— Угрюмый, — позвал Мун тихо.

Кадавр качнулся и замер, словно услышал знакомое слово. Рука его ткнулась в карман, опять показалась снаружи. Непослушные пальцы отщелкнули обойму и принялись пихать в нее патроны. Движения зомбака были неловкими. Патроны сыпались на землю.

Мунлайт шагнул вперед, отпустил автомат. «Калаш» повис на ремне. Сталкер выставил перед собой руки с открытыми ладонями и сделал еще несколько осторожных шагов вперед.

— Угрюмый, это я, Мунлайт.

Пальцы Угрюмого роняли патроны, пытаясь впихнуть хоть сколько-то ещё в обойму. Мун старался не обращать на это внимания. Грустные пустые глаза смотрели не то на него, не то просто куда-то в пространство. В них не было ни малейшего намека на мысль.

— Что с тобой? Ты слышишь меня, Угрюмый? Включи мозги, остались же они у тебя.

Мун говорил тихо, словно убаюкивал ребенка или уговаривал сумасшедшего. Второе, наверное, более подходило к ситуации. Он сделал еще несколько шагов. Расстояние между ним и кадавром стало совсем незначительным.

Ещё пару месяцев назад он вместе с Угрюмым стрелял по таким вот кадаврам. И те не казались разумными, способными услышать что-то, могущими общаться. А сейчас он разговаривает с Угрюмым, у которого в голове вместо мозгов, должно быть, тоже теперь кисель. Разговаривает только потому, что это призрак прошлого.

Слова текли сами собой. Он говорил, говорил что-то, без особого смысла, просто пытаясь достучаться до сознания.

Неужели он и в самом деле настолько наивен, чтобы предполагать, что до сознания Угрюмого можно достучаться? Мун не мог сейчас сказать что-то определенное на этот счёт. Он просто говорил, пытаясь пробиться сквозь пустой взгляд. Достучаться до человека, с которым кое-что довелось пережить вместе.

Щелкнула входящая в БП обойма.

Мунлайт оборвал поток красноречия на полуслове. Надо было стрелять. На поражение. В голову. Потому что иначе кадавра не завалить, они живучие. Но вместо этого он сделал ещё одну глупость — кинулся на того, кто когда-то был Угрюмым.

Он вложился в этот толчок на полную. Удар корпусом вышел в разы сильнее и сокрушительнее, чем тот, которым свалил Снейка. Откуда что взялось? Видимо, и вправду у организма в критических ситуациях вскрываются какие-то нечеловеческие возможности.

Кадавр не успел поднять руку с пистолетом. Покачнулся и под весом Мунлайта повалился-таки на землю. БП вывалился из непослушных пальцев. Седой прижал кадавра к земле, уперев тому автомат поперек груди, навалился сверху.

— Угрюмый, вспомни! — В голосе появилось отчаяние. Не то от того, что осознал наконец очевидное, не то потому, что единственный оставшийся вариант был перехватить автомат и убить.

Рванувшийся было кадавр вдруг замер. В глазах мелькнуло что-то, отдаленно похожее на мысль.

— Мууунлайт, — протянул он низко и невнятно. — Мууунлайт и водка.

Внутри что-то дрогнуло. Мун судорожно сглотнул, чуть ослабил давление.

— А Хлюпик где? Что с Хлюпиком?

— Муууунлайт, — тупо, на одной ноте повторил Угрюмый. — Мууу.

И от этого голоса седой вдруг почувствовал, насколько устал. Казалось, внутри все выжжено. Казалось, он не способен чувствовать боль, а только скабрезничать, прикрывшись маской злобного шута. И это в самом деле было так.

Но почему-то сейчас стало больно. Нестерпимо больно. Что-то безжалостно рвалось в груди. Но не физически, поперечно-полосатые мышцы миокарда были тут ни при чем, болела душа, наличие которой не доказано ни одной наукой.

— Мууунлайт, — тупо протянул Угрюмый.

Мир заволокло мутью. Грохнул выстрел. Тело под ним напряглось, изогнулось и обмякло.

Мун тряхнул головой, смахивая подступившие было слезы. Угрюмый лежал перед ним с черной кровящей дырой вместо левого глаза.

Седой резко развернулся, перехватывая автомат и готовясь пристрелить любого, кто сейчас попадется на глаза.

На глаза попался Снейк — безоружный и мрачный. На расстоянии нескольких шагов от него стоял грязный как черт старший лейтенант с дурацким погонялом Игрок. Глаза военного сверкали диким злым блеском. Дуло автомата, который держал в руках старлей, недвусмысленно глядело на Снейка.

Мунлайт прикинул, сколько секунд понадобится, чтобы разрядить «калаш» в старлея. И сколько понадобится Сберкнижке, чтобы разрядиться в бородатого.

— Брось автомат, — потребовал Игрок. — Не то Змей будет следующим.

Разрядиться в бородатого. Какая омерзительная двусмысленность. Мун гнусно ухмыльнулся.

9

Призрачная дрянь ушла. Сама. Поулыбалась старлею и смылась, не причинив вреда. Да и какой вред от бесплотной твари? Задним числом Карташов убеждал себя в том, что страхи и опасения были напрасными. Что этот каспер с рожей Мунлайта не представлял никакой опасности по определению. Правда, в тот момент, когда эта не представляющая опасности штука скалилась в призрачной ухмылке, Сергей чуть не нажал на спуск. Но это уже было в прошлом.

А в настоящем, придя в себя, старлей увидел много нового. Его подопечные не успели далеко уйти. Более того, они активно отстреливались от каких-то калечных мужиков. Нападавшие выглядели ошалевшими и помятыми, словно уже получили где-то на орехи и, вконец обезумев, драпали без оглядки. Видимо, одни из тех немногих, которые успели сбежать с Агропрома после их штурма.

Карташов не стал торопиться. Короткие ёмкие истины, авторство которых приписывали народу, он помнил хорошо. И не считал нужным их оспаривать.

«Поспешишь — людей насмешишь» — он помнил ещё со школы. А мать дома развивала эту хрестоматийную мысль поговоркой: «Торопись медленно». И Карташов научился не спешить и не создавать лишней суеты. Он и сейчас не суетился.

И встревать в потасовку не стал. Двое дерутся, третий не мешает.

А ещё на ум приходило: «Разделяй и властвуй». Впрочем, последнее изрек, кажется, не народ, а кто-то из его представителей, записавших свое имя в истории.

Разделять было не нужно. Все уже разделились без его помощи. Сергею оставалось только не спеша дождаться финала драки, вовремя подойти и отыграть свое.

Что он и сделал. Правда, не все пошло как задумывалось. И стрелять пришлось в того безумного, которого оседлал Мунлайт. Труп образовался легко, но седого это явно задело, так что вынести вторым выстрелом мозги Змею было теперь невозможно. Оставалось только шантажировать, надеясь, что сталкер поостережется устраивать пальбу. Вот если бородатого пристрелить, тогда точно дело проиграно. А так…

Мунлайт нагло ухмылялся, хотя если судить по глазам, то смешно ему не было ни капли. Понять, что сейчас происходит в его сталкерской башке, Сергей не мог. Это злило, и если не пугало, то настораживало.

— Брось автомат, — повторил он. — Или…

Мунлайт осторожно двинул пальцем предохранитель с одиночных на очереди.

— Или бросай сам, — нагло заявил он. — А при любом другом «или» тебе, Сберкнижкин, не жить.

— Твоему приятелю тоже, — процедил сквозь зубы Карташов. — Так что предлагаю решить все мирно. Опусти ствол.

— Ага, — зло расхохотался Мунлайт. — Только шнурки поглажу.

— Ладно, — сдался Сергей. — Чего ты хочешь?

— Уйти, — просто ответил Мунлайт.

— Тебе денег мало.

— Мне работа не нравится. А ещё меньше она нравится моему другу. А он мне, как родная мать. Заботится, чтобы я не попал в плохую компанию. — Седой расплылся в такой гнусной лыбе, что Карташову захотелось его пристрелить.

— Работа может не нравиться только недостаточной оплатой. Не бывает такой работы, которую нельзя было бы выполнить, если за неё адекватно платят. Если тебе мало, то все обсуждаемо.

Змей перемялся с ноги на ногу.

— Слышь, Игрок, а ты бы маму свою поимел за лям баксов? Или это не адекватная работа за такую плату?

— Завали хлебало, — резко бросил старлей. — И молись, чтобы я тебя сейчас не поимел. А ты, — зыркнул он на Мунлайта, — решай по-хорошему, на каких условиях мы продолжаем работать.