Изменить стиль страницы

Ибрагим Магометович Дзусов собирал со стола свои вещи. Из полевого блокнота выпала фотография Лавицкого. Он поднял ее. Вздохнул:

— Не могу себе представить его мертвым. — И положил фотографию к себе в планшет.

В последний момент он особенно много разговаривал со своими друзьями-однополчанами, и главным образом о Лавицком.

— Он, как никто другой, владел своим настроением, обладал волей — сжатой пружиной, которая разжималась в тот момент, когда в этом появлялась особенная нужда. Отсюда высокая результативность полетов. Ведь он ни разу не был сбит фашистами. Команды его были точны. Управлял боем умело, просто, естественно. Принимал решения, которые свидетельствуют о незаурядных способностях. Давайте же не вешать головы. Будем с новыми силами биться с врагами. И пусть это будет памятью о нашем боевом товарище, с именем его войдем в Берлин.

* * *

В мае 1945 года, в один из первых дней мира, генерал-майор авиации И. М. Дзусов сидел вместе с Никулиным, своим заместителем по политической части, в нетронутом войной особняке на западной окраине Берлина. Вспоминали бои минувшие, летчиков, с которыми довелось воевать.

— А ты хорошо знал, Ибрагим, капитана Лавицкого? — спросил Никулин.

— Дорогой мой комиссар, как же мне было не знать Лавицкого, одного из питомцев 9-й орденов Ленина и Богдана Хмельницкого краснознаменной Мариупольско-Берлинской гвардейской истребительной авиационной дивизии. Я сам его рекомендовал в партию, сам представлял к правительственным наградам, Звезду Героя вручал. А сколько раз с ним громили немецких асов! Отчетливо помню бои в Крыму, над Чечено-Ингушетией, Осетией, на Кубани. И невозможно забыть такого парня. Да вот его снимок! — Ибрагим Магометович достал из планшета фотографию и показал ее Никулину.

— Представь себе, — задумчиво сказал тот, — я с ним где-то вроде бы встречался. Нет, пожалуй, не встречался. Видел его фотографию в одном из номеров нашей армейской газеты. Там же был помещен список летчиков, указан их боевой счет.

— Припоминаю! Припоминаю! Был такой список в газете «Крылья Советов». Кажется, напечатали его 1 мая 1943 года. Да! Какого летчика потеряли, — продолжал Дзусов. — В нем сочетались многие качества настоящего аса. А ведь мы собирались с ним встретиться в Берлине, после. Победы. Да не довелось.

— Есть у него родители?

— Есть! Живут в Смоленской области.

— Надо разыскать родителей, позаботиться о них.

Имя его не забыто

В небе Кавказа i_030.png

В купе пригородного поезда Гудермес — Грозный было накурено. Стучали костяшки домино. Кто-то включил транзистор, и полилась мелодия: «Вьется в тесной печурке огонь. На поленьях смола, как слеза. И поет мне в землянке гармонь про улыбку твою и глаза».

Потом исполнялись другие фронтовые песни. Приостановили игру доминошники. Приутихли разговоры.

И тут я обратил внимание на седого, как лунь, старичка. В руках он держал книгу, на обложке которой два краснозвездных «ЯКа» стремительно атаковали немецкий бомбардировщик. Автор книги И. Дзусов. Генерал Дзусов — бывший командир полка, а затем дивизии, в которой служил Николай Лавицкий. Тот самый «Тигр»!

Мне приятно было прочитать знакомую фамилию. Но можете представить мое удивление, когда я узнал, что мой попутчик — отец Николая Лавицкого.

Мы разговорились.

— Побывал в тех местах, где сын погиб. А теперь возвращаюсь. Взял горсть земли. Положу ее у памятника, что воздвигнут в парке на берегу Азовского моря в городе Жданове. Там теперь наша семья живет. Уже после войны Коля был перевезен туда.

Старик показал фотографию.

За небольшой оградой — высокий постамент, а над ним стрела, на вершине которой силуэт истребителя. Вокруг — цветы.

— Походил я по вашему Гудермесу, был на улице, где висят таблички с фамилией Лавицкого. И на родине его не забывают: в селе Шиловичи, что на Смоленщине, школе присвоено его имя. И одна пионерская дружина названа в его честь.

Я рассказал Ефиму Егоровичу, что давно уже собираю материалы о его сыне. Познакомил его с письмом генерал-майора в отставке Павла Максимовича Берестнева, того самого Берестнева, с которым летал Лавицкий.

«Николай Лавицкий принадлежал к числу советских асов, чья боевая слава не померкнет в сердцах летчиков части, в которой геройски воевал он. Н. Е. Лавицкий был человеком, беспредельно любившим свою Родину. На его боевых традициях можно и нужно воспитывать молодое поколение. Улица в Гудермесе по праву названа именем героя».

* * *

Я — в станице Поповической, там, где похоронены многие боевые друзья Николая Лавицкого. Сегодня живые пришли отдать почести тем, кто погиб тогда во славу Родины. Не очень-то стройно, хотя и пытаясь сохранить военную выправку, идут те, кто когда-то воевал вместе с Николаем Лавицким. Каждому из них — давно за пятьдесят.

По мощенной каменными плитами дорожке, мимо березок, посаженных руками молодежи, несут венки ветераны 9-й гвардейской. Над непокрытыми головами летчиков, техников, механиков, прибористов, воинов батальона аэродромного обслуживания несется песня:

Мне часто снятся те ребята,
Друзья моих военных дней.
Землянка наша в три наката.
Сосна сгоревшая над ней!..

Но вот смолкает песня. Затихли голоса. Идут ветераны к памятнику в центре станицы.

В рядах пионеров переговариваются:

— Слышишь, Вася, а этот со Звездой Героя — вылитый дядя Ваня Бабак из Полтавы!

— А ты откуда знаешь? — переспрашивает другой.

— Да так, догадываюсь. Мы посылали письма ему, а он прислал нам газету со статьей «Мужество». И там на фотографии он совсем молодой. Писал, что скоро будет у нас.

Да, это был Иван Бабак — друг Николая Лавицкого.

Он произносил жаркую речь о боевых друзьях, звал пионеров брать пример с героев-летчиков. И я вдруг подумал: этого человека больше всех ценил Николай Лавицкий за его великую мужественную правду: «…с Бабаком пойду на край света! Не подведет!» И мне показалось, что глазами Бабака через тридцатилетие смотрит сейчас Лавицкий на нас. Значит, нет, не сгинул человек, если остались его боевые друзья. Он живет в них. Им он передал эстафету жизни.

Эти же мысли приходили, когда я стоял у обелиска Лавицкому и Семенишину в Жданове.

И снова Гудермес…

Мы идем по вспаханному чернозему. За нами неотступно следуют красные следопыты поискового батальона «Дорогами славы и бессмертия». Этот условный ребячий — батальон формировал я, старший лейтенант запаса.

В руках ребят пунцовые гвоздики. Они несут их, чтобы положить на месте гибели летчика-героя.

Это место уже неподалеку. Со мной рядом — Александр Кукленко. Вот мы стоим на холме. Отсюда видны широкие дали Притеречья. В бездонной синеве неба многоголосо поют птицы, перед будкой 820-го километра тепловозы дают сигнал. Все эти звуки переплетаются с шорохом ветров, шелестом молодой листвы деревьев на лесополосе.

С трудом пробираемся в середину лесополосы. Небольшая, но явственно проступающая воронка. Она ничем не напоминает о трагедии, происшедшей здесь в дни войны. Но мы знаем — в самом центре тогда была замурована стеклянная гильза, а в ней находится записка со словами: «На этом месте трагически погиб Герой Советского Союза гвардии капитан Николай Ефимович Лавицкий. Спасая эшелон от взрыва, он пожертвовал собою. И дата: „10 марта 1944 года“».

Ребята прямо в воронку кладут гвоздики. Их много. И теперь они напоминают огненно-красный костер.

Возвращаясь назад, мы оглядываемся и оглядываемся. А он все горит и горит — этот костер бессмертия.

Вот мы уже в городе. Проходим мимо здания горкома партии, того самого здания, куда пришла в марте сорок четвертого года весть о гибели Лавицкого.