— Нет, нет! — с болезненным надрывом, обличавшим его неуверенность, сказал Робер. — Не может быть, чтобы меня обманули, это такой человек… К тому же он все знает об отце, обо мне, он даже помнит покойную маму…

— Его имя, фамилия?

— Н-не знаю… Он сказал, что в интересах отца должен сохранить свое имя в тайне.

— Хорошо, Робер, допустим, что этот человек действительно друг твоего отца и желает ему добра. Допустим. Но этого человека ты видел один только раз, ну, два, три раза…

— Два раза.

— Два раза. А меня ты знаешь с того самого дня, когда впервые открыл глаза на мир. Ты знаешь, что я преданный друг твоего отца. Ты веришь мне, как своему отцу, как самому себе. Так ведь?

— Да, мосье Луи.

— Почему же ты не хочешь доверить мне то, что сказал тебе этот человек? Не думаешь же ты, что я разглашу его тайну во вред твоему отцу?

— Но я дал ему слово, мосье Луи.

— Да, да, ты дал ему слово, Робер! — с горечью повторил Барзак. — А допусти на минуту, что ты дал слово отпетому негодяю, подлому лжецу, который с какой-то темной целью уверил тебя, что твой отец в Париже, в безопасном убежище, среди милых друзей, в то время как он находится в алжирском застенке, в лапах у палачей-легионеров! — Барзак встал. — Я ухожу от тебя, Робер, и больше сюда не вернусь. Ты мне не помощник в деле спасения твоего отца. Ты пособник его врагов, и я порываю с тобой. Прощай, Робер!..

С этими словами Барзак шагнул к двери.

— Мосье Луи!..

Барзак не ответил, не оглянулся. И тут он услышал рыдание.

Все пережитое за несколько последних дней вдруг прихлынуло к сердцу Робера и вылилось в надрывном плаче.

— Робер, мальчик мой, успокойся!

Барзак обнял его своими сильными руками, чтобы унять дрожь, сотрясавшую все его тело, гладил его по голове, утешал ласковыми словами. Не прошло и нескольких минут, как Робер, успокоенный и словно омытый, очищенный пронесшейся над ним грозой, твердым голосом, во всех подробностях рассказал Барзаку обо всем, что произошло с ним с того мгновения, как он открыл дверь продавцу лекарств, румян и чернил для авторучек.

— Я пока ничего не могу сказать тебе, Робер, — в мрачной задумчивости произнес Барзак, когда юноша кончил свой рассказ. — Ясно одно: единственной целью этого человека было завладеть рукописью твоего отца. И этой цели он достиг. К сожалению, я никогда не интересовался геологическими исследованиями Анри в Экваториальной Африке — нас за последние годы связывали совсем другие интересы и дела. Но я знаю, что сам он придавал большое значение книге, над которой работал, она содержала, по его словам, важное открытие… Видимо, об этом проведали какие-то темные люди, какие-то круги, заинтересованные в открытии Анри. Они-то и подослали к тебе этого ловкого мерзавца. По всей вероятности, дело идет о месторождении ценных ископаемых, имеющих военное значение.

— Но откуда же этот человек мог так много знать об отце, о маме, обо мне?..

— Нет ничего проще, Робер. Он, наверное, связан с полицией, а там имеются сведения о сотнях тысяч людей, которые считаются почему-либо подозрительными. Знал он, конечно, немного, но так умело жонглировал этими знаниями, что легко обошел тебя, мальчик.

— Да разве отец, мосье Луи, принадлежит… к подозрительным? В чем же могут они подозревать отца?

— Не будем сейчас говорить об этом, Робер. Придет время, и ты все поймешь! Могу только сказать тебе, что под  т а к и м  подозрением находятся сейчас лучшие люди Франции.

— Но что же теперь делать, мосье Луи? — в отчаянии воскликнул юноша. — Что будет с отцом? С его рукописью? Я так виноват перед отцом, так виноват! И затем еще эта коллекция минералов…

— Я не виню тебя, Робер. Где было тебе устоять против этого низкого человека, ведь для него ложь и обман — единственный способ существования! Уверен, что и отец не упрекнул бы тебя. Что же касается до этой маленькой коллекции, то вряд ли она представляла для отца особую ценность, раз он почти закончил свой труд. — Барзак помолчал раздумывая. — Этот человек, конечно, не явится сюда более.

— О, если бы он только явился! Я поднял бы такой шум, я уже не выпустил бы его… А что, мосье Луи, не заявить ли на него в полицию?

— Бесполезно, Робер. Эти люди тесно связаны и с полицией и с разведкой. Своим заявлением ты только привлечешь их внимание к делам и обстоятельствам, о которых они пока лишь подозревают, и этим можешь повредить отцу. Да и другим тоже… Итак, Робер, надо запастись выдержкой и терпением. Быть может, в Париже мне удастся узнать то, что не удалось в Алжире: где держат они в заключении твоего отца? Тогда я вернусь в Алжир, чтобы связаться с ним и по возможности помочь ему. Надеюсь, ты сегодня будешь у нас? Поль ждет тебя.

— Обязательно приду, мосье Луи!.. Я еще хотел спросить вас…

— Да, Робер?

— Как мне быть с этими деньгами? Они отвратительны мне.

— Спрячь их, Робер, подальше, когда-нибудь они, возможно, послужат вещественным доказательством, на них, вероятно, имеются отпечатки пальцев этого негодяя. У меня сейчас много денег, и я смогу на несколько месяцев обеспечить тебя и тетю Мари. Молчи, молчи, ни слова об этом!..

13. УРАН ИМЕЕТ ХОЗЯИНА

Едва ли возможно найти на земле настолько уродливого или дурного человека, который не пользовался бы чьей-либо любовью. Было такое любящее существо и у Эмиля Брокара. Это была подруга его юных лет, давно им оставленная, но хранившая ему безупречную верность. Немолодая женщина, одних лет с Брокаром, она прожила трудную, одинокую жизнь и давно утратила всякую привлекательность, если когда-нибудь и обладала ею. Будучи юной дочерью квартирной хозяйки, у которой Брокар в студенческую свою пору снимал комнату с пансионом, она привязалась к нему на всю жизнь, считала его лучшим и величайшим из людей и глубоко верила, что человечество когда-нибудь оценит Брокара и воздаст ему должное. Эта вера с годами ничуть не поблекла, она горела в душе Жанны Бове — так звали бывшую возлюбленную Брокара — ровным, немигающим пламенем.

Когда Брокар, одетый с иголочки, вошел в ее маленькую, опрятную квартирку, Жанна строчила что-то на пишущей машинке. Худая, с бледным, как бы меловым лицом и погасшими глазами, она в смущении поднялась ему навстречу, и щеки ее чуть порозовели от волнения.

— Здравствуйте, мосье Эмиль.

— Здравствуй, Жаннетта, — холодно отозвался Брокар.

Он бывал у нее не чаще нескольких раз в год, и всегда с каким-нибудь делом. Но надо отдать ему справедливость: как бы велика ни была у него нужда, он никогда не брал у Жаннетты денег, хотя она пои всем своем скромном достатке всякий раз под тем или иным предлогом пыталась вручить ему двадцать-тридцать франков.

— Жаннетта, — сказал Брокар, усаживаясь на старенький диван, обтянутый чистым, накрахмаленным чехлом, — Жаннетта, выслушай меня внимательно. Вот эта рукопись, — Брокар извлек из школьного портфеля Робера рукопись инженера Картье и помахал ею в воздухе, — представляет для меня громадную, исключительную ценность, Я писал ее целых двадцать лет, я отдал ей лучшие годы моей жизни. В ней заключено научное открытие, которое должно обогатить меня и прославить. Но есть люди, заинтересованные в том, чтобы открытие мое никогда не увидело света. Это сильные и опасные люди. Они способны выкрасть мою рукопись или отобрать ее под каким-нибудь предлогом. Схорони у себя этот портфель с рукописью как можно подальше, пока я не приду за ним. Не выдавай его никому, даже если тебе предъявят собственноручное мое письмо. Знай: у тебя не было и нет никакой рукописи, тебе ничего неизвестно о ней, ты не виделась с мосье Брокером много лет… Понятно?

— О, мосье Эмиль, я всегда верила в вас, я всегда знала…

— Я спрашиваю тебя не о том, Жаннетта, — жестко сказал Брокар. — Я спрашиваю, поняла ли ты все, что я сейчас сказал тебе?

— Конечно, мосье Эмиль, я все поняла и все сделаю, как вы приказали. Я подниму половицу на кухне под шкафом, и никто никогда…