Но самое главное, что он уяснил из своего неожиданного приобретения, – потенциально он стал практически всесильным; он мог подключиться к сотне, тысяче, к любому количеству людей, с которыми встречался лично, и пережить такое же количество жизней, узнать все, что знали они. Ограничением могли стать разве что физические возможности его мозга, объем его памяти. Кто знает, не сошел бы он с ума уже на втором десятке, а то и раньше? Экспериментировать ему не хотелось, и вовсе не от страха стать безумным шизофреником, а все от того же вызывающего буквальное отвращение неприятия чудовищной неэтичности, моральной невозможности делать это. А ведь он мог стать супершпионом, да что там – владыкой, властителем, стоило внушать подключенным к нему мозгам все что угодно. Но возможно, что и не все, он не проверял.
– А Голубев, значит, проверил, – после того как отец Тараса закончил рассказ, сказала Галя. – На нас… Дикость!
– Не думаю, что на вас, – печально покачал головой бывший летчик. – Наверняка вы были не первыми. Но его можно все-таки как-то понять…
– Понять?! – воскликнул молчавший до сих пор Тарас. Похоже, рассказ отца потряс его, он выглядел обалдевшим и в то же время донельзя возбужденным. – Да как можно понять эту мерзость, эту гадость, эту… – Тарас захлебнулся возмущением и закончил, почти крича: – Но ведь ты же не стал этого делать! Ведь тебе это было противно, отвратительно! А ведь он твой друг! Почему же он смог?!
– Не забывайте, что Кир – инвалид! – стукнул кулаком по колену отставной майор. – И не просто инвалид, без руки или ноги, а человек, навечно прикованный к инвалидному креслу! Он полностью потерял способность двигаться. Шевелятся лишь голова и руки. Вы можете представить себя на его месте?
Галя попробовала, но ей стало жутко. Она даже поболтала ногами, чтобы убедиться в их способности двигаться. А Тарас угрюмо буркнул:
– Ну и что?
– А то, что ему, видимо, хотелось испытывать то, что чувствует здоровый человек.
– Ясно мне, что он хотел испытывать, – снова буркнул стремительно вдруг покрасневший Тарас.
Галя сразу поняла, что он имел сейчас в виду и что именно вспомнил. Конечно же, их первую встречу. И она внезапно поняла, что отец Тараса наверняка прав. Теперь стало ясно, зачем было нужно то, чему она не могла найти объяснения. Но ей все же оставалось непонятным другое, о чем она и спросила:
– А убийства? Это тоже хотелось испытывать несчастному инвалиду? Боль, страх, чувство беспомощности, унижение – это ему тоже было в кайф?
– Наверное, – очень тихо ответил отец Тараса и опустил голову.
– Тогда он не просто инвалид, ваш ведомый. Он моральный урод.
Бывший летчик вскинул на Галю полные боли глаза, но промолчал.
– И он тем более урод, – добавил Тарас, – что использовал в своих забавах ребенка.
– Наверное, вы правы, – вновь потупив взгляд, сказал его отец. – Нет, вы, конечно же, правы. И я очень долго не мог поверить, что это делает именно Кирилл. Когда с тобой стали происходить странные вещи, я догадался, что это такое. Не сразу, но достаточно быстро. Вот только на Кира подумать не мог. Я предположил, что мы с ним не одни такие и что так развлекается кто-то еще. Я думал так достаточно долго. Ведь я сразу проверил, кому принадлежит дача, на которой… все началось.
Галя внезапно вспыхнула и прижала к щекам ладони. До нее только сейчас дошло, что отец Тараса пережил то же самое, что и его сын! То есть и то, что делали они с Тарасом на той самой даче. Да и не только там. Получалось, что теперь все, даже самое интимное, что произойдет у них с Тарасом, будет знать, ощущать, видеть, чувствовать и его отец? Дикость!.. С ними всегда теперь, даже в постели, станет невольно присутствовать третий… Дикость, дикость, дикость!
Между тем бывший летчик продолжал:
– Дачный участок был записан на какую-то женщину с незнакомой фамилией. И я уверился, что Кир тут ни при чем. Первое подозрение закралось во время взрыва. Так могли взорваться только боеприпасы. А когда прошла очередная репликация и я понял, что ты видел в погребе ракеты класса «воздух – воздух», я уже был почти уверен, что это Кир. Гнал от себя эту мысль, придумывал какие-то нелепые гипотезы, но все-таки знал уже, что Кирилл стал не тем, кого я помнил, с кем летал в паре…
– Но почему там оказались ракеты? И как ты сам выжил после такого взрыва? – воскликнул Тарас.
– На первый вопрос у меня нет точного ответа. Могу лишь догадываться. Мы ведь до Мончегорска служили здесь. Я уехал туда в конце девяностого, а Кирилл года на полтора-два позже. Ну а что творилось в армии, да и вообще в стране, в начале девяностых, рассказывать, я думаю, не стоит. Тащили кто что мог. И украсть боевые ракеты тому, кто имел с ними дело, похоже, не представляло очень уж большой сложности. Не было по крайней мере чем-то уж совсем невероятным. Другой вопрос, что это делал Кирилл… – Отставной майор сокрушенно покачал головой. – Видимо, я все-таки знал его слишком плохо. А возможно, его просто заставили. Мало ли… Такое было мутное время, когда нельзя ни от чего зарекаться. Вот я, пожалуй, и ответил на твой первый вопрос. Ну а второй – совсем легкий. Я же говорил, что умею лечить, в том числе и себя. Еще во время драки с тем зомби, когда дым и огонь стали невыносимыми, я постоянно себя регенерировал, что ли… Потому и продержался дольше него. Но я все-таки не всемогущий и неуязвимый какой-то, поэтому выбрался из горящего дома на последнем издыхании, обожженный внутри и снаружи. Казалось, даже легкие выгорели, я почти не мог дышать. Но знал, что надо убираться подальше, будто предчувствовал, что сейчас рванет. Хорошо, что река была рядом. Меня спас ее обрывистый берег. Я дополз до обрыва и еще в падении почувствовал, как вздрогнул воздух. Волна огня и осколки пролетели над самой головой, возможно, что жар бы меня все-таки убил, но меня отбросило в реку. В общем, спасло меня чудо. Я долго восстанавливался потом, и то вот не совсем еще… – Он снова снял кепку и наклонил лысину, покрытую тонкой розовой кожицей.
– Ничего себе долго! – покачал головой Тарас. – Это же было позавчера!
– Ну, обычные болячки и царапины я залечиваю в минуты.
– Скажи, – Тарас задумчиво прищурился, разглядывая отца. – Это ты восстановил Галю и Костика после пожара?
– Ну да, – улыбнулся тот. – И тебя чуточку тоже. Иначе бы вы там и остались.
– Спасибо, – кивнул Тарас. – А мою близорукость тоже ты вылечил?
– Вот это нет… Прости, но до меня почему-то не доходило, что ведь это тоже болезнь и она, как всякая болезнь, лечится. Ну извини, такой вот я бестолковый! Так что это сделал Кирилл. Не могу только понять зачем.
– Чтобы лучше было видно, – буркнула Галя. – Только он тоже, наверное, не сразу догадался, что это лечится.
34
Для Тараса многое стало понятным, но куча вопросов еще оставалась невыясненной. Однако спросить у отца он ничего больше не успел. Из дверей подъезда выбежал Валерка Самсонов и сразу же бросился к машине. Он был настолько взволнован, что на окрик Тараса только раздраженно отмахнулся. «Жигуленок» взревел мотором и, взвизгнув покрышками, сорвался с места.
Тарас проводил машину приятеля недоуменным взглядом. Неужели Голубев рассказал Валерке правду об отце? Но тогда зачем и куда так спешить? Скорее всего, он его обнадежил, сочинил что-то такое, что тот сразу же ринулся проверять.
А сам Тарас словно наконец-то очнулся, вернулся в реальность. Он вскочил со скамейки.
– Давайте скорее закончим все это! Мне надоело ходить под прицелом безумца. Вы как хотите, а я пошел к Кириллу.
– Постой, – поднялся следом отец. – Но зачем тебе к нему идти? Вы уже не под прицелом. Катерина обрубила ваши с Галей каналы. Вы в полной безопасности. Да и что ты с ним сделаешь? Убьешь? Я уверен, ты не станешь этого делать. Не сможешь, я знаю. Ведь ты не такой, как он… Зато стоит вам появиться перед ним, он снова подключится. Зачем это вам? Отправляйтесь домой и живите спокойно. Забудьте о случившемся, как о страшном сне. Я сам поговорю с ним. Я не верю, что он стал таким. До сих пор не верю… Тут что-то не то, что-то еще есть такое, чего мы не учитываем.