— Ждана. Он же белогвардеец, против вас воевал…
— Так белогвардейцам амнистию объявили…
— Когда?!
Большевики? Амнистию? Белякам?
— Да ясцо в двадцать первом, как война концилась. И в прошлом году.
— И что, кто-то вернулся?!
— Ну да. Тоцно ня скажу, но тысяц сто вярнулось.
Сергей потер голову, пытаясь уложить в ней новую информацию. Информация не укладывалась. Сразу после окончания войны большевики объявляют амнистию своим врагам. Все равно как если бы Сталин году так в сорок пятом объявил амнистию всем пособникам фашистов. Бред… Или…
Может, это был такой план хитрый? Заманить врагов в страну и перестрелять?
— А может, тех, кто вернулся, расстреляли?
— За цто?
— Ну воевали с вами…
— Сярежа, — перебил Данила, — ты слышал про гянярала Слащова?
Сергей посмотрел на Данилу. Данила посмотрел на Сергея.
— А, ну да. Был такой в Крымскую кампанию у бяляков гянярал Слащов. Уж сколько он красноармейцев положил. После войны, понятно, сбяжал. А как амнистию объявили — вярнулся.
— И где он сейчас?
История неизвестного генерала в голове так же не укладывалась.
— Где? — Данила потер голову, — Кажется, инструктором работает на командных курсах «Выстрел».
Белый генерал — у большевиков? Нерасстрелянный? Вот это да…
Хотя чему удивляться? Сталин не у власти, соответственно, здешние большевики помягче большевиков нашей истории и как-то поадекватнее, что ли. В нашем двадцать пятом году господина Слащова поставили бы к стенке еще на границе.
— Вот, — продолжил Данила, — гянярала простили, а уж капитана-то — и вовсе. Ну тяперь-то он сам виноват, кто яго заставлял церез границу шастать, да с эстонской разведкой связываться? А мог бы спокойно жить…
Да… А теперь из-за непримиримости капитана Ждана ему, Сергею, нужно безвылазно сидеть здесь.
Черт!
Прости, Господи…
Шестое июня. Иван Купала.
Вернее, сам Иван только завтра, но сегодня ночью в Загорках планируется непонятное действо под названием «Ночь на Ивана Купалу».
Что-то такое пошевелилось в Сергеевых мозгах и он осторожно поинтересовался у Данилы, не тот ли это праздник, когда голые девки скачут через костер. Данила странно покосился на Сергея и уточнил, что да, будет костер и, скорее всего, прыжки девчонок через него, но голышом никто скакать не будет. По крайней мере, на людях.
На берегу Загорского озера — надо же, тут еще и озеро было — ночью разожгут костры, девушки будут прыгать через них, иногда и с парнями. Будут петь песни… Нет, купаться девушки не будут: ни голые ни одетые. Гадать разве что в бане. Нет, одетые.
Еще в эту ночь особой силой обладают целебные травы, поэтому ведьмы — Данила покосился на Сергея — и колдуньи ночью пойдут в лес за травами.
Можно сходить, поискать цветок папоротника… В этом месте рассказа Сергей подумал, что дураков нет, искать то, чего не существует… Хотя… Вдруг, в этом мире папоротник таки цветет? Мир ведь не наш, хотя и очень похож, почему в нем должны соблюдаться наши традиции, правила и законы?
Сергей вышел от Данилы, чтобы пойти к Алене, поинтересоваться, правда ли папоротник цветет и наткнулся на нее сразу возле волисполкома.
Алена, кстати, после случая с Вацетисом, пропавшим куда-то по своим таинственным делам, пообещала заговорить Сергея от пуль. Вот только, чтобы заговор подействовал, его нужно было читать не абы когда, а в конкретный день, а именно на Андрея Наливу, который грозился придти недели через две. Сергей, которого не выпускали из Загорок хромая нога и нежелание наткнуться на беляков, согласился подождать.
— Привет, — улыбнулся он смущенно. Все-таки опята общения с девушкой, которая в тебя безответно влюблена, у него не было.
— Привет. Ты сягодня гулять пойдешь?
— Гулять? С девушками?
— И с девушками.
Алена смотрела немного странно: настороженно и с некой надеждой. Сергей понял ее страдания: с одной стороны, девчонке не хотелось, чтобы ее любимый шлялся по другим девкам, с другой стороны — запрещать ему тоже не можешь, раз уж сама отказалась.
— Не буду.
Сергею действительно не хотелось никаких праздников. И местные зазнобы его не привлекали. Хотя были среди них экземпляры с откровенно блудливыми глазками… Нет. Наткнешься не на такую понимающую, как Алена и окажешься женихом на «ружейной свадьбе». Здесь столько оружия по рукам гуляет, что ничего удивительного не будет.
Да и, если честно, не хотел Сергей обижать Алену.
— Не буду. Я лучше этот вечер у тебя дома посижу.
Алена мгновенно расцвела, засмущалась своей радости и покраснела еще больше. Что делает с девушками влюбленность, казалось бы, бойкая колдунья, палец в рот не клади…
— Только, Сярежа, мяня дома ня будет.
— Как?
— Иван Купала же. За травами я пойду.
Одна? Ночью? В лесу? Где шастают звери? Ладно, звери, беляки?
— Может быть, тебя проводить?
Алена быстро взглянула ему в лицо:
— Ня надо. Няльзя никому при этом быть, травы силу потяряют. Будь дома. А хоцешь, сходи, погуляй. Где Христя живет, показать?
Да ну ее, эту неведомую Христю!
— Дома буду.
С хромой ногой — только с девками плясать. Еще местные парни морду набьют.
Алена увидела приближающегося Сашку Рыжего и церемонно двинулась в сторону дома.
— Привет, Сярежа, — подошел Рыжий.
— Привет, — не стал кочевряжится Сергей.
Рыжий в принципе был парнем невредным
— Сярежа, скажи мне одну весць, — Рыжий посмотрел в сторону удалявшейся Алены — Ты ведь с Аленой живешь…
— Не с ней, а у нее, — на всякий случай уточнил Сергей.
— Пусть у няе, — Сашка наклонился к нему и еле слышно прошептал, — На тябя она тоже заклятье наложила?
— И ты? — вырвалось у Сергея.
— Ага, — понурился Сашка, — на мяня она яго со зла наложила. Приставал я к ней, дурак… Вот и…
— Зачем приставал-то?
— Зацем, зацем… Дурак был, вот зацем.
— Лаской взять не пробовал?
— Нет. А тяперь и не поможет. Да яще Дянис с Сяменом подсуропили: пойдем, говорят, да пойдем ей хвост оторвем. Мол, раз она ведьма, знацит, у няё хвост должен быть. А то цто она коцевряжится, подумаешь, говорит, колдовка. Ну я и…
Эх, парень, ну и дурака же ты свалял. Теперь Алена тебя не простит, да и ты прощенья просить не станешь. А ведь могла бы быть пара. Молодой парень, деревенский, работящий… Вот пара для Алены, а не непонятный сектант, хромой и безрукий.
— Зря ты так с ней, — Сергей опустился на лавку и вытянул занывшую ногу, — Алена — девчонка хорошая…
— Да, клёвая.
— Вот именно…
ЧТО?
— Как ты сказал? — медленно переспросил Сергей.
— Клёвая, говорю, дявцонка, — Сашка не стал присаживаться, взмахнул рукой и пошел к кому-то знакомому, проходившему неподалеку.
Сергей остался сидеть, пригвожденный.
Клёвая???
Что. Это. Может. Значит?
Не используют таких слов крестьяне, тем более в двадцатых годах двадцатого века. Не используют. Однако Сергей четко слышал, да и Сашка повторил.
Значит…?
Неужели все-таки розыгрыш? И Сашка — все лишь актер, случайно проговорившийся и поэтому так быстро исчезнувший?
Сергею показалось на мгновенье, что окружающая его реальность побежала рябью, как на экране плохого телевизора. Все вокруг стало зыбким и туманным, ненастоящим.
Все это — розыгрыш? И Загорки и Козья Гора — декорации, а их жители — статисты?
Сергей оглядел.
Не может быть.
Выстроить две деревни, состарить, наполнить атрибутами деревенской жизни столетней давности, набрать людей, обучить их местному говору, заставить жить крестьянской жизнью… Даже если вспомнить версию о безумном миллионере — слишком нереально. Да и смысл? Смысл всего этого? Чисто поржать? Так затянулась шуточка-то…
Может, все просто. В смысле, он все-таки в параллельном мире, возможно здесь слово «клевый» уже появилось в городах, а Сашка где-то его услышал и щегольнул перед ним городским словцом. Возможно? Вполне.