Огневые взводы должны пройти этот пункт на час раньше. Мы запаздывали.

Ночное время тянется так же медленно, как мой тягач. Перед радиатором торчит орудийный ствол. На остановках мерцали габаритные фонари. Тягач трогался, и они пропадали в облаках пыли.

Во второй половине ночи стало немного легче. Не нависали ветви деревьев. Улучшилась видимость. За небольшим заболоченным ручейком показались дома. Это, кажется, была Рудня-Осошня. Вся улица занята повозками и машинами со спящими людьми. Вероятно, 5-я батарея успела уйти дальше.

Брезжил рассвет. Над верхушками деревьев светлел восток. На дороге не было тягачей, исчезла и пыль. Мы подошли к развилке. Обе дороги ничем не отличались одна от другой. Куда ехать?

Моя схема не давала ответа. Развилки на ней не было, а линия маршрута отклонялась к северо-востоку. Неужели я проглядел, тогда под палаткой?

Пришлось остановиться. Осмотр дороги не рассеял мои сомнения. Следы гусениц, оставленные в пыли, ни о чем не говорили. Может быть, Васильев знает? Нужно сверить схемы. Но ничего утешительного ни Васильев, ни его схема сообщить не могли.

Огневые взводы стояли, не зная, куда двинуться. Командиры орудий закончили осмотр. Уже подошел и отставший тягач с прицепом. Люди спали сидя на станинах, склонившись один к другому. Мимо проходили машины. Одни поворачивали вправо, другие — влево. Никому не было дела до наших командирских забот.

Может быть, найдется карта у кого-нибудь из проезжающих? Техник-танкист одной из частей 9-го мехкорпуса остановил машину. Карты он не имел, но утверждает, что на Чернобыль вела правая дорога.

— Чем дальше в лес, тем больше... дорог, — сказал Васильев, когда танкист захлопнул дверцу кабины. — Пойдем по правой. Через несколько километров стоит хуторок. Лес кончится. Дальше еще один знак... большая деревня Марьяновка. Вот она, — Васильев поднес свою схему. — А если нет... мы выбросим эти папирусы и повернем налево!

Повернем! Где? Когда? Но задерживаться больше нельзя.

— По местам!

Мои недоумения усиливались по мере удаления от развилки. Дорога имеет малоезженный вид и начала отклоняться от первоначального направления. Я уже хотел остановиться, когда заметил постройки. Должно быть, село. За ним лежало обширное поле. Узнать название населенного пункта будет нетрудно, и тогда все станет ясно.

Но поиски жителей оказались тщетными. Жизнь в хуторе, как и в пройденных ночью, замерла. На улице виднелись лишь следы гусениц и колес.

Орудия двигались дальше.

Начинались поля. Дорога убегала к горизонту. Вдали клубились облака пыли. Замыкающий тягач уже миновал крайние дома.

Вдоль обочин пролегал широкой полосой бурьян. На бугре, который лежал справа, белели ряды домов. По-видимому, село Рогачевка. «Интуиция, кажется, не подвела Васильева», — подумал я.

Тут появился и он сам. Ловко вскочив на лафет, перебрался через сиденье передка и повис на подножке.

— Не знаю, кому как, а мне надоело дышать пылью не своей дороги, — Васильев спустился на сиденье.

Мне не нравилась манера выражаться, к которой иногда прибегал Васильев. Пыль не своей дороги? В 3-й батарее под Малином произошел такой случай. Лейтенант Сотенский, старший на батарее, попросил некоего начальника принести веер, якобы ошибочно унесенный на наблюдательный пункт. Служивший прежде в другом роде войск, начальник не знал артиллерийской терминологии и, приняв просьбу всерьез, отправился за «веером». Командир батареи удивился неожиданному появлению на НП нового лица и сумел подавить улыбку. Но все вокруг хохотали.

— Советую вам вместо опахала воспользоваться веером.

— Я говорю о другом, — поморщился Васильев и указал на тригонометрический пункт. — Вы видите? На вашей схеме тригопункт почему-то не нанесен, у меня он справа, а торчит слева. Скверно. Мы едем не туда... Нужно разворачиваться...

Васильев подбирал листки своей схемы, я рассматривал местность. Мы полчаса назад миновали тригопункт. И теперь вот — новый. Геодезические сооружения такого класса возводятся на расстоянии 25–30 километров одно от другого. Это известно каждому артиллерийскому командиру. Колонна же прошла не более 4–5 километров.

Опять нахлынули сомнения. Но ведь колонну обгоняли машины, и ни одна еще не вернулась?

Недоразумение рассеялось только после того, когда я взялся за бинокль. Сооружение, встревожившее меня, оказалось сторожевой вышкой. Каркас, приближенный линзами, хорошо виден. Вышка строилась для местных надобностей, не была нанесена на топографические карты и, естественно, не попала на схему. Техник-танкист, по-видимому, был прав.

— Ну, не я ли подсказал дорогу?.. Пить хочется, а еще больше... есть, — пряча листы, говорил Васильев. — Давайте остановимся... хотя бы минут на пять-десять... привал полагается при всякой спешке... согласны? — и он прыгнул с подножки.

Теперь я могу вполне положиться на схему. Следующий населенный пункт назывался Марьяновка. За деревьями уже видны крайние хаты.

Звучное название, но меня — оно не трогает нисколько. Важно то, что село существует на местности и в моей схеме и что у ближайшего колодца не было ни людей, ни машин. Есть шансы утолить жажду, освежиться чистой водой и даже поесть, если удастся найти жителей.

Тягач заскрипел гусеницами, остановился. После осмотра люди наскоро помылись, колонна двинулась дальше.

В поле, среди копен, кормились подседланные лошади. Стоят двуколки, несколько 45-миллиметровых орудий с передками, повозки. Какая-то кавалерийская часть, отдыхавшая на привале.

Орудия приближаются к селу. Позади поднялась тревога. Со стороны поля, занятого кавалеристами, летел корректировщик. Началась беспорядочная стрельба. К ней присоединились и сонные орудийные номера. Корректировщик, прострочив в ответ из пулемета, стал удаляться в сторону леса, темневшего на востоке.

День, который начинался таким образом, предвещал мало утешительного. Погода благоприятствовала налетам. На утреннем небосклоне пока я не замечал «юнкерсов». Может быть, сегодня они не прилетят?

Показался хвост длинной артиллерийской колонны. Замыкающие орудия — не дальше чем в двух километрах. Но преодолеть это расстояние при равных скоростях было не так-то просто. Тягачи только втягивались в лес.

Под деревьями было прохладно и сыро. Редкие солнечные лучи, проникавшие сквозь ветки, освещали пятнистые лужайки, покрытые мхом и лишайником. Дальше — болото с кочками и желто-бурая неподвижная вода. Тягач медленно полз по следу, все глубже погружаясь в черное месиво.

Натужно гудел двигатель. Орудие переваливалось, ныряло в ямы и вновь вылезало на поверхность, точно плыло на буксире. Но вот гусеницы коснулись чего-то твердого. Тягач зарычал, дернулся и пошел дальше свободно. Под низом находился настил. Кое-где он разрушен, но местами еще держался, в грязи торчат бревна.

По сторонам редколесье. В северном направлении открылся вид на косогор с разбросанными всюду — кучами и в одиночку — домами. Село Мартыновичи. Купы деревьев вырисовывались на обширном лугу, он начинался за болотом и шел дальше к деревенским огородам.

На позиции стояла 76-миллиметровая батарея Ф-22. Длинные стволы орудий, опущенные к земле, почти перекрыли дорогу.

Частые повороты огибали наполненные водой торфяные ямы. Потом колея отвернула совсем в сторону. Деревня скрылась. Перед глазами лежал тот же бугор. Где переправа и сама река Уж?

Много раз она преграждала наш путь, неожиданно появлялась, блеснув на солнце, чтобы тут же исчезнуть среди густых зарослей. Похоже было на то, что берег недалеко. Луг делался суше. Там и сям поднимались стога сена. Два из них возвышались по обе стороны дороги, образуя ворота. Посредине стоял сапер-регулировщик. Я направился к нему, потом к группе командиров.

Старший группы — полковник, не вдаваясь в расспросы, взмахнул рукой. Сапер, которому адресовался жест, указал флажками в направлении церкви на бугре. Проезд открыт.

Я вернулся к тягачу. Рядом стоял старший лейтенант Юшко.