— Звать как?

— Мешко, — произнес тот, решив не артачиться зря. Уж больно нехорошо смотрел купец на его голову, — князь Мешко Меченый.

— Кня-ааазь, — протянул воевода, суровым взглядом тут же пресек смешки сгрудившихся рядом дружинников. Именно дружинников, не бывает у купцов воевод… — Нет, дорогой мой, любимый человек! Брешешь ты, как пес шелудивый. Князья на дорогах грабежом не промышляют. Из тебя князь, как президент Советского Союза. Такое же непотребство сплошной полосой. Если расскажешь то, что посчитаю важным, умрешь легко и быстро. Если нет…

— Что тебе рассказать? — спросил Мешко, собрав остатки решимости. Слишком уж сильно от воеводы дышало Навью. Льдом, спрятанным в бойницы глаз, царапая испуганно бьющееся сердце.

— Всё.

Меченый говорил долго, ничего не скрывая. Отвечал на вопросы, не удивляясь тому, что воевода, так и оставшийся безымянным, спрашивает то, что знает каждый чуть ли не от рождения. Отвечал, не пытаясь скрыть или запутать чужеземцев. Какой смысл, если рядом допрашивают его людей, и большинство из них не будет врать. А так…

Воевода не обманул. Несостоявшийся Великий Князь даже не услышал, как свистнул клинок.

Серый вытер меч об одежду убитого, вбросил в ножны и произнес, ни к кому конкретно не обращаясь:

— Удивительно похож. Даже речь. Язык, считай, другой, а интонации те же. И имя…

— Лютый! — голос воеводы в разговорнике гремел так, что его, наверное, можно было услышать далеко за пределами службицы Буривоя. — Стрелой ко мне!

Выяснять, чем так недоволен старший, волхв не стал. Бесполезно и бессмысленно. Всё равно лишь обругает. А через пять частей само прояснится. Да и не по чину задавать лишние вопросы. Вместо этого поправил и так идеально сидящую кашулю,[Кашуля — куртка, рубаха.] задумчиво окинул взглядом стрелки на портах и, прихватив папку с краткими обзорами по ведомым делам, двинулся к начальству. Борясь по пути с желанием присесть на какой-нибудь из диванчиков, в избытке разбросанных по коридору, и заснуть. Утро вечера, говорят, мудренее… Но времени терять не стоило. Воевода терпеть не мог неопрятности во всем, от одежды до скорости выполнения приказов.

У дверей служебной горницы воеводы скрытень остановился, еще раз проверил, как сидит одежда, и уверенно шагнул внутрь.

— Старший волхв Лютый по распоряжению твоему прибыл, воевода! — доложил он, вскинув правый кулак к сердцу.

— Прибыл, говоришь? — похоже, за короткое время, прошедшее с момента разговора, воевода успел немного остыть. Но только немного. — Тогда расскажи, что за удню[25] ты мне принес? Это что? — Хозяин кабинета протянул подчиненному запрос о подтверждении открытия расследования. — Заняться нечем?

Воевода Пинегин самодуром не был. Да, вспыльчив Богдан Завидов не в меру, но и отходчив. А скрытник был от Рода, то не отнять. И доводы выслушивал обязательно. Когда выкричится, раз уж вспылил сгоряча, тогда и выслушает, лишь только пережди. А потому волхв стоял, с некоторым переигрыванием пожирая начальство глазами.

Наконец Пинегин выдохся.

— Ну, объясняй, — буркнул напоследок, — вижу, что не согласен.

— Не согласен, воевода, — подтвердил Лютый. — Перед смертью дед рукопись передал. Или летопись, не знаю, как правильно. Книга передавалась в роду по мужской линии.

— Ты бы еще от Рода начал! — опять вспылил Богдан. — Читал я твою бересу! С чего взял, что эта книга не сказка, что детям перед сном читают?

— Древность летописи знатцы наши подтвердили. И со Жданом Лютым общался. Книгу не показывал, так и лежит дома. Розмысл сам почти додумался до того, что там написано.

— И что? — Пинегин распотрошил в пепельничке соломину[26] и утрамбовывал начинкой короткую трубку-носогрейку.

— Для дальнейшего расследования необходим доступ к воинским знатницам.[27] У нас нет таких устройств.

— Какие, к Ящеру, знатницы? У тебя на руках сочинение древнего писаки, который пива обпился. И мнение твоего стрыя, которого коллеги иначе, чем фантастом, и не называют. Ты хоть про это в курсе?

— В курсе, но… — смутился Лютый.

— Что «но»? С чем разрешение на воинские знатницы просить? И какое отношение это дело имеет к нам? Ты мне тут глазами не хлопай. Не отрок ведь, чтобы нашкодить и в кусты, — воевода, наконец, высек искру из огнива и закурил трубку, выдохнув первое колечко дыма. Пинегин был приверженцем старых способов, и для курения приемлил лишь живой огонь.

— То, что написано в книге, может оказаться правдой, — вот и время пришло, козыри на стол класть…

— Это что-то меняет? — дымные кольца шли одно за другим, рассеиваясь под потолком, под замедленными движениями лопастей воздухомешалки.[28] Ей тоже было жарко.

Лютый потянул тугой воротник:

— Очень многое меняет. Если путешествие во времени осуществимо, значит есть возможность править историю. А это, безусловно, наше дело. Не хочется мне, воевода, проснуться в том мире, который в летописи прописан. Неуютно мне там будет. Да и любому русичу, — нервно хохотнул волхв.

Пинегин задумался.

— Пожалуй, да. С нежданной стороны зашел, молодец. Но уж больно бредово смотрится. Вероятность-то сам прикидываешь?

— Вероятность меньше, чем пыпырка у комара, — согласился Лютый. — Но если она есть? Обязаны проверить. Если прозеваем, в том наша будет вина. Моя да твоя.

— Не могу я с таким наверх пойти, — покрутил головой воевода, отложив трубку. — Но проверить должны, в том ты прав. А что тебе от знатцев воинских требуется?

— Возраст установить некоторых предметов, — обрадовано ответил Лютый, не скрывая радости. Получилось ведь! — Включая холодное оружие. И назначение. Могут и наши, но лучше вояки.

— Не доверяешь Ярославу?

— Доверяю. Книгу он проверял, — отверг несправедливый упрек Буривой. — Но тут именно вой нужен. Они…

— А саму книгу им не дашь? — вопросил Богдан Завидов.

— Не, перебьются. А то начитаются на ночь, потом до зари не заснут.

— Это правильно, — одобрил воевода. — В общем, так. Дознание твое я продлить дозволяю, на старом порядке. По розмыслам ты ходить и так можешь. Запрос что на дружинных знатцев отправлять будешь, отпиши как по делу татей нохчских. У тех дикарей любое оружие к месту будет. На это дозволения письмового не даю, понимать должен.

Буревой кивнул. Как не понять, воевода чист останется, даже если по-худому пойдет. Правильно все. Иначе и быть не может.

— А как наберешь резонов в достатке, то там и посмотрим, давать делу ход, али вопрос того не стоит. Понял?

— А то ж, — ответил Буривой, на большее и не рассчитывавший, — разреши идти, воевода?

— Иди уж…

«Меря… Интересные ребята. Мы представляли их дикарями-охотниками. Отчасти так и было. Но только отчасти. Среди меря встречались и земледельцы, и скотоводы-кочевники. Большой союз родственных племен. И каждое жило как больше по душе. Ну или как мерянские боги подскажут. Резкий парень Мешко был единственным воинственным вождем в округе. Хотя, может дело в том, что мы на ноль помножили всю его дружину без потерь, напрочь отбив желание аборигенов даже косо смотреть в нашу сторону. В те времена такие намеки понимали не хуже, чем в наши.

Но их деревеньки мы старались обходить стороной. Во избежание, как говорится. И дело не в том, что могут по ночи попытаться шомполами в ухи перетыкать. Незнание местными микробиологии науку эту не отменяло. Мы, конечно, ничем не болели лет по пятнадцать уже. Но мало ли какой вирус мог „безбилетником“ приехать. А до Черной Смерти еще четыреста годков. Решили в этом вопросе прогресс пинками не ускорять. Хотя могли без проблем в любую деревню заехать, всё равно раньше или позже придется, не век же по лесам мыкаться.