- Поехали! - выдохнул капитан, и взмахнул рукой. На фоне артиллерийского обстрела, который вела "Москва" по каким-то целям в городе, выстрелы из "калашей" с ПБСами прозвучали совсем неслышно. Румыны бесформенными кулями осели в пулеметном гнезде. Первые две пары морских пехотинцев рванулись к воротам, словно призовые олимпийские спринтеры. Вот, они уже под стеной проходной. В деревянной будке светилось окно. Очевидно, внутри находился парный пост. Что было дальше, нам с Ириной рассказывали сами участники событий, потому что ни на какой штурм капитан, конечно, нас не отпустил. Это от адмирала можно удрать на войну, а от такого волчары, нет.

   Убедившись, что все спокойно, сержант Тамбиев тихонько подергал дверь проходной - заперто. Недолго думая он постучал, и что вы думаете - румыны открыли. Ну как же можно не открыть, ведь прямо перед дверью сидели пулеметчики. И кругом было все тихо, поблизости не было никакой стрельбы.

   Увидев вместо боевого товарища размалеванное жутким ночным камуфляжем лицо уроженца далекой Бурятии, молоденький румынский солдатик с перепугу сомлел словно институтка. Что, в общем-то, и спасло ему жизнь. Уже предназначенная ему пуля из пистолета с глушителем угодила в лицо толстому борову, сидящему за конторкой. По всей видимости, он был унтером или даже фельдфебелем - нижних чинов с такими габаритами не бывает ни в одной армии мира.

   Еще одна пуля досталась смуглому типу в штатском, с белой повязкой на рукаве, дремавшему в углу в обнимку с винтовкой. Сержант, прислушался. Стояла тишина. За его спиной в помещение беззвучными тенями проникали товарищи. Полицаю для "контроля" выстрелили в голову. Сомлевшему румынчику затолкали в рот его же кепи, и стянули за спиной руки его собственным ремнем. Немного подумав, сержант расстегнул ему штаны, и опустил их до колен. Теперь, если он очнется и попробует бежать, то со связанными руками и спущенными штанами, он далеко не уйдет.

   Ну, а дальше все было делом техники. Бойцы рассыпались по плохо освещенному двору, убивая всех, кто был одет в румынскую форму, или кто носил на рукаве белую повязку "шуцмана". Ночью, молча, без криков - ура, но с ледяной яростью людей, которые знают, что делают святое дело. Да и немного их там было, еще один румынский офицер и пара солдат, а остальные полицаи.

   Особенно запомнился бойцам случай, который произошел в машинном зале электростанции. Молодой татарин, в поношенном немецком кителе, и с белой повязкой на рукаве, увидев ворвавшихся в зал морпехов в их устрашающем ночном гриме, и направленный на него ствол "калаша", уронил на пол винтовку и заорал, - Не убивай рюсский, жить хочу!

   - Где-то я уже слышал эти слова? - покрутил головой капитан, и вздохнул, - Кажется, ничего не меняется под луною. - Быстрым движением он поднял на ноги вопящее тело предателя, - Жить, говоришь, хочешь?! Значит так, сучонок! Ты награждаешься почетным званием предателя-юниора, и в придачу государственной премией в виде восьми граммов свинца с занесением ее в черепную коробку. Сержант, выдай этому кадру его награду! Сержант Тамбиев быстрым движением сунул полицаю ствол автомата под челюсть, и нажал на спуск. Крики о пощаде стихли.

   Тем временем БМП взвода въехали во двор. Капитан Рагуленко обвел взглядом собравшихся во дворе рабочих электростанции, - Значит так, товарищи: пункт первый - поздравляю вас с освобождением от оккупантов, и с восстановлением советской власти. Пункт второй - организация отряда рабочей самообороны. Мы тут с бойцами немного намусорили. На территории вашего предприятия и в окрестностях валяется некоторое количество румынского и немецкого стрелкового оружия. Прошу собрать все это стреляющее железо, среди которого имеются даже два пулемета, и самостоятельно охранять электростанцию до полного восстановления порядка. На этом торжественный митинг разрешите считать закрытым.

   - Что, вот так просто взяли и освободили? - спросил высокий худой техник средних лет.

   - Да, просто освободили! Нас, понимаете ли, сложно освобождать не научили, - усмехнулся капитан, - Может ты, приятель, знаешь - как это, сложно освободить? - двор грохнул дружным смехом, - Значит так, товарищи, разбирайте оружие и занимайте посты. У вас своя работа, у нас своя. По городу еще не убитые немцы с румынами бегают, да предатели всякие. Да все жить хотят. А это неправильно...

   Товарищи командиры и сержанты, собираемся у моей машины, маленький разбор полетов. - и в этот момент за забором послышался крик, - Стой, кто идет?

5 января 1942 года. 03:35. Евпатория. Старший лейтенант разведотдела Черноморского флота Петр Борисов.

   Я подошел к подрагивающей и тихо урчащей командирской машине. Кто бы знал, как надо на нее забраться? Но, была не была, глянул, как ловко запрыгивают на броню "пятнистые" осназовцы, поставил ногу на гусеницу, уцепился за протянутую руку в странной кожаной перчатке с обрезанными пальцами, и... Вот я уже наверху, грею свою задницу на теплой крышке моторного отсека. А приятно, черт побери, особенно в такую холодную ночь.

   Рядом устраиваются бойцы осназа. Оказывается, они только кажутся такими широкоплечими, потому что на них надето что-то вроде противопульной кирасы, и очень любопытные жилеты, без рукавов с множеством карманов набитых всякой всячиной. Но в основном они нагрузились боеприпасами. Это какой же умный человек придумал такую удобную вещь? Ведь в подсумках на ремне много всякого не утащишь, а тут считай, втрое-вчетверо носимый боекомплект увеличить можно. За такую выдумку и Сталинской премии не жалко.

   Пригрелся я сидя на теплой броне, и уже начал было кемарить, и тут слышу звонкий девичий голос, - Товарищ командир, будьте добры, руку дайте! - смотрю вниз, и что я вижу! Стоит красавица писаная, щеки румяные, глаза черные, каска эта круглая, чуть ли не на нос съезжает. И говорит она мне, - Да, да, молодой человек, это я вам! Подайте, пожалуйста, руку девушке.

   Тут мне краска в лицо бросилась, прижал я к себе свою "светку" левой рукой, чтоб не выронить, а правую подал этой красавице. Коротко пискнув, она взлетела наверх, - Андреева Ирина, военный корреспондент, - представилась она, и протянула мне свою узкую ладошку.

   - Петр Борисов, старший лейтенант, - я торопливо стянул с руки шерстяную варежку, чтобы пожать ее руку. - Будем знакомы.

   Я уже хотел было спросить, от какой газеты ее командировали на фронт, но тут с оглушительным гулом над нами низко пролетел один из винтокрылых аппаратов. В этот момент кинооператор, который снимал своей камерой все происходящее, опустил свой аппарат, в два прыжка добежал до нашей машины, и запрыгнул на броню, усевшись рядом с корреспонденткой. Стало очень тесно, острый локоток Ирины уперся мне в бок, прямо под ребро. Мотор взревел, машина дернулась, и мы поехали...

   Я огляделся, кроме меня, на этой машине оказалось еще восемь моих разведчиков, три корреспондента, и три осназовца. Остальные осназовцы, быстрым шагом, иногда переходящим на бег, плавно, как кошки, перемещались вдоль заборов и стен домов. Я попытался вспомнить план города, который нам показывали перед операцией.

   Точно, мы двигались к улице Революции, на соединение с главными силами десанта. Проехали мы так не больше двух кварталов, как нас обстреляла группа румын на перекрестке, кажется, со Школьной улицы. Мы все моментально спрыгнули с брони, укрывшись от огня за бортом машины. Я уже собрался было открыть огонь из своей "светки" в сторону врага, но не успел. Наш танк моментально развернул свою башню, и... то что я считал длинным накатником, оказалось скорострельной автоматической пушкой. Пульсирующее оранжевое пламя на срезе ствола, бьющий в уши грохот. На моих глазах очередь из осколочных снарядов буквально вымела румынское пехотное отделение из подворотни, в которой они укрывались. Группа осназовцев перебежками, прикрывая друг друга, вдоль стен бросилась в сторону румын. В наступившей тишине прозвучало несколько одиночных выстрелов.