Лежа в одиночестве в большой кровати, Оливер прислушивался к звукам дома, которые были известны ему так же хорошо, как ритм собственного пульса. Отсутствие детей и Энн было очень ощутимо, и он почти физически чувствовал пустоту вокруг себя. Все-таки их присутствие в доме давало ему какое-то чувство уверенности. Да и сам дом, весь его знакомый уклад, обычно действовал на него успокаивающе. Мое лоно, подумал он, задаваясь вопросом, не испытывала ли и Барбара по отношению к дому подобных чувств. Он чувствовал, как она притаилась в кровати, которая когда-то была их общей постелью, в своей комнате на другом конце коридора. "Притаилась" — это слово первым пришло ему в голову. И он даже увидел, как она лежит, скорчившись, словно эмбрион, и прислушивается, как и он сейчас, к звукам дома.

Не в силах заснуть, он выбрался из постели и поискал водки. Обнаружив бутылку, он налил немного в бокал, затем открыл окно и достал с карниза небольшую упаковку с апельсиновым соком. Оставалось немного, и он вылил весь сок в бокал, после чего жадно выпил получившуюся смесь.

Затем упал на кровать и вскоре стал погружаться в дремоту. Прежде чем окончательно заснуть, он услышал царапание в дверь.

Бенни.

Не открывая глаз, он поднялся, отворил дверь и услышал, как Бенни протопал на свое привычное место на коврике. Оливер вернулся в постель, чувствуя облегчение, словно с плеч упала гора.

Все началось с какой-то абстракции. Сначала он потерял всякое ощущение времени. Затем в мозгу разорвалась разноцветная вспышка, и он открыл глаза. Комната превратилась в игрушечный калейдоскоп, узор которого непрерывно перемещался.

Испугавшись, он сел и протер глаза, но рисунок калейдоскопа лишь в очередной раз изменился. Узор и не думал пропадать. Геппельуайтский секретер начал раздуваться, пока он смотрел на него, а картотечные ящики, казалось, просто парили в воздухе. Вытянув руку, он попытался дотянуться до одного из них. Ящик просто растаял в воздухе.

Но когда он взглянул на прикроватный полог, спускавшийся сверху прямо на него, как в знаменитом фильме ужасов, он услышал крик. Это совсем не походило на его собственный голос — какое-то жалобное кудахтанье, словно осипший петух на рассвете. Выпрыгнув из постели, он почувствовал, как его колени подогнулись, и лег на пол, задыхаясь, пытаясь найти в происходящем хоть какой-то намек на разумность.

Голова, — чуть прояснившееся сознание подсказало ему. Моя голова. Он дотронулся до нее, и ему показалось, что голова увеличилась в размерах, но стала мягкой, как губка. Он чувствовал, как что-то движется рядом с ним, что-то светящееся и большое, сияющее, как крупный шар белого огня. Это было живое, и от его дыхания шло зловоние. Что-то теплое и влажное накрыло его лицо. Сидя на полу, вытянувшись в струнку, он наблюдал за видением. Оно было чудовищным, отвратительным, оно двигалось. Он ударил по нему кулаком и услышал странный звук, преувеличенно громко отдавшийся у него в ушах.

Его взгляд никак не мог сфокусироваться на чем-нибудь, и тогда он стал пятиться задом, скользя по полу, опрокидывая бутылки. Стекло захрустело под его весом, и он почувствовал, как острые осколки впиваются ему в ягодицы. Он следил за тем, как передвигалось видение, затем в ужасе отвернулся. Никогда в жизни не испытывал он такого страха, словно неожиданно оказался в одном из кругов ада.

— Смилуйся надо мной, — крикнул он, но сам не услышал своего голоса. Встав на колени и помогая руками, он стал прокладывать себе дорогу среди валявшихся на полу предметов. Оглянувшись, он заметил, что видение следует за ним. Цвета продолжали разрываться в его голове. Каждая вещь в комнате казалась искривленной, какой-то непропорциональной. Его тело натолкнулось на что-то холодное и твердое, и на мгновение к нему вернулась способность мыслить логически. Он находился в ванной комнате и пытался забраться в ванну. Однако видение по-прежнему преследовало его.

Уцепившись за горящий позолотой металлический предмет, он почувствовал, как тот поворачивается у него в руке, и в следующую секунду его окатило холодным дождем. Он лежал на спине, подставив под струи воды тело. Разноцветные капли заполняли все пространство вокруг него, копошились, словно насекомые. Этот дождь напомнил ему о чем-то, что случилось очень давно. Он услышал, как капли барабанят в оконное стекло, а приглушенный голос сонно бормочет: "Двадцать долларов раз. Два".

— Продано! — взвизгнул голос. Тело накренилось, его охватывало оцепенение. Он был уверен, что это его собственные слезы льются на него потоком.

Способность логически соображать возвращалась неровными рывками, словно блики на экране компьютера, которые сперва возникали без всякой связи, а затем стали складываться в определенную последовательность. Буйство красок померкло и начало исчезать. Сквозь падавшую воду ему был виден луч солнечного света, и наконец он понял, что лежит в ванной, а сверху на него потоком льется вода из душа.

Проверяя свои рефлексы, прежде чем сделать попытку подняться на ноги, он почувствовал боль в ягодицах, а когда медленно встал, то голова закружилась и заболела. Осторожно выйдя из ванны, он оперся на раковину и закрыл воду в душе. На полу ванной комнаты была кровь, кровь была и на его пальцах, которыми он коснулся порезанных мест. Глаза видели уже довольно четко, и он сумел различить в зеркале свой крестец, покрытый порезами.

Промокнув порезанные места, он обрызгал их одеколоном, затем вышел из ванной в комнату. Там царил полный разгром. Постельное белье в беспорядке валялось на полу, который был усыпан осколками стекла. Он осторожно прошел и сунул босые ноги в туфли. Стоя посередине комнаты, он пытался реконструировать происшедшее. Странным образом он до сих пор помнил образы, которые видел. Какие-то формы и звуки, более подходящие для ночного кошмара. Затем услышал жалобное поскуливание Бенни и увидел, что пес испуганно жмется в угол, а в его огромных карих глазах застыла боль. Он выглядел потрепанным, каким-то жалким. Подойдя ближе, он увидел, что вся шерсть покрыта странным липким составом белесого цвета.

Ухватив пса за ошейник, Оливер потащил его в ванную, где, задернув занавеску, погрузил комнату в полутемноту. Светящаяся краска. Его внезапно озарило. Он вспомнил апельсиновый сок.

— Черт бы его побрал, — завопил он, чувствуя, как ярость перехлестывает через край и сворачивается в тугой шар в груди.

Он торопливо оделся, подобрал упаковку из-под сока и, прицепив к ошейнику Бенни поводок, повел пса вниз. Он даже не посмотрел на запертую дверь в комнату Барбары, изо всех сил стараясь сдержать переполнявший его гнев. Скоро она пожалеет об этом, пообещал он себе. Это ей дорого обойдется. Он отвез Бенни в ветеринарную лечебницу.

— Что за придурок сделал это? — спросил врач, оглядев Бенни.

— Кому-то он не понравился, я полагаю, — ответил Оливер.

— Понадобится целый день, чтобы очистить его как следует, — сказал ветеринар. — Я бы еще проверил его кожу.

Оливер кивнул, затем вытянул вперед картонку из-под сока.

— Не могли бы вы сделать мне еще одно одолжение. Я бы хотел получить результаты анализа того, что находится в этой упаковке. Мне кажется, он немного отпил.

— Апельсиновый сок? — ветеринар покачал головой с озадаченным видом. Взяв в руки картонку, он принюхался и пожал плечами. — Я позвоню вам, — он посмотрел на Бенни. — Эх ты, несчастный сукин сын, — произнес он, уводя пса за собой.

Оливер отправился к себе в офис, но не мог сосредоточиться на делах. Время от времени в голове возникали красочные вспышки, подобные ночным, и тогда его бросало в холодный пот. Большую часть дня он провел на кушетке, пытаясь собраться с силами.

— Что с вами? — спросила его мисс Харлоу, зайдя к нему в кабинет.

— У меня была бессонная ночь.

— Все мужчины коты, — пробормотала она.

Наконец позвонил ветеринар. Мисс Харлоу соединила его с Оливером.