Много лет тому назад в газете «Вечерняя Москва» выступал мой коллега — писатель Георгий Гулиа.
Он создал в этом печатном органе рубрику, которую назвал «Рассказы моих друзей», где, ссылаясь на истинных авторов, пересказывал услышанные им забавные «Интересные истории».
Не последнее место в этих «рассказах со слов очевидцев» было отведено моей скромной персоне.
Позже некоторые из моих советских коллег стали пользоваться эпизодами моей жизни, желая познакомить читателя с «интересной историей». Не обходилось и без курьезов, когда интерпретатор путал события, имена, да подчас умудрялся приписывать авторство самому себе.
Мои же швейцарские коллеги поступили со мной куда гуманнее. Они задали мне вопрос: «Почему не пишешь мемуары?» И, чтобы подтолкнуть меня на этот смелый шаг, подарили мне диктофон.
Первый такой агрегат преподнес Жан-Пьер Лаубшер — от Общества писателей Женевы, членом-корреспондентом которого я состою.
Через пару лет, убедившись в том, что Иосиф Прут остается «неподдающимся», сделал повторную попытку известный журналист Рожэ Д’Ивернуа. Он к тому времени написал обо мне в своей книге и в ряде газетных статей, многое знал из моей биографии, а также неоднократно слышал мое утверждение о том, что «писание мемуаров — удел стариков, а я еще способен сочинять пьесы и сценарии!»
Несмотря на это, Рожэ все-таки подарил мне диктофон — портативный и удобный, в надежде пробудить этой механической игрушкой мое монотворчество.
Надо знать, что к технике я не питаю приязни: по сей день пишу простым карандашом (чем, естественно, раздражаю и машинистку, и мою жену, которым приходится разбирать эти каракули!).
Но некоторое время спустя еще кто-то из моих швейцарцев снова настойчиво презентовал мне очередной диктофон (на сей раз уже карманный) с категорической просьбой, когда я начну что-либо рассказывать, только нажать кнопку. Однако и это не сдвинуло меня с места по части писания мемуаров.
Тогда моя жена — Елена Черняк — журналистка и драматург, взялась излагать (действительно не совсем ординарные) события моей жизни в письмах к нашему дорогому другу — Рожэ Д’Ивернуа. Она тайком включала диктофон и, задавая разные вопросы, слушала мои рассказы. Должен честно сказать, Елена добилась многого (я имею в виду не качество, а количество: перепечатка с диктофонных лент составила более 200 страниц).
Когда жена показала мне огромную кипу бумаг и я разобрался в этом материале, то решил, что он может представить интерес для моих швейцарских друзей тоже и что все-таки стоит перевести его на французский язык.
Я это сделал и дал почитать мой опус доброму знакомому — известному женевскому издателю Леону Нажелю. От него получил следующий ответ:
Очень, Иосиф, любопытно, но… полный меланж! Вряд ли кто-либо сможет, прочитав это, разобраться в вашей биографии! Если вы приведете весь материал в нормальный вид, разобьете его на главы — одно название которых станет вызывать интерес; на последовательность событий — по годам, то получится рукопись большой и увлекательной книги, которую я с удовольствием выпущу в жизнь!
Такие теплые слова крупнейшего специалиста издательского дела и побудили меня наконец сдаться и уже не рассказывать жене, а самому взяться за перо… Однако излагать все хронологически мне показалось скучным…
Итак, я занялся мемуарами. При этом — отдаю дань мудрости моей жены, ее благородному терпению в нашей совместной жизни, ибо я — не конфета!
Я — ростовчанин: «хорошенькое» начало…
Знаменательное событие моего рождения произошло 5 ноября 1900 года по старому стилю, то есть за пятьдесят шесть дней до окончания XIX века.
Мои родители жили в Ростове-на-Дону, но повезли меня рождаться в соседний Таганрог: там жила и работала знаменитая акушерка, некая Фрума. Она принимала детей у всех женщин моей семьи и круга наших близких знакомых. Только она одна твердо знала, когда и кому надо рожать. Всякие споры по этому поводу, попытки доказать несвоевременность столь значительного события были абсолютно бесполезны: женщины рожали тогда, когда назначала Фрума. Как сие ни парадоксально, она ни разу не ошиблась!
Так, на 5 ноября в Таганрог была вызвана и моя дорогая мама. А ей в ту пору исполнилось всего восемнадцать лет.
На торжество появления нового члена семьи, первого внука или внучки, выехали оба деда, одна бабушка: дед Прут был вдовцом, тетя Аня — его двоюродная сестра, старая дева, богатая особа, жившая в Одессе. Она тогда переживала очередную жизненную неудачу: оперный бас, некий Сангурский, обещавший на ней жениться, слово не сдержал! Но тетя Аня — хорошая пианистка, — верная своему чувству, усиленно занималась изучением оперных клавиров, и в тот знаменательный момент как раз «сидела» на «Пиковой даме».
Она громогласно заявила, что, если моя мать родит мальчика — его должны назвать Германом! Коли появится девочка — Лизой!
Подкрепила тетя Аня свою просьбу обещанием: в случае выполнения ее условий внести на счет новорожденного ребенка тысячу рублей (деньги по тем временам огромные: корова стоила десять рублей!).
Начались роды. Я шел ногами. Так как они были предельно тонкими, Фрума безапелляционно заявила:
— Девочка!
После чего тетя Аня закричала:
— Лиза!
Но когда я, выходя, дошел до середины, Фрума, присмотревшись, поняла, что ошиблась. И уже более спокойно, но совершенно уверенно произнесла:
— Смотрите! Оказывается, мальчик.
— Герман! — воскликнула тетя Аня.
— Осип! — рявкнул дед Прут. — Так звали моего отца, так будут звать и моего внука.
— А Осипом зовут, между прочим, и моего дворника! — закричала тетя Аня. — Вот ему что, а не тысяча!
И при этом она мне, не совсем вышедшему из моей мамы, сунула большую полновесную дулю.
Таким образом, несмотря на то, что моя голова еще не покинула материнского чрева, я уже успел потерять одну тысячу рублей. Поэтому всю последующую жизнь стоически несу, терплю и мужественно переношу материальные потери. Спасибо тете Ане за своевременный урок!
Моя родословная
Совсем недавно, в перерыве работы над сценарием о Лефорте, который пишу вместе с моей Леночкой, я — составил свое генеалогическое древо.
У каждого человека имеются мать и отец, две бабушки и два дедушки, четыре прабабушки и четыре прадедушки, восемь прапрабабушек и восемь прапрадедушек… и так далее — до незапамятных времен. Исключением, вероятно, были первые люди, их, кажется, звали Адамом и Евой.
Из всей «вышестоящей» родни я отлично помню двух своих прабабушек: Анастасию Соломоновну Прут (урожденную Безчинскую) — бабку моего отца и Анну Лазаревну Итину (урожденную Собсович) — бабушку моей матери. Конечно же деда — Соломона Прута, бабушку Веру, деда Леона Аптекмана и мою дорогую маму — Франю (так звали ее в семье).
Бабушку Лизу — мать моего отца и его самого не мог знать, потому что бабушка Лиза умерла за семь лет до моего рождения, а папа скончался, когда мне было шесть месяцев и семь дней.
Далее прапрадедов я не дошел по той простой причине, что об остальных «пра-пра» ничего не знаю и рассказов о них не помню.
Знаю только, что все они — горцы. Около двух веков назад — на севере тогдашних Терских аванпостов — в предгорье Кавказа жило племя, которое в современных этнографических справочниках почему-то называется «горскими евреями». Хотя там были мусульмане, христиане и почитатели прочих религий. Все зависело от верования проникавших в селения этой горной глуши миссионеров…
Мои «пра-пра» были родом из аула Даргкох. Он и сейчас существует. На карте искать его надо на Северном Кавказе, где-то между теперешними городами Владикавказом, Бесланом и Нальчиком.
Ни одной из восьми моих прапрабабушек я не знал. Известно мне только имя Азы, которая родила мою прабабушку — Аню, будучи женой моего прапрадеда Собсо.