— Вам ничего не говорит фамилия Куприянов?

— Куприянов? — мой визави задумался, вроде бы напряг память…

— Да нет, не припоминаю. Может быть, подскажете, в каком контексте?

— Насколько я знаю, он у вас лечился.

Виктор Андреевич вольно откинулся на спинку кресла.

— Так откуда же я могу знать фамилию? У нас практически все пациенты предпочитают анонимность, кроме кодовых номеров, мы ничего не знаем. Куприянов, вы сказали? Может, и лечился, мне неизвестно. А почему вы полагаете, что я должен его знать? Это что, какой-то особенный случай?

— Мне кажется, что случай достаточно необычный. Ложный диагноз.

— В каком смысле?

— В смысле обнаружения венерологии, которой не было. Ведь кровь на РВ ваши пациенты сдают автоматически, как я понимаю…

— Разумеется, — он дернул плечом. — Правда, не на РВ, она устарела, но проверяем, разумеется, как же без этого. Но то, что вы говорите, это… Это вообще абсурд! Кто вам мог такое сказать?! Есть же медицинская этика, ответственность врача, в конце концов! — Виктор Андреевич раскипятился так, что чуть не начал подпрыгивать в кресле.

Настаивать я не стала, согласилась, что информация могла быть и недостоверной. Господин Котов вежливо улыбнулся, кипение прекратилось столь же быстро, как и разъярилось. Он мгновенно вернулся к роли радушного хозяина:

— Чай? Кофе?

Вот интересно: чай-кофе предлагать — это у него рефлекс такой? Очень удобно. Под это радушие можно гостю полкило цианида скормить, не то что пять граммов трихопола. Черта с два за широкой директорской спиной разберешь, чем он там возле чайника занимается. Долго, однако, возится… Охо-хонюшки… Щас отравит меня, как Маркова… Стоп, Маргарита Львовна. Ты уже все для себя решила? И уверена, что Марка накормили трихополом именно в этом кабинете?

Как правило, когда внутренний голос начинает мне, любимой, возражать, я на него просто огрызаюсь: мол, заткнись, лапушка, и не забывай, кто в доме хозяин. В этот раз, однако, я попыталась вежливо его переубедить. У кого еще, кроме Котова, была такая роскошная возможность угостить Марка отравой? Ну и что? — не соглашался «внутренний голос». Возможность — дело хорошее, но возможность была и у Славы, и у господина Красниковского, и у той мороженой селедки из центра «Двое», и, кстати, у редакционной публики тоже. А вот как насчет мотива?

Что, Марк в самом деле намеревался затеять скандал на тему околомедицинских махинаций? Да ничего подобного! Все, что ему было нужно — чтобы ему дали немножко денежек. Даже если махинаций вообще никаких не было, дешевле заплатить за рекламу, чем иметь скандал. Если все честно, то, конечно, обидно. Но уж не до такой степени, чтобы от обидчика таким способом избавляться. Для этого надо полным психом быть. Вроде Шаманова. Вот уж кто убьет за одно подозрение и будет по-прежнему сиять сознанием собственной богоизбранности.

А жаль все-таки… Котов — самый противный из всех причастных к делу, вот бы ему и убийцей оказаться. Остальные куда симпатичнее, совсем не хочется про них плохо думать. Вот только запись разговора однозначно свидетельствует: эти двое обо всем договорились.

Так… А если действовать по принципу кнута и пряника? Забыть на время про Марка, про убийство, про все эти шахеры-махеры — и поиграть в обычного журналиста, беседующего с директором самой-рассамой клиники города. О своих успехах все любят поговорить.

— Виктор Андреевич, я еще в прошлый раз хотела сделать вам комплимент. Очень у вас все удобно устроено. Вроде и медицинское учреждение, а уют такой, какой и дома-то не у всех бывает. Это связано со спецификой или вам просто хотелось уйти от образа больницы?

Директорское радушие разрослось до размеров небольшого автобуса. Эх! Вот бы ему куда-нибудь забаллотироваться… Такой добрый, такой внимательный к нуждам пациентов, так ему хочется смягчить неизбежный при таких заболеваниях стресс… Ну просто в лепешку готов расшибиться…

— Очевидно, такой комфорт должен стоить немалых денег. Вероятно, можно сказать, что «Тонус» преуспевает?

— Ну… не жалуемся, — несколько настороженно ответил Котов.

— В чем секрет такого успеха?

Умный или не очень, а на лесть господин директор был падок, как почти все. Заглотал крючок по самые гланды, расплылся в добродушной гримасе:

— Да какой секрет… Работаем. Почти всю прибыль вкладываем опять в дело. Вы же понимаете, тут скупиться нельзя. Стараемся использовать все новейшие достижения, сколько бы это ни стоило.

— Должно быть, ваши услуги мало кому по карману?

— Что вы! У нас очень индивидуальный подход. Мы выбираем варианты лечения не только в зависимости от диагноза, но и от материальных возможностей.

Заявление о возможных вариантах почему-то заставило вспомнить Майю Александровну и несколько фамилий из той справочной таблицы.

— Виктор Андреевич, два слова не для печати. Просто как показатель уровня клиники… У вас, должно быть, лечатся многие известные в городе люди? Я не прошу называть, конечно…

— Да, скажу честно, нам есть чем гордиться. Я, конечно, не могу называть, но… вы правы, маску ведь не наденешь… Есть люди, которые слишком часто появляются в средствах массовой информации, чтобы можно было рассчитывать на инкогнито. Но мы, безусловно, на этом акцента не делаем. У пациента прежде всего должно быть право на конфиденциальность.

— У вас ведь в основном мужчины лечатся?

— Что вы, что вы! — Котов даже руками на меня замахал. — Совершенно неверное представление. Прежде всего, мы не делаем акцент лишь на медицинских услугах. Да, наша клиника — в том числе и лечебное учреждение. Но это постольку, поскольку от состояния здоровья зависит сексуальная гармония — а именно она составляет нашу конечную цель. Поэтому женщинам даже больше внимания. Ведь гармония в первую очередь зависит именно от женщины. Тут масса аспектов, практически не связанных с медициной. Возрастные проблемы — не только старшего возраста, но в первую очередь проблемы молодых. Неразбуженная сексуальность, психологическая адаптация… очень много всего. Соответственно, и спектр применяемых технологий очень широк. Далеко не все нуждаются в медикаментозных воздействиях. Очень хорошие результаты во многих случаях дают различные аппаратные методики. Ну, и конечно — согласно известному принципу «лечи не болезнь, а больного» — один из главных акцентов на методах психологической адаптации и разгрузки: от вполне обычного массажа до ролевых игр.

Да уж, сопоставление в одном ряду массажа и ролевых игр наводит на интересные мысли. Могу себе представить — какие игры предлагают здесь богатым пациентам, а особенно пациенткам. Никуда не денешься, спрос рождает предложение.

Слушая соловьиные разливы господина Котова, я одновременно пыталась разрешить самую насущную в этот момент проблему. Поскольку за весь день у меня росинки маковой во рту не было, чашка кофе, полученная из директорских ручек, казалась вожделеннее любого нектара. Я крутила ее в руках и пыталась оценить вероятность того, что предложенный напиток безопасен. Окончательно запутавшись в вычислениях и памятуя о том, что береженого Бог бережет, решила все-таки не рисковать.

Можно было просто вылить кофе в горшок с пальмой, благо, стол очень удачно закрывал меня от директорских глаз — опусти чашку на уровень коленей и делай с ней, что вздумается. А пальма в полушаге от меня — только руку протянуть. И тут мою светлую голову посетила идея, показавшаяся почти гениальной. А что, если разом попытаться проверить львиную долю подозрений? Если Марк чем-то напугал господина Котова до такой степени, что тот решил от «многознайки» избавиться — так ведь и от меня он, похоже, не в восторге. А если так, вполне мог воспользоваться случаем и добавить что-нибудь в мою чашку. Я на его месте точно бы так сделала. Значит, надо — всего ничего — протестировать содержимое чашки.

Возблагодарив привычный весенний авитаминоз за необходимость искусственной подкормки организма, я нашарила в сумке флакон с аскорбинкой и высыпала драже прямо в сумку и, улучив удобный момент, вылила часть содержимого чашки во флакон. Какой я все-таки молодец, что всегда предпочитала именно эту расфасовку — с широкой горловиной и завинчивающейся крышкой. Операция заняла не более десяти-пятнадцати секунд и прошла тише, чем полуночное возвращение неверной жены. Ловкость рук, достойная аплодисментов, даже жаль, что никто не оценит. Остатки кофе столь же незаметно оказались в пальмовом горшке.