В результате лихих атак казаков у противника сложилось мнение, в то время обоснованное, что русские готовят наступление со стороны Николаева. С отступлением армии на Несвиж надо было еще более утвердить врага в этом заблуждении и таким образом отыграть хотя бы два дня, потерянные при наведении моста, которым в сущности не пришлось воспользоваться. С этой целью П. И. Багратион оставил на один день для демонстрации нападения на Вишнев со стороны переправы три драгунских полка под командованием генерал-майора К. К. Сиверса. Со стороны Бакшт неприятеля должны были беспокоить казаки. Сам же форсированным маршем устремился на Минск, пытаясь наверстать упущенное время и упредить в таком же стремлении маршала Даву.

Уже по пути на Несвиж П. И. Багратион получил через М. И. Платова рапорт И. С. Дорохова с сообщением о том, что неприятель якобы оставил Воложин. Поэтому он приказал обоим генералам взять этот городок и «употребить все силы и старания», чтобы «удержать сей важный пункт по крайней мере» до 26 июня. Это должно было оградить его от флангового удара с севера при движении армии на Минск более коротким путем через Кайданы.

М. И. Платов на Воложин не пошел. Продержав противника в напряжении трехдневной демонстрацией готовящегося наступления на Вишнев, он переправился в ночь на 25 июня через Неман у Николаева, сжег за собой мост и повел свой корпус вслед за отступающей армией. П. И. Багратион выразил «чрезвычайное сожаление» по этому поводу. И не только потому, что атаман не предпринял попытки занять покинутый французами городишко, но и потому, что он, находясь «так близко к господину Дорохову и видя его положение, со всех сторон не столь выгодное», оставил его с небольшим отрядом, «так сказать, жертвою» врагу. Напомнив с нескрываемым раздражением «милостивому государю Матвею Ивановичу» об «усердии к службе государю и любви к отечеству», командующий порекомендовал ему найти способ соединиться с товарищем по оружию и следовать вместе с ним трактом, «прикрывая дороги минские со стороны неприятеля». Это предписание уязвило самолюбие атамана и чуть было не привело к осложнению отношений между двумя полководцами. Но добрый нрав того и другого позволил им сохранить чувства дружбы и признательноети до конца дней. До конца же оставалось чуть более двух месяцев.

Случай этот в силу его частного характера в калейдоскопе тех великих событий на полях России могли, конечно, обойти историки Отечественной войны. Но биографы М. И. Платова не имели на то права, поскольку из таких нерешенных вопросов складывалось искаженное представление о человеке, бесспорно, неординарном.

У читателя может возникнуть вопрос, почему М. И. Платов, знавший цену воинской дисциплине, так охотно, по его же словам, присоединившийся к вверенной его сиятельству армии, не выполнил предписания князя П. И. Багратиона? Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо вникнуть в обстоятельства, повлекшие за собой невыполнение приказа. Но именно они оказались за пределом внимания исследователей.

23 июня в ожидании подхода П. И. Багратиона, решившего дать французам сражение у Вишнева, М. И. Платов сообщил ему, что накануне «неприятель занял местечко Воложин… авангардом от корпуса Даву». Для наблюдения за ним он отправил в разведку большую партию казаков, пообещав донести о ее результатах. Однако князь, желая сохранить армию, принял решение отступить на Несвиж и уже выступил в поход. На следующий день атаман получил записку И. С. Дорохова и, отправляя копию с нее командующему 2-й армии, высказал предположение, что противник мог создать лишь видимость вывода войск из этого города. «Быть может, — писал он, — это одна только маска».

М. И. Платов получил приказ П. И. Багратиона занять Воложин, когда находился в Бакштах. «Тесная дорожка» между этими населенными пунктами «начиналась в густоте лесов, а потом проходила по топким болотистым местам и испорченным греблям», так что по ней «в одно только зимнее время можно было проехать». Летом же «с великим трудом едва могла бы пройти и пехота», в чем атаман сам лично убедился, пройдя по ней половину пути. Именно здесь «поутру 24 июня был открыт неприятель в довольном числе», ожидавший русских. Судя по всему, это и были войска, оставившие местечко, столь важное для осуществления плана отступления 2-й армии. Нетрудно представить себе, что бы сталось с корпусом, если бы командир его бросил своих казаков в это лесное болото.

«Одна оставалась проходимая дорога к соединению моему с Дороховым — мимо местечка Вишнево, — рапортовал Платов князю Багратиону, — но как оное, так и места около него заняты уже неприятельскою армией маршала Даву, то я отдаю сие на ваше рассмотрение: возможно ли было сие сделать, когда и ваше сиятельство сами не решились туда следовать».

Нет, Матвей Иванович не принес И. С. Дорохова, «так сказать, в жертву» противнику. Отступая вслед за армией, он еще до получения предписания П. И. Багратиона приказал генерал-майору Дмитрию Ефимовичу Кутейникову с бригадой следовать «денно и ношно форсированными маршами» на соединение с ним и далее на Минск.

Первый шаг к примирению сделал М. И. Платов, нашедший оправдание для неприязненного тона письма старого товарища в том, что вроде бы угодливый письмоводитель — «за письмоводителями это водится» — поднес ему, командующему, обремененному «разными военными делами», «под сердитую руку» «для подписания» отношение, составленное в «колких и выговорных» выражениях. Но благородный князь не стал подставлять своих «письмоводителей»: в письме к атаману он откровенно признался, что его резкость была следствием информации И. С. Дорохова.

П. И. Багратион — «господину генералу Платову»,

25 июня 1812 года:

«…Я Вас могу уверить моею честью, что нет на свете человека, который мог бы меня с вами поссорить… Я знаю ваши достоинства. Следовательно, как вам не грешно во мне сомневаться. А дабы доказать вам, что я не имею к вам досады, а благодарность только, вы можете прислать ко мне мое отношение обратно… Я послал к вам вчера бумагу и дал знать, что на Минск не иду…»

В свою очередь и Платов заверяет Багратиона в искреннем расположении к нему, о чем все «знают в Петербурге, также и в Вильне, и при Войске Донском».

Так развивался и благополучно разрешился этот случайный конфликт между двумя русскими генералами, связанными чувством давней привязанности друг к другу.

Ну а что же И. С. Дорохов, чем руководствовался он, вводя в заблуждение П. И. Багратиона?

Отряд И. С. Дорохова, состоявший всего из двух егерских и двух казачьих полков при 12 орудиях, был отрезан и окружен противником. Не имея уже возможности прорваться к своей 1-й армии, он в течение недели шел с боями по лесам и болотам на соединение с войсками П. И. Багратиона. Изнурение пехоты доходило до того, что у многих солдат выступала «кровь под мышками». В таких условиях вполне возможно было допустить ошибку и в оценке размещения отдельных частей противника, и в оценке действий атамана М. И. Платова и тем ввести в заблуждение и вызвать недовольство командующего последним.

И. С. Дорохов, потеряв 60 человек, 26 июня соединился со 2-й армией П. И. Багратиона. В этих и последующих сражениях войны он покрыл себя немеркнущей славой героя.

Победа в годовщину Полтавской баталии

Все мысли Багратиона были устремлены к Минску. Он понимал, что, только достигнув его, можно рассчитывать на успешное соединение с 1-й армией. Но туда же спешил со своим корпусом маршал Даву. Да и Жером Бонапарт, засидевшийся в Гродно, после резкого выговора, полученного от брата-императора, неудержимо гнал свои колонны под палящим солнцем по пятам за отступающими русскими. Неотвратимость серьезного столкновения с неприятелем стала очевидной.

Прибыв в Кареличи, что на пути в Несвиж, Багратион приказал корпусным командирам ускорить темпы движения, разрешить полкам идти распашным, то есть свободным, маршем, чаще делать привалы, «словом, употребить все, дабы не изнурить и сохранить» армию. В стиле великого Суворова князь писал: