«Господам начальникам… вселить в солдат, что все войски неприятельские не иначе что как сволочь со всего света, мы же русские единоверные. Они храбро драться не могут, особливо же боятся нашего штыка. Наступай на него. Пуля мимо. Подойди к нему — он побежит. Пехота коли, кавалерия руби и топчи!»

24 июня командующий 2-й армией понял, что ему уже не удастся опередить Даву, и отказался от следования на Минск. Он избрал направление на Слуцк — Бобруйск, предупредив об этом М. И. Платова, прикрывавшего отход армии. На арьергард буквально наседала кавалерия Жерома Бонапарта, а в распоряжении атамана осталось «только три сотни полка Атаманского, один татарский, один башкирский и один калмыцкий, да вторая рота донской конной артиллерии». Собственно же казачьи полки отходили по другим маршрутам или были в разъездах, наблюдая за движением противника. Но и с этими ограниченными силами Платов смело бросился в атаку на передовую бригаду неприятеля, наступавшего на Кареличи. В разгар боя в схватку включились подоспевшие на помощь генерал-майор Николай Васильевич Иловайский и полковник Василий Алексеевич Сысоев со своими лихими конниками. Враг был опрокинут и обращен в бегство в сторону Новогрудка. С наступлением ночи казаки отступили к местечку Мир.

26 июня 2-я армия сосредоточилась в Несвиже. Чрезвычайное утомление войск, вызванное рядом усиленных переходов, желание дать возможность продвинуть вперед тяжелый обоз и артиллерию, заставили Багратиона остановиться здесь на отдых. Получив сообщение Платова о появлении на ближних подступах к Кареличам сильной кавалерии Жерома, командующий предписал атаману удерживать Мир, разрешая отступить лишь в случае значительного превосходства противника. Подкрепив Матвея Ивановича двумя казачьими полками и отрядом генерал-адъютанта Иллариона Васильевича Васильчикова, Багратион выразил уверенность, что казаки доставят ему победу, «ибо в открытых местах и надо драться».

Это предписание Багратиона и привело к известному в истории Отечественной войны бою у местечка Мир, который продолжался два дня; начало же его совпало с годовщиной блистательной Полтавской баталии — 27 июня 1812 года.

Успех и только успех нужен был его светлости князю Петру Ивановичу, «дабы выправить людей», начавших сгибаться под тяжестью изнурительного двухнедельного отступления. Потому-то так настоятельно советовал он атаману действовать осмотрительно, чтобы не оказаться «между двух огней». Беспокойство это было вызвано смутным представлением о силах наступающего противника. А они, как оказалось, были велики.

На арьергард Платова наступал авангард правого крыла французской армии в составе девяти бригад польской, саксонской и вестфальской кавалерии, соединенных в четвертый корпус под командованием дивизионного генерала Виктора Латур-Мобура. Ему было 44 года. Современники считали его «блестящим офицером, обладающим холодным спокойствием под огнем и пылкой храбростью при атаке. Благородный характер его заслужил ему название Баяра — рыцаря без страха и упрека». Но как командир корпуса он, кажется, не оправдал надежд.

Силы арьергарда Платова были значительно меньшими, но в общем-то достаточными, чтобы задержать противника и дать армии необходимый отдых. Однако события развивались так, что атаман достиг большего.

Готовясь встретить неприятеля, Матвей Иванович решил использовать уже не раз испытанный тактический прием казаков — «вентерь», суть которого состояла в заманивании противника в заранее приготовленную засаду. На пути наступления авангарда корпуса Латур-Мобура со стороны Кареличей он поставил небольшую заставу, по обеим сторонам дороги укрыл по сотне отборных казаков, в самом Мире расположил полк полковника В. А. Сысоева, а в пяти верстах от него, в деревне Симаковка, сосредоточил свои главные силы.

По свидетельству Николая Федоровича Смирного, Матвей Иванович, наставляя воинов арьергарда перед первым серьезным боем, призвал их «драться до изнеможения» даже в случае ранения или потери лошади.

— Мы должны в самом начале показать врагам, — говорил он, — что помышляем не о жизни, но о чести и славе России.

Передовую бригаду Латур-Мобура возглавлял генерал Турно. 27 июня еще до рассвета он двинул вперед 3-й уланский полк под командованием полковника Радзиминского. Не доходя до деревни Пясечно, тот встретил заставу платовского арьергарда, атаковал ее, опрокинул и в запале стал преследовать. Поляки настигли преднамеренно отступающую сотню смельчаков и ворвались в Мир, где их ожидал полк В. А. Сысоева. С ужасным гиканьем казаки бросились на неприятеля. Ошеломленные внезапным нападением, уланы оставили местечко, но тут же снова пошли в атаку. Началалась жестокая рубка. Ржание лошадей, злобные ругательства людей, звон клинков, треск пик, разлетающихся под ударами сабель, — все слилось в какой-то невообразимый шум. Противник дрался отчаянно.

В разгар боя из Симаковки подошел Платов и неожиданно обрушился на врага всей мощью своих главных сил. Окруженный со всех сторон полковник Радзиминский начал пробиваться через заслон ожесточенно орудующих саблями и дротиками казаков, теряя десятками своих храбрых кавалеристов. Казалось, ему удалось уже прорваться, но две партии донцов, находившихся в засаде, выскочили вихрем из укрытий и преградили уланам путь. Отступление тех, кто выскользнул из кольца, превратилось в беспорядочное бегство по дороге к Кареличам. Преследователи нагоняли их, мощными ударами сплеча разваливали чуть ли не до седла, пронзали насквозь своими страшными пиками. Первый акт скоротечного побоища завершился.

Тем временем Турно, следуя с двумя полками бригады, дошел до Пясечны, где и узнал о трагическом исходе столкновения своего авангарда с казаками у Мира. На пути его движения протекала небольшая речушка Уша с широкой болотистой поймой, пересеченной длинной насыпью. По ней и ринулся генерал всего с тремя эскадронами полковника Суминского спасать попавших в беду улан Радзиминского, оставив последний полк охранять переправу.

Появление подкреплений на миг смутило казаков; они остановились, осмотрелись и, убедившись в малочисленности неприятеля, решительно кинулись на него. Поляки были повержены. Часть из них успела отступить по насыпи за Ушу. Другая часть влезла в болото. Испуганные лошади, храпя, лихорадочно бросались из стороны в сторону. Пытаясь вырваться из вязкой гнилой жижи, они сбрасывали своих седоков, которые тут же становились легкой добычей донцов, вооруженных длинными пиками.

Предоставим слово самому атаману.

М. И. Платов — П. И. Багратиону,

27 июня 1812 года:

«Извещаю с победою, хотя с небольшою, однако же и не так малою, потому что еще не кончилась, преследую и бью… Пленных много, за скоростью не успел перечесть и донесть. Есть штаб-офицеры и обер-офицеры…

А на первый раз имею долг и с сим Ваше Сиятельство поздравить. Благослови, Господи, более и более побеждать. Вот вентерь много способствовал, оттого и начало пошло…

У нас, благодаря Богу, урон до сего часа мал. Избавь, Всевышний, от того и вперед, потому что перестрелки с неприятелем не вели, а бросились дружно в дротики и тем скоро опрокинули, не дав им подцержаться стрельбою».

Переправившись через речку, Турно собрал остатки двух своих побитых полков в Турце. Третий полк бригады, оборонявший переправу, так и не вступил в дело.

М. И. Платов бросил в бой семь полных полков — генерал-майоров И. К. Краснова и Н. В. Иловайского, полковников В. А. Сысоева, О. В. Иловайского и Т. Д. Иловайского, Перекопский татарский, Ставропольский калмыцкий — и часть Атаманского, всего около 3500 сабель против 1300 у противника. Признаться, никак не могу сообразить, что двигало рукой любителей донской старины, писавших о численном превосходстве поляков во время боя у местечка Мир, если действительное соотношение сил было известно еще в 1901 году?

Бригада Турно действительно понесла ощутимые потери. Одних пленных было 6 офицеров и 242 рядовых. На месте боя и по пути отступления противника осталось свыше 300 изувеченных тел. Платов потерял не более 25 казаков убитыми и ранеными.