— Андре?! Андре Лефевр?!. И она его выдала?!. Несчастная! — выпалил Ла Виолет, угрожающе наступая на баронессу, будто хотел задушить ее собственными руками.

Тем не менее, успокоившись, он сказал Анрио:

— Вы правы, генерал, эта женщина не заслуживает жалости… Прикончить ее, как гадюку, после того что она сделала с Андре! Друзья мои, Андре — сын Шарля Лефевра, внук герцога Данцигского, о котором меня так просила заботиться его мать. И моего парня эта мерзавка хотела сдать австриякам?! А, тысяча чертей… Как хорошо, что вы вовремя вытряхнули из нее это письмо!.. А я, старый дурак, что делал я в это время?.. Мне доверили ребенка его мать и бабушка, а я позволил ему попасться в сети этой твари… Мальчишка тоже хорош, ничего не сказал мне о своем плане! Как здорово — вернуть молодого короля! Хоть я и старик, у меня еще есть порох в пороховнице и я охотно ввязался бы в авантюру, как раньше, когда мы хотели привезти его назад вместе с чертовски дрянной матерью. Вы помните, генерал?.. О, как бы мне хотелось отправиться вместе с моим дорогим Андре и увидеть Наполеона II! Только бы он согласился вернуться! Значит, пока я, сгорая от нетерпения пострелять, шатался по баррикадам, мальчишка, пообещав вести себя как следует… Бабушка оставила ему двенадцать тысяч фунтов… и он собирался учиться на адвоката, странно, не находите ли, для внука маршала? Да, так значит, когда я совсем не надолго оставил его, чтобы «потолковать» со швейцарцами, мой пострел удрал в Вену, без предупреждения… Черт, черт, черт! Он воспользовался тем, что я занят, и сказал себе: «Ла Виолет развлекается, паля из ружья, до меня ему и дела нет…» Нет, так не пойдет! Пожалуй, я все же догоню его в Шенбрунне… Но подождите! Полагаю, что Лартиг со мной согласится… Раз вы представили нас как военный совет, я выскажусь первым, как младший по званию, ибо вы генерал, а Лартиг вообще не военный… Правда, во время революции все гражданские становятся военными в чине офицера, потому что командуют постами, ротами… Ну ладно, мой приговор — смерть!

— А вы, Лартиг? — нетерпеливо спросил Анрио.

— Смерть!..

— Два голоса и мой — три! Единогласно! Вы приговорены к смертной казни, мадам, — сурово объявил Анрио, глядя прямо в глаза баронессе, которая, не дрогнув, выдержала этот взгляд. Казалось, даму вообще не трогала страшная участь, уготованная ей «революционным трибуналом».

Генерал добавил:

— У вас есть что добавить в вашу защиту?

— Ничего, кроме того, что я уже сказала… Нет, ничего, — повторила она низким голосом, в котором явно проступала угроза, — ваша пародия на правосудие не способна испугать и поставить меня на колени. Вы не являетесь представителями закона, я в ваших руках… Чем раньше вы освободите меня от жизни и вашего отвратительного присутствия, тем лучше! Давайте же! Быстрее! Чего вы ждете? Кстати, скажу напоследок: вы сильно заблуждаетесь, если думаете, что было два письма. У вас в руках не второе, а третье… Это только дубликат, отправленный на случай, если предыдущее письмо опоздало из-за восстания и непредвиденных задержек. Будьте уверены, его получат… О молодом человеке, которым вы интересуетесь, Андре Лефевре, известно полиции. Стоит ему прибыть в Австрию, его выследят и арестуют… Остальное зависит от императора Франца-Иосифа… Коль вы его друзья, то знайте — он мертв или навсегда потерян для вас… Я отомщена, господа!

— Гадина!.. — зарычал Ла Виолет. — Друзья, что же такое она мелет?! Надо спасать ребенка… Если что случится, меня никогда не простят ни его мать, ни бабушка — вдова маршала, ни прелестная девушка Энни, с которой он забудет эту гнусную тварь… Я отправляюсь в Вену, как только откроют границы и если меня не убьют сегодня вечером… Но давайте по порядку… Прежде надо наказать эту мерзавку! Пошли!..

— Минуту, — остановил его Лартиг, — нужно действовать не только по порядку, но и по закону… Еще не совсем рассвело! Ночью не расстреливают. Нужно дождаться утра… И потом, товарищи на баррикадах должны знать, что происходит… Когда им скажут, что мы схватили шпионку, сдававшую наших братьев полиции, они одобрят все действия, но нужно, чтобы они знали и видели!.. Это будет более законно, они дадут несколько человек для исполнения… Мы не убийцы, как утверждает мадам, мы совершаем правосудие… Правосудие не прячется в темноте… Дождемся утра!

Лартиг принадлежал к тем демократам-моралистам, которым любой революционный акт казался священнодействием, требовавшим неукоснительного соблюдения определенного ритуала.

Анрио согласился и отложил казнь до рассвета.

Он отправил Лартига и Ла Виолета на баррикаду, пообещав присоединиться к ним для исполнения только что вынесенного приговора. А сам пока будет охранять преступницу.

Друзья ушли, Анрио и баронесса остались один на один.

Оба молчали. Анрио подошел к кровати, где только что сидели Ла Виолет и Лартиг. Он избегал смотреть на баронессу Она же, опустив голову, казалось, погрузилась в размышления.

Женщина уже не выглядела сильной, дерзкой и циничной, как несколько минут назад. Она не бросала вызов тому, кто схватил ее, привел в эту комнату и отдал под мстительный и злобный суд мятежников, рассказав о прошлом и раскрыв совершенную ею подлость. Перед Анрио сидела охваченная раскаянием, покорная и слабая женщина. По ее щекам текли слезы, которые она вытирала украдкой, будто стыдясь этой своей слабости и недостойно прожитой жизни.

Анрио смотрел на слезы и… ее грудь. Он почувствовал желание и усилием воли попытался подавить его.

Вдруг баронесса, сотрясаясь в нервном припадке и ломая руки, воскликнула:

— Я… умираю! Задыхаюсь!.. Воздуха!

Анрио, сам того не желая, бросился к ней:

— Что с вами? Что?..

— Воздуха! Задыхаюсь… Нечем дышать! Воздуха!

Она поднесла руку к корсажу, рванула его, открыв взору Анрио шею и ложбинку между грудей.

Это ошеломило генерала. Ему захотелось отвернуться. Он снова направился к кровати и сел.

Баронесса из-под опущенных ресниц следила за его движениями.

— Анрио! Анрио! — воскликнула она, как бы из последних сил, — неужели вы в самом деле позволите этим людям убить меня? Анрио, вы уже сжалились надо мной, когда я задыхалась… приблизились, а затем отступили… Я вызываю у вас ужас? Но вы же любили меня, Анрио! Неужели вы забыли, как любили меня?!

— Господи! Да не оскверняйте этого слова… Разве между нами была любовь? С вашей стороны — лишь коварство и предательство…

— Пощадите, друг мой, не обвиняйте меня! Я не знала, что делала, меня втянули, как я страдала, о, как я страдала! Анрио, сжальтесь!

— А где была ваша жалость, когда вы меня выдали… когда хотели навечно упрятать в тюрьму?

— Анрио! Анрио! Выслушайте меня… Всего пару минут, из сострадания. Говорю же, я не была вольна в своих действиях… Я подчинялась этим ничтожествам… Это они превратили меня в свою игрушку, инструмент… Вы не знаете, что могут потребовать те, кто держит вас в своей власти!

— И как же вы попали… в их власть?

— Однажды я допустила ошибку… Совсем незначительную! Они знали и, сильно преувеличив, угрожали разгласить тайну… Я стала рабыней… Простите меня, Анрио! Я не хотела… Ну скажите, что прощаете! Это не помешает вам убить меня, но я умру спокойной, счастливой, если буду знать, что вы простили меня… Анрио, умоляю! Вы же меня любили и все еще любите, быть может! О, молчите! Нет! Сделайте это для меня — простите!

Теперь уже баронесса со знанием дела гипнотизировала Анрио, как удав кролика, медленно приближалась к нему. Расстояние между ними сокращалось. Анрио ощутил на своем лице теплое дыхание. Ее глаза блестели совсем рядом и зачаровывали его. Он почувствовал странное головокружение. Слова застряли в горле. Генерал забыл обо всем на свете и, казалось, ничего не видел. Анрио уже не соображал, где находится, не узнавал комнаты вдовы Моран, не понимал, почему он здесь. Он все забыл — баррикаду, кафе, участников восстания, спавших на банкетках и бильярдном столе, Ла Виолета, Лартига, граждан, ожидавших его для исполнения приговора…