнил ему про ту ночь под Бобиньи и глаза Ортанс Монтолон. У него складывалось стойкое убеждение, что круг замыкается. «Колдовство», — пробормотал он и снова приложился к бутылке, вздрогнув от обжигающего укуса спирта. Как человек, прикасающийся к своему талисману, он стал думать об Элизабет, надеясь, что ее образ вытеснит Ортанс. Так он поступил много лет назад, в болотах Южной Каролины. Но теперь Элизабет казалась такой далекой, его от нее отделяли бесконечные часы грядущих испытаний и тяжесть упавшей на плечи ответственности. Данное им когда-то Элизабет обещание беречь себя казалось таким нелепым в свете приказа Дункана.