Больше никто не нападал. Зато сложился отличный военный союз… Мало того, что восточнославянские племена, считая и условно славянские, удалось сколотить „у едину кучу“, присовокупив к ней печенегов и всяческих оросов со сполами, так еще договорились с уграми. Мадьярский герой Теркачу, выпрошенный из печенежского плена и подремонтированный по мере возможности, к моменту доставки ко двору деда иначе, чем братом, Тишату не называл. И был о русах в целом и русинах в частности очень высокого мнения. Особенно нравились внуку дьюлы полногрудая дочка Игоря Ладослава. И предложение „взять за влажное вымя болгар“ пока „росский союз“ будет выбирать место под щит в Царьграде.
И урожай не подвел, грех жаловаться. Особенно в Голодуповке и Волчьей Сыти, ставших проводниками в свет новых агротехнических приемов. В следующую осень озимые сеяли почти все вятичи, половина радимичей, да и кое-кто из полян, а все заявки на картофельную рассаду мы просто не могли удовлетворить…
„Первый металлургический“ работал на всю катушку. На марочную получавшаяся сталь не тянула, но в целом качество выходило вполне приличное. И радовало количество. Водяных колес вокруг Кордно понастроили немерено. Про мелочи и разговора не заходило.
Сдвинулось дело и с образованием. Уже никто не возражал, что дети должны учиться. Как-то незаметно возникли школы не только в Кордно и Киеве, но и в Искоростене и Новгороде, куда никто из русинов еще не добирался. Кроме Изяслава, конечно, этот везде бывал.
На научном фронте случился и еще один прорыв. Зимой вернулся из дальних странствий отряд Борейко. Практически год проболтавшийся на землях арабского Халифата Борик сделал почти всё, за чем его посылали. Не выгорела авантюра с Черным Камнем, украденным из Каабы бахрейнскими кармаитами. Была идея камешек спереть, во избежание его возвращения в Мекку. Опасались, правда, что хитрые бахрейнцы подсунут единоплеменникам подделку. За большой-то выкуп стоило напильником поскрести! Однако выяснилось, что арабы и в реальной истории были не дурнее паровоза. Именно подделку и вернули. Поскольку настоящую реликвию из стенки-то выковыряли, а до родных пенатов не довезли, посеяв где-то по дороге. Так что красть Борейке оказалось нечего. Оставалось только довести эту информацию до широких кругов мусульманского населения. И если до того Халифат разваливался по плану, одобренному Аллахом, то после — по нашему, намного более скоростному.
Главной же задачей было лишение исламского мира наилучших голов и добавление их у нас, что сулило неплохие перспективы в науках. Причем, уменьшили арабам общий умственный уровень не путем отрывания этих самых голов. Их сперли. „Импорт мозгов“ прошел на ура. Или „экспорт“. Оно ведь откуда смотреть: если от арабов, так экспорт, а с нашей стороны — импорт. Что, потомок, слова незнакомые? Ничего, сообразишь. Выполнение задачи оказалось тем приятней, что разрешилась еще одна тайна нашей истории. Откуда у диких кочевников-арабов взялось столько выдающихся ученых? Выяснилось: они тоже украли. Или завоевали, кому как нравится. Во всяком случае, почти все „великие арабские“ ученые на поверку оказались персами. Ну, откуда мудрецы у древнего оседлого народа, понять нетрудно…
Боря привез целый дхоу, набитый ученым людом, от маститых старцев до талантливой молодежи. „Философский пароход“ наоборот. Удалось найти практически всех, о ком мы знали из нашей истории. От престарелого аль-Фараби до сопливого мальчишки аль-Ходжанди. И даже еще не родившегося Авиценну в виде незнакомых между собой малолетних бабушек и дедушек последнего. Точнее, на корабле Борейки (то есть, блестящего арабского вельможи Абу Бахреддина Мухаммеда ибн Ибрагим ибн Тархан ибн Фаррух аль-Айни ат-Чурки) они и перезнакомились. Проблему дальнейшей селекции великого медика Борька ничтоже сумнящеся переложил на Яра. Мол, княжеское это дело — в родословных ковыряться и марьяжи составлять.
Увезенные на край земли бедолаги-ученые с удивлением смотрели на снег и зябко кутались в меховые шубы, врученные заботливым Борейкой сразу после торжественного вступления в пределы „Великого Княжества Киевского, Кордновского и иже с ними“. Впрочем, ученых холод не расстраивал, поскольку чего-чего, а новых знаний им было обещано полной мерой. Вот с изучения приокского климата и начали.
Для страны год был хороший. Тяжелым он выдался для нас, русинов. Работали с утра до ночи, не покладая рук и не поднимая головы. Дорогу от Киева до Кордно изучили не хуже, чем тропинки вокруг „Дубравы“. Любую веску легко бы нашли ночью с завязанными глазами. Неугомонный Изяслав так вообще успевал оказываться в нужное время в нужном месте от Булгара до Киева и от Новгорода до Тавриды. За ним даже голубиная почта не поспевала. Но Изе сам бог велел. Однако и остальным пришлось помотаться…»
Боги, наверное, окончательно сошли с ума и решили устроить репетицию второго потопа, заливая седыми струями дождя всё вокруг вторую неделю подряд. Земля, пересохшая до звона, сначала жадно глотала влагу. Но всему наступает предел и пресыщение. Вот и не брала Мать Сыра Земля подношение, проливающееся из Вирия. Глубокая вода стояла в многочисленных ямах. Это на дороге. А что происходило в балках — и думать не хотелось. Скоро придется на лодки пересаживаться. «Зодиаки» на водометах… Или БТРы…
Всадник не смог скрыть усмешку. Впрочем, и не собирался. Все равно никто не увидит. Странное дело. Второй год здесь. Уже и про Вирий мысли лезут, словно всю жизнь прожил в этом времени и в этих краях. А все же не до конца в себя осознание впустил. Вот и марятся моторки, рассекающие вздувшуюся воду, оставляя за собой буруны. Плохо быть чужим. Намного хуже быть чужим дважды…
Хмурые размышления оборвались мгновенно. Как корова языком слизала. Конь в очередной раз оступился, чуть не свалившись. Плохо дело. Вовсе уж Индуса загнал. Придется ножками. Ну то не беда. Всего-то верст триста осталось по лесам да лугам.
Всадник нехотя сполз с коня. Грязь радостно булькнула, словно здороваясь с гостем. Или пуская слюну на новую жертву. Хорошо хоть не облизнулась, проведя шершавым языком по ногам…
В сапогах тут же хлюпнуло. Вроде как и обшлаги под колено, а перелилось изрядно. Всадника, ставшего пехотинцем, передернуло. И как тут люди могут жить, осознавая, что под каждым кустом сидит невидимый, чаще всего любящий пакости дух? Да, за долгие годы выработан целый кодекс и свод правил. Устав жизни во враждебном окружении, блин.
Конь облегчено вздохнул, когда хребет освободился от тяжести шести пудов мяса, костей и железа. Всадник повод не брал. Верный конь, дрессированный не хуже пса, пойдет следом даже под пули и на штыки. Сам Семен Михалыч преподавал науку выучки. Как станет, бывало, посреди выездного поля, усы свои знаменитые встопорщит, да как пойдет, как пойдет…. Если уши не завернутся — много ценного и умного услышишь. Семен Михалыч — специалист замечательный. Ему бы здесь цены не было. А что фамилию поменял в свое время, так у каждого в голове свои личные тараканы…
Всадник снова улыбнулся. Было дело, усы «под Буденного» отращивали всем «эскадроном специального назначения». Или дружиной? Все перепуталось… А вроде как по всем выкладкам психологов: «Высокая стрессоустойчивость, высокая гибкость психики». Только где он, а где те психологи? Их прапрапрапрадедушки еще на конце мутной каплей не болтаются. Да и будут ли они? А он здесь гумном в проруби. Уже всю Русь вдоль и поперек изъездил. И слишком часто получал по шлему крайнее время.
Дождь уже не колотил барабанную дробь по капюшону, а глухо шлепал по мокрой насквозь ткани. За спиной устало всхрапывал конь.
— Все устали, Индус. Все, — человек остановился, потрепал коня по морде.
Жалко, нету ни сахара, ни сухарей. Зато грязь есть. Грязь повсюду. Наверное, даже в исподнее набилась. Проверять не хотелось, но подозрение становилось все более ощутимым.
Дорога, до этого ровная, как стрела, начала петлять беременной гадюкой. Через полчаса, когда на ногах налипло по пуду липкого грунта, очередной поворот вывернулся на перекресток. Даже не перекресток, развилку. Посреди, утопая до середины, лежал валун в рост пары человек. Без надписей. Здесь таким не баловались. Чай, не побережье, где каждый булыжник исчеркан…