– С таким навигационным оборудованием можно отправляться в кругосветное плавание,- сказал Жак и попросил меня развернуть карты.
Тем временем Ван Фу, исследовавший носовую часть, издал крик удивления и скоро повернулся к нам, держа в руках небольшой черный радиоприемник японского производства, работавший на сухих батареях.
За завтраком мы слушали музыку и обсуждали события минувшей ночи, удивляясь, почему пираты не предусмотрели наш ночной побег и не устроили засаду на берегу канала.
Мы с Жаком считали, что противник израсходовал почти все патроны, да и потери его были очень велики, к тому же после стольких неудач дух пиратов настолько был подорван, что Симада не мог идти на новый риск без того, чтобы не вызвать открытого возмущения у своих подчиненных.
Выслушав меня, Ван Фу снисходительно улыбнулся и помотал головой:
– Ну нет. Ты и Жак ничего не понимай. Иво потому вчера молчи, что все пропади. Я вчера шибко стрелял, и земля и вода. Иво все помирай. Остался сама капитана. Вот почиму вчера иво больше не стреляй.
Мы не стали его разубеждать. Действительно, вчера Ван Фу так много сделал для победы. Второй раз в жизни взяв в руки оружие, он дрался, как старый солдат.
После завтрака Жак созвал нас на совет. Надо было окончательно определить, куда плыть. Штурман успел взять карты с проложенным курсом злосчастного рейса «Лолиты». Я развернул карты на разостланных матрасах. На плотной бумаге, наклеенной на батист, расстилалась ровная гладь океана, перечерченная ровными квадратами меркаторских проекций. Только кое-где, небольшими пятнышками, а то и просто точками, обозначались атоллы. Больших островов на наших картах не было. Судя по ровной прямой, нанесенной на первой карте хорошо заточенным карандашом, «Лолита» начала свой злосчастный рейс где-то в голландских колониях – на Целебесе или Яве.
Жак передал мне румпель и, сидя на корточках, показывал островки, где «Лолита» проводила день или два, места ее пиратских нападений на другие суда. Наконец, уже на четвертой карте мы увидели точку, где взрыв мины отправил ее на дно. От этого места, уже грубой, жирной линией, проложен курс к островку с маковое зерно – острову двадцати пальм. Мы прошли уже около пятнадцати миль и находились в пустынном месте океана, вблизи небольшой гряды рифов.
И все же Розовый Ганс соврал нам, сказав, что до ближайших островов – двести миль. Как раз мы находились в местах, довольно богатых сушей. И на западе, и на востоке, и на юге реденькими точками лежали острова, только на север вел широкий безжизненный коридор пустынного моря. Ближайшая группа островков лежала в пятидесяти милях к востоку.
Жак сказал, что туда нам идти нельзя, так как эти островки, по всей вероятности, посетит Симада, разыскивая нас. Если же мы уйдем оттуда до прихода Симады, то пираты легко могут проследить нас, расспрашивая островитян. И тогда мы погибнем, так как в открытом море наше преимущество в вооружении теряет всякую силу. Автоматы не причинят вреда большой шхуне. Симада протаранит нас, если мы не сдадимся и предпочтем пытки и виселицу – воде и акулам.
Жак провел пальцем за кромку карты, на юго- восток.
– Здесь Австралия,- сказал он, ткнув в дальний конец матраса.- За две-три недели мы будем в австралийских водах и там можем рассчитывать на помощь. Это самый спокойный район. За исключением Кораллового моря. Но думаю, что на нас не обратят особого внимания ни японцы, ни американцы.
Ван Фу предложил было идти к берегам Китая, но Жак убедил его, что там сейчас очень неспокойно и Симада может передать по радио своим людям о нас.
Кок тряхнул головой и, плюнув за борт, сердито замолчал, давая понять, что он вынужден согласиться с таким решением.
Итак, мы взяли курс на Австралию, полные радостных надежд. Австралия особенно устраивала меня: там я мог встретить советских людей. Ван Дейк говорил, что в Австралии есть наши представители, а может быть, и консул.
Хорошие вести
Сидя рядом с Жаком, я вертел ролик настройки у радиоприемника. Это была, видно, очень дорогая новинка, мне не приходилось еще видеть таких маленьких и таких чувствительных приемников. У нас дома стоял громоздкий ящик, о котором папа говорил, что он «супер» и самая последняя модель. «Супер» часто выходил из строя, и папа с удовольствием копался в нем, паял, менял лампы, конденсаторы…
Из ящичка у меня на коленях лилась музыка, стучала морзянка, дикторы на разных языках что-то рассказывали. Я нашел французскую станцию. Передавали последние известия. Жак стал слушать, а мы старались по его лицу определить важность сообщений. Но лицо Жака было непроницаемо. Когда началась музыка, Жак сказал, что передавали о крупных победах советских войск и войск союзников. Фашистская Германия доживает последние дни.
Вот бы это известие послушали Ласковый Питер и Розовый Ганс!
Затем Жак слушал японскую станцию на английском языке и австралийскую. Первая передавала о камикадзе – летчиках-смертниках, потопивших американский крейсер, и очень глухо о положении в тихоокеанском бассейне. Австралийцы же передали о разгроме японской эскадры в Коралловом море и сводку о наших победах на западе.
Жак сказал:
– Мы правильно выбрали путь. В Голландской Индии, на Филиппинах, у берегов Китая и Индокитай идут последние бои, наверное, самые жестокие. К сожалению, мы не сможем принять в них участие. Одна война очень скоро окончится, и начнутся другие войны.
– Что ты, Жак! – воскликнул я.-Будет мир, вечный мир на всей земле!
– О нет, Фома! Наша страна многие годы находилась под игом французов. Вьетнам будет независимым! Такие же проблемы в Голландской Индии, в Индии, Китае, Бирме, на Филиппинах. Везде будет продолжаться борьба за независимость.
Наша маленькая группа борцов расчищала путь для этой борьбы. Мы учились борьбе. Погибали, но живые пойдут вперед к цели.
Правда и мужество победят!
За полную победу всех свободолюбивых народов мы распили банку ананасного сока. Затем я спросил Жака, почему все-таки он решил идти в Австралию, когда в его стране зреют такие события. Может, это из-за меня?
– Не всегда короткий путь – самый близкий,- сказал он, неопределенно улыбаясь.
Слушая радио и разговаривая, мы совсем забыли, что за нами, может быть, уже начата погоня. Я стал на банку и, приложив руку козырьком, оглядел горизонт по всему кругу. Только море и вода.
Ван Фу спал, развалившись на матрасе поперек баркаса. Верный Чен примостился у него на груди. Жаку тоже следовало отдохнуть. Он был бледен, щеки ввалились. Я же, не знаю почему, чувствовал себя необыкновенно бодрым и сильным.
Жак согласился передать мне управление, но сначала заставил взять рифы. Ветер усилился, и надо было уменьшить площадь парусов, особенно учитывая мой опыт кораблевождения. Впервые мне пришлось познакомиться с настоящим парусным кораблем при переходе из Нормандии в Испанию. К концу рейса мне доверили штурвал, конечно, под присмотром опытного моряка. Я нес вахту с Марселем Анго. У него была седая голова и молодое лицо с черными веселыми глазами.
Баркас шел, почти не рыская по сторонам, управлять им было одно удовольствие. Когда-то, давным- давно, начитавшись Стивенсона и Жюля Верна, я мечтал стать моряком и именно ходить в тропиках, открывать неизвестные острова, находить сокровища и драться с пиратами. Отец, посмеиваясь, говорил:
«Какие теперь пираты, какие сокровища! Ты лучше учись, и, может быть, когда-нибудь побываешь в жарких странах с научной экспедицией, если станешь ученым, ну, ботаником или астрономом».
Почему-то отцу хотелось, чтобы я стал астрономом.
Началась война, я забыл о своей детской мечте, и надо же было случиться так, что она забылась вопреки моей воле и желанию.
Я думал об этом, поглядывая на паруса и на компас да оглядываясь назад. Моя вахта протекала спокойно. Солнце поднялось уже в зенит и нещадно палило мне макушку, иногда я зачерпывал за бортом горстью воду и мочил голову.