Рассматривать зомби, а я все-таки решил, что в клетках именно они, желания не было. Аппетит, которого, собственно, и так не ощущалось, появляться не спешил, и я, отложив принесенный Егерем завтрак, начал ходить по загону, разминая затекшие за ночь суставы. Тянулись часы, судя по свету, проникавшему в несколько грязных окон у самого потолка, уже приближался полдень. Один из зомби, тот, что в «долговском» комбезе, не поднимаясь с пола, начал хрипло, протяжно завывать, с клохтаньем втягивая в себя воздух, второй отлепил щеку от решетки и стал часто покашливать, брызгая на комбез темной жидкостью. Вспугнутые мухи, жужжа, начали виться вокруг него, и я вдруг начал чувствовать запах — приторно-сладковатый, тяжелый, отчего даже сам вид нетронутого завтрака начал вызывать тошноту. Да уж, братцы-долговцы, не есть гут вот так поступать. Можно подумать, у вас других надежных помещений не нашлось для сталкера, кроме как бывший звериный загон, провонявший плесенью и мочой, да плюс к тому соседство двух не самых приятных персонажей. Человеку, если уж на то пошло, вообще нежелательно рядом с зомби находиться — ядовиты они бывают до такой степени, что целыми группами сталкеры травились в схронах, где подобная тварь побывала. Не все они токсичны, конечно, да и смертельных отравлений пока вроде не было, но лучше не рисковать — зомби и сам понемногу гниет, да еще и разную заразу из Зоны в себя собирает, так как жрет все, до чего доберется, будь то падаль, тряпье или просто земля. Поэтому я, немного походив взад-вперед, перетащил лавку в самый дальний угол загона, чтобы быть как можно дальше от перхающего мертвеца. Вони от этого, правда, меньше не стало, и я вздохнул с облегчением только когда открылась дверь «тюрьмы», пропуская десяток ученых в костюмах биологической защиты «Рубеж-9», предназначенных специально для работы с разным аномальным зверьем, — на толстой прорезиненной ткани тускло поблескивали кольчужные накладки. За темной тонировкой гладких, овальных шлемов из сверхпрочной пластмассы не было видно лиц — кто-то из «научников» решил, что мутантам-«псионикам» значительно сложнее воздействовать на разум человека, если те не могут видеть его глаз. Версия, насколько я знаю, провалилась, контролеры и даже чернобыльские псевдособаки без особого труда преодолевали подобную «защиту», но комбезы переделывать уже никто не стал.

— Ну что, коллеги, ваши версии, — пробубнила одна из оранжевых фигур, указывая щупом на кашляющего зомби.

— Все тот же новый тип псевдожизни. Явно не матрица, обычный бывший труп… обратите внимание на, хм, фауну — на матричных копиях ее никогда не бывает, они обычно стерильны.

— Не соглашусь. — К клетке подошел один из ученых, заметно более рослый. — Еще вчера этот образец почти ничем не отличался от обычного живого человека…

— Почти?

— Замедленные реакции, неадекватные ответы на вопросы, необычная молчаливость, заторможенность. Все выражено в незначительной степени и поэтому легко списывается на сильную усталость. Ну, а температурными датчиками и сканерами торсионных возмущений ворота «Ростока», сами знаете, не оборудованы.

— Значит, пятый тип?

— Безусловно.

— Профессор, вы нам лучше скажите, как этих… пятых типов еще на подходах определять? — В дверях показался Егерь. — Они же, заразы, всю базу потравят. Прут и прут…

— Мы работаем над этим, господин Марченко. Есть только два способа, к сожалению, мало применимых. «Пятерки» достоверно определяются только при помощи анализа тканей и торсионного сканера. Первое мало возможно в условиях контрольно-пропускного пункта, второе может соврать, если живой, обычный сталкер находился в Зоне больше трех суток или же в его рюкзаке имеются артефакты. Пока что внимательно проверяйте базы данных — любой, кто числится БВП или двухсотым, уже подозрителен, поэтому пусть побудет в карантине до проявившихся изменений или результатов анализа.

— Ну, это мы как бы и сами в курсе. — Буркнул «долговец». — Так знаете, сколько людей периодически из сетей выпадает? Тут же Зона, связь даже на ваших оптимизированных волнах скачет, как бешеный козел, особенно после Выбросов. Разберись, гикнулся сталкер и уже замертво к нам пришел или же просто в глубоком схроне пересидел, где сетка не накрывает.

— Уважаемый, это все, что пока могу предложить, — ученый развел руками. — Вы же сами предоставляете нам образцы не первой свежести. Кто это, кстати?

— Сеня Табачок… — Егерь вздохнул. — Пришел позавчера и на вид живее всех живых был, единственно, старинного дружка в нашем баре не признал и каким-то печальным, что ли, выглядел. Пропустили его без вопросов, он-то ни пропавшим, ни двухсотым не числился. Посидел, со сталкерами поболтал, выпил, артефакт Банзаю сдал, а наутро народ и увидел, что у Табачка глаза провалились и зубы почернели. И те, с кем он за одним столом в Ангарыче сидел, отравились — из одной кружки водочку пили, Зону обсуждали.

— Значит, говорил?

— Ну, говорил… даже смеялся. Утром уже, правда, все, молчок, кислятиной несет, черный. И в это же время узнали мы, что архаровцы одни Табачка четыре дня назад на границе Свалки подловили и грохнули, перестрелка была, а свидетели, гады такие, даже в сеть инфу не забросили. Кстати, вон… в загоне тоже товарищ сидит, по всем базам мертвый уже год как. Может, он и есть тот самый свежий, что вам нужен.

— Внесите корректировки по данным, сделайте снимки. — Распорядился рослый ученый, указывая на бывшего Табачка. — Потом в лабораторию, на комплексный анализ. Да, и привлеките к работе Миткевича, пока он еще на базе. Думаю, этот случай его заинтересует. Дальше что?

— Дальше наш… бывший. Пропал чуть больше месяца назад, на Янтаре. Позавчера вернулся… ну, уже такой вот. Короче, плесень на нем была, в волосах, по ней только и поняли, ну, и потому еще, что изо рта несло у него тухлым, очень крепко несло. А так… глаза блестящие, всех узнавал, разговаривал, руки теплые, пульс точно был. Орал, что мы совсем с ума посходили, что его в клетку сажаем, грозился Седому рапорт подать, ногами топал. А через час молча сел, язык вывалил и сукровицу из носа пустил… Зона, тварь…

— Это Выброс… точно, тот, месячной давности, — негромко сказал один из ученых. — Мало нам головной боли. Честно, надоело ничего не понимать.

— Вы бы это… близко не подходили, — предупредил «долговец» ученого. — Он бросается.

— Пусть бросается. — «Ботаник» хлопнул толстой перчаткой по кольчужному покрытию костюма и направился к дальней клетке.

Когда это произошло, я даже вздрогнул от неожиданности. Куча черного тряпья разом подхватилась с пола клетки и прыгнула на решетку, издав совершенно дикий, утробный вой. Нечто, облаченное в покоробившийся «долговский» комбинезон, даже не было похоже на зомби — скорее на гротескную карикатуру человека. Раздутое лицо темно-зеленого оттенка, живые, блестящие глаза в глубоких кратерах разбухших век и ряд черных зубов за отвалившейся щекой. Существо просунуло руки сквозь решетку, и, стараясь достать ученого ненормально вздутыми, пузырящимися пальцами, пронзительно заблеяло, тут же захлебнувшись криком. «Ботаник», охнув, резво отскочил от клетки, после чего тихонько, но вполне разборчиво выругался.

— М-да… неужели тоже пятый тип? Не похож, уж больно подвижный, прыгучий, не хуже снорка. Вовремя вы его, уважаемые, изолировали. Вот зараза… агрессивен. Надо будет заказать ловчее полотно и носилки с фиксацией…

— По мне так лучше здесь его прибить. — Егерь положил руку на автомат. — Если тварюга из вашего полотна выскочит, как тот снорк, да по базе скакать начнет, то обязательно кого-нибудь да цапнет. А мне отвечай потом.

— Ни в коем случае. Закроем здание, пришлю нескольких опытных сотрудников, установим полотно, и никуда он не денется. Уникальный экземпляр в активной форме…

— Проф, — Егерь покривился. — Это для вас он уникальный экземпляр, а для нас это Зона, осквернившая останки нашего боевого товарища, брата, воина «Долга». Уж простите за высокий штиль, но имейте уважение… он был человеком. Мы не для мировой науки его тут держим, а для того, чтоб вы способ нашли, как с этой пакостью бороться.