Впервые мы получили приказание отойти и оставить противнику обширную территорию.
— Что с тягачами? — спросил комиссар. — Вроде жалоб не было. Нужно следить. Я, если командир батареи не возражает, поеду на замыкающей машине... — и, не удержавшись, заговорил о том, что тревожило всех нас. — Да... путь не близкий... Чернобыль... Сколько туда километров?.. Удивительно, под Малиной дрались за каждую кочку, а тут... сколько земли уступаем без боя... Откатимся на Припять, а там, глядишь, недалеко и до Днепра...
— Ну и что же? — возразил Миронов. — На юге, а теперь и севернее Киева немцы, по-видимому, уже вышли к Днепру, а на Западном фронте продвинулись значительно дальше этого рубежа. Наш отход вполне своевременный. Нужно помнить о положении там... на передовой... — он указал на запад. — Пехота должна оторваться от противника и выйти из боя под прикрытие заслонов... рискованное дело. Но даже при благоприятном исходе этого... маневра неизбежно начнется преследование. Немецкая одиннадцатая танковая дивизия, говорят, насчитывает сто пятьдесят танков. А наша пехота в каком состоянии? Батальоны равны ротам, а то и взводам... Вот почему приняты такие меры по обеспечению марша...
Но в главном вопросе командир батареи придерживался одного мнения с замполитом.
— ...до Днепра еще далеко. Согласен, жаль оставлять свою землю. Впрочем, мы делаем то, что приказано... Старшина, спасибо за ужин, — Миронов обратился ко мне: — Товарищ лейтенант, через десять минут, не позже... «По местам!»
Начинало темнеть. За обочиной светились солдатские самокрутки. Водители тягачей заканчивали заправку баков. Пришли младшие командиры с докладом. Колонна готова выступить в путь.
Я направился к своему тягачу. Навстречу шла знакомая машина. В кабине сидел Варавин.
— Товарищ лейтенант, неужели вы хотите забыть шестую батарею? — он улыбался.
Я ответил, что не собираюсь этого делать. Если есть договоренность, за мной дело не станет.
— Превосходно... доложите лейтенанту Миронову... вам приказано вернуться в шестую батарею.
Находившийся рядом лейтенант Свириденко понимающе кивнул и подал команду «Заводи!». Автомобиль Миронова уже выруливал на дорогу. Соскочив с подножки, Миронов подошел к Варавину.
— Послушайте, — начал он. — Это грабеж... У меня нет командира взвода управления... вы забираете еще и старшего на батарее. Договорились на три-четыре недели... Пусть останется. Свириденко приведет в порядок взвод управления, и ваш лейтенант вернется.
— Нет, — возразил Варавин. — Командир дивизиона согласовал вопрос с капитаном Значенко. Положение у всех одинаково. Лицам, временно прикомандированным в другие подразделения, приказано возвратиться на свои места. Должности командиров взводов управления будут замещаться командирами из четвертого дивизиона.
— Когда это будет? — усомнился Миронов.
— В ближайшие дни.
Слова младшего лейтенанта Варавина несколько успокоили командира 5-й батареи. Слухи о том, что часть людей 4-го дивизиона предполагалось направить на доукомплектование других дивизионов, появились еще после боев под Малиной. Правда, тогда говорили только о рядовом составе.
Нужно отметить, что 4-му дивизиону отводилась немалая роль в задачах, которые выполнял наш полк. Его подразделения имели новейшие по тому времени средства наблюдения, разведки, определения координат целей, обеспечивали топографические и метеорологические потребности наших батарей.
Но потери, понесенные полком, неисправность материальной части и оборудования значительно снижали возможности 4-го дивизиона. В его составе действовали лишь несколько станций БЗР (батарея звуковой разведки), топобатарея и АМП — артиллерийский метеорологический пост.
Поэтому 4-й дивизион привлекался к выполнению всяких текущих задач, таких, как прикрытие штаба, командного пункта, линии связи или, как это было под Малином, действовал вместо пехоты. И в этом нет ничего удивительного. Обстановка в те дни часто вынуждала командиров бросать в бой всех, кто мог стрелять в данную минуту, отодвигая прочь заботы завтрашнего дня, даже если они были вполне очевидными.
231-й КАП получил скудное пополнение личного состава. Между тем в 4-м дивизионе часть людей не имела постоянных занятий, в то время как на огневых позициях и наблюдательных пунктах их не хватало.
Все это, по словам Варавина, побудило командира полка использовать личный состав 4-го дивизиона для пополнения линейных подразделений.
— ...Через пару дней придут аировцы... Если же я оставлю лейтенанта, то неизвестно, когда мы еще встретимся, — как бы извиняясь, закончил Варавин.
Лейтенант Свириденко и я поочередно доложили о приеме и сдаче должности старшего на батарее. С этой минуты я освобождался от своих обязанностей в 5-й батарее. Но устав еще связывал меня с лейтенантом Мироновым. Я спросил разрешения и вернулся в колонну, чтобы проститься с командирами орудий и расчетами. Машина Варавина подавала нетерпеливые гудки.
Формальная задача
Видавший виды ГАЗ-АА 6-й батареи тронулся. В кузове находились лейтенант Смольков, сержант Митрошенко — командир отделения связи, разведчики, топографы, телефонисты и радисты, использовавшиеся в отделениях телефонной связи.
Кто-то из разведчиков уступил мне место. Митрошенко предложил палатку. Завернувшись в нее, я опустился на телефонную катушку.
Телефонисты и разведчики стали спрашивать о последних новостях и обстановке. Что случилось с 4-м дивизионом? Говорят, его разбили? Верно? Наши части отступают на Днепр?
Помимо предположений, высказанных Мироновым по поводу отхода, я ничего не знал. Говорить об этом не полагалось, а относительно 4-го дивизиона рассказал то, что слышал от Варавина.
Люди закурили и, укрывшись шинелями, умолкли. Стало совсем темно. Сырой, холодный воздух проникал сквозь одежду. В кузове вихрилась пыль.
Машина прошла как будто знакомый, суженный деревьями, поворот. Миновала поляну. И снова лес.
Насколько я мог ориентироваться, — Варавин ехал обратно по пути 5-й батареи. Движение становилось все оживленней. Один за другим ползли навстречу бесформенные силуэты повозок, тягачей, орудий и тут же растворялись в темноте.
Неожиданно раздался рядом испуганный крик. Машина вильнула и, прочертив бортом по дереву, остановилась. Телефонисты полетели со своих мест. Ежась от холода, они стали усаживаться, бормоча о столкновении, которого удалось избежать.
У тех, кто привык к тягачам, немало любопытства вызывала быстрая ночная езда. Дорога осталась слева. Как умудрялся командир батареи сохранять ориентировку в этой тьме?
Снова заскрипели тормоза. Варавин сошел, потребовал зажечь свет и, взглянув на карту, вернулся в кабину. Двигатель загудел, закружилась пыль.
Прошло еще около получаса. Стало немного светлей. Вместо деревьев по сторонам вырисовывался кустарник. На горизонте тускло светилось далекое зарево.
Досаждавшая мне дремота начала проходить. Машина ползла все медленней, объезжая какие-то пни и кучи. Под колесами был песок или болото. Я стал приглядываться. В стороне мелькнул фонарь.
Варавин открыл дверцу. Раздался окрик. Щелкнул затвор карабина. Мы, кажется, прибыли к месту назначения.
Команда «Слезай!» разбудила спавших в кузове людей. Вместе с ними спрыгнул и я. Рядом послышался знакомый голос. Лейтенант Васильев докладывал командиру батареи: «На огневой позиции все в порядке».
Вслед за Варавиным я пробирался сквозь заросли, вышел на лужайку. Остановились. По приказанию Варавина связные устроили из палатки навес. Появилась карта. Обоим, Васильеву и мне, нужно перенести на чистые листы бумаги названия населенных пунктов, местные знаки на всем пути. Это называется «составить кроки маршрута».
Под навесом тесно. Карандаш резал бумагу, надписи ложились вкось. Колени все глубже уходили в землю, влажную, покрытую мхом. Мерцал перед глазами фонарь.
Краски на карте почти не различались. Редкая паутина дорог, опутавшая зеленые пятна леса, выглядела так же, как и многочисленные синие нити, обозначавшие реки. Напрягая глаза, мы вглядывались в карту, мешали друг другу. Варавин торопил, он хотел скорее закончить работу.