11 января 1942 года, 2:45, авиабаза авиагруппы особого назначении РГК Саки

   Старший лейтенант Покрышкин Александр Иванович

   Наш КУБ к полету готов. Заправлен, пушка заряжена, бомбы подвешены. Лететь тут до Констанцы минут пятнадцать. Остальные наши товарищи будут обрабатывать румынский аэродром к северу от Констанцы. Я иногда с грустью вспоминаю о своих ведомых, которые вчера улетели в наш полк. Ну не подошли они для реактивной авиации, не хватает им для этого скорости реакции. Но, сперва, пленные немецкие авиамеханики, что остались нашим потомкам "в наследство" от разгромленной вдребезги авиагруппы "лаптежников", осмотрели те МиГ-3 на которых мы и прилетели сюда.

   - Господин офицер, на ломаном русском языке заявил мне пожилой немец, вытирая руки ветошью, - на этом лететь нельзя! Найн! Верная смерть. Ни один, как это, пилот люфтваффе, даже самый храбрый, не сядет в кабину такой самолет. Мотор надо менять, чинить бесполезно. Крыло надо менять, даже хвост надо менять, одна дырка, заплатка на заплатка. Вам лучше сдаваться, Германия победить невозможно.

   - Дурак ты, Ганс, - беззлобно усмехнулся Гуссейн, - вот потому мы русские вас и победим, потому что не знаем что это невозможно. Ведь так, Саш?

   А я смотрел на этого немца, и в моей душе копилась ненависть. Как он мог так говорить, особенно после той подлости, которую они сделали двадцать второго июня. Вероломно, не предупреждая, начать войну. Какой они после этого цивилизованный народ - просто племя людоедов. Когда мы за один только день потеряли тысячу двести боевых самолетов?! И весь тот ужас отступления до Ленинграда, Москвы, и Дона, это плата за нашу доверчивость. Все это неправильно, война должна была начаться не так.

   Я прикрыл глаза и начал вспоминать отрывок из книги, которую мне как-то показал майор Скоробогатов. Автор из будущего - Василий Звягинцев. Этот эпизод из иного варианта начала войны так запал мне в душу, разбередил ее раны, что я заучил его наизусть... Все могло быть совсем не так...

   А немец покачал в воздухе тонким кривым пальцем, - Ви, господин Магомедов не русский, не надо меня обманывать, ви с Кавказа...

   Мой учитель посмотрел на него с внезапной злостью и сказал, - Для вас, господин Фридрих Майстер, мы все русские! Юберменьши хреновы! - и такая меня взяла гордость за наших людей и наш народ.

   Но ладно, что ни говори, а руки у немцев все таки золотые, удалось им из трех моторов к нашим МиГам собрать два, вполне пригодных. Так мне этот Фриц и сказал, улыбаясь, от уха до уха, - Летать можно еще месяц, может два. Потом только в музей, как чудо. Табличка, ремонт делал Фриц Майстер. Жалко нельзя на ваш истребитель поставить мотор Юмо, от Штука. Не подходит крепление. У нас есть два таких в масло, прямо с завода.

   Вот чудило, мотор от "лаптежника" на моем Миге, это я даже не знаю что. Майор Скоробогатов сказал такое хитрое иностранное слово "химера", типа орел с головой крокодила. В общем, ребята улетели домой, как раз после моего возвращения из "учебного" полета. Специально ждали, чтоб попрощаться. Поручкались, обнялись на прощанье. Наказал привет ребятам передать, а больше других Вальке Фигичеву. Да и командиру нашему майору Иванову, благодарность за сватовство. Что бы там дальше не было, но скучно не будет. Улетели. Помахал я им рукой и пошел в столовую, на обед.

   Только сел за стол, а тут шум-гам-тарарам... Вернулась тройка майора Скоробогатова. Сначала я не понял из-за чего такой крик, ну вернулись и вернулись. Причем пришли все, без потерь и даже без дырок, чего так кричать?

   Оказывается, мы с Гуссейном недоглядели. Там за двумя девятками бомберов, шла группа транспортников, тоже "Кондоров" с десантом. Откуда это известно? Майор Скоробогатов рассказал. Так, сразу, как только я засек первую группу с "Москвы" на высоту в пять км подняли "марсианина". Ну, так наши севастопольцы вертолет с дальнобойным радаром называют. А ему оттуда все до самого Киева, как на ладони. Он то и навел перехватчиков сначала на вторую группу. Такие же две девятки "Кондоров", только с планерами на прицепах. И после атаки из них не бомбы посыпались, а парашютисты. В море с ледком. У-х-х!

   Сначала сбили все транспортники, потом пошли и прикончили недобитых мной бомберов. И сейчас командование, включая даже самое Верховное, которому, конечно уже все доложили, бьет по меткому выражению майора Скоробогатова, "ножкой", в ожидании хоть одного пленного. Все жаждут знать, "что это было, и на что оно рассчитывало!" Понятно, что это был десант. - Но куда? Две девятки транспортных "кондоров" это максимум батальон. С планерами полтора или два. Батальон или два тут будут съедены как пирожки, быстро и без остатка. И к чему такая роскошь, как "кондор", что у немцев обычные транспортные юнкерсы кончились?

   Майор Скоробогатов сидит напротив меня и, стремительно уничтожая гречку с мясом, говорит, - Сейчас туда и лидер "Ташкент" вышел, из Севастополя МБР-2 вылетели, а с нашей эскадры аварийно-спасательные вертолеты. Ищут. Нужен хоть один фриц, чтоб мог говорить. Расскажет, что это была за заморочка, потом нехай дохнет!

   А, Гуссейн все не успокаивается, - Са-аня, верти дырку! "Боевик" - это по минимуму. С почином тебя!

   Короче суд да дело, а у нас с Гуссейном, если вы не забыли, ночью боевое задание, а спать не хочется ничуть. Но приказ есть приказ, и товарищ капитан послал меня к местному врачу. Тот дал мне таблетку и предупредил, - Водкой не запивать. А то знаю я вас!

   - Что, могу не проснуться? - спросил я его.

   - Проснуться-то проснешься, но неизвестно когда, может, в следующем столетии. - ответил тот и улыбнулся, - Шутка!

   Шутники хреновы, пришел я в казарму, таблетку водичкой из титана запил, лег и не заметил, как провалился в сон. Что мне точно снилось, не помню, какой-то кошмар, типа, что летаю я абсолютно голый безо всякого самолета, и стреляю по мессерам из пулеметов, которые у меня вместо рук. Сбиваю их, сбиваю, а они все не кончаются. - Жуть!

   И вот меня будят - пора! Время полтретьего. Наскоро умылся, зубы почистил, во рту после той таблетки, как кошки ночевали, и побежал одевать летный костюм.

   И вот я в кабине Мига-29КУБ. Успокаивающе светятся шкалы приборов. Задание подтверждено, и Гуссейн поднимает машину в воздух. К цели пойдем на высоте, над облаками. КАБы - управляемые авиабомбы, можно применять с высот до пяти километров. Мы пойдем к цели на трех с половиной. Оказывается, эта бомба после сброса с самолета еще около девяти километров способна пролететь сама, используя для наведения внешнее управление и встроенную телекамеру. До Констанцы нашей машине минут двенадцать лета. Я, в данном случае, только пассажир, или, если угодно, запасной игрок.

   Выходим на рубеж атаки, загорается экран системы наведения бомб. Цель в зоне видимости. Гуссейн передает мне управление, и просит держать машину прямо. Рубеж сброса приближается с каждой секундой. Все, время! Машина четыре раза вздрагивает, освобождаясь от бомб, которые продолжают лететь во тьме в сторону цели. Товарищ капитан принимает управление, и закладывает правый разворот. Тикают секунды, отметки бомб на экране сближаются с целями. Ослепительная вспышка рассекает ночь, за ней еще одна и еще и еще... Ложимся на обратный курс в Саки.

   Гуссейн выходит на связь по СПУ, - "Москва" сообщила - цели уничтожены, этого "Тирпица" больше нет. Вот и все. Давай Сань, бери управление, и по приборам домой, на Саки.

   11 января 1942 года, 03:55, Черное море, 35 миль на траверзе Констанцы

   ГКП РК "Москва", Адмирал Кузнецов Николай Герасимович