Передо мной оказалась невысокая стена — я перепрыгнул через нее, забежал за стог сена и укрылся за стеной амбара. Но тут выскочила собака и яростно залаяла, я снова побежал, зная, что меня преследуют по пятам. Несомненно, это хозяин таверны натравил их на меня.

Хотя я и был еще очень юн, за последние месяцы я привык спасаться бегством и скрываться. Я выбежал в другой, узкий проулок и помчался по нему в прежнем направлении.

Впереди начиналась деревня, но я и сам не знал — хорошо ли это или плохо.

Прямо передо мной замаячили деревенские дома, я забежал за скирды сена и бросился вниз по склону холма, в сторону от деревни. Теперь я уже перебегал от укрытия к укрытию, постоянно оглядываясь — не появятся ли преследователи.

Они, видно, потеряли мой след, так по крайней мере мне сперва показалось. Я вышел на тропинку, которая вела из деревни. Но эта тропинка представляла собой западню: она делала петлю, огибала низкий холм и хорошо просматривалась из деревни. И вот они, мои преследователи! Они стояли впереди, и мне уже никак было не избежать с ними встречи. Они двинулись на меня.

Глава 8

Убежать от них я не мог — у них ноги были длиннее, чем у меня. Тропа была хорошо утоптана, по обе ее стороны высились каменные стены. Мои преследователи медленно наступали на меня... и тут я стремительно метнулся между ними.

Один из них схватил меня за плечо — рубашка затрещала, но я вырвался и, перепрыгнув через стену, растянулся на земле. Набрав полные горсти земли, я вскочил, сам не свой от страха, потому что они тоже перепрыгнули стену, и в мгновение ока швырнул им в глаза пригоршни пыли.

Один испуганно вскрикнул, оба закрыли глаза руками. Тем временем я схватил крепкий сук, лежавший рядом с изгородью, размахнулся и со всей силы ударил ближайшего ко мне, угодив ему в челюсть. Он свалился как подкошенный. Затем я обрушил свое оружие на второго — он в это время еще протирал глаза. Я занес над ним свою дубину, он попытался было закрыть лицо рукой, но я с силой ударил его по колену. А затем бросился бежать.

Я бежал сломя голову через луг, вдоль каких-то сараев по той же тропе. Казалось, у меня сейчас разорвется сердце. Но прямо за забором начинался лес. Перескочив через забор, я наконец остановился в изнеможении и оглянулся назад. Никого не было видно.

Я медленно побрел в глубь леса. Я был измучен и подавлен — в этой стране у меня не было никого, к кому я мог обратиться за поддержкой. И мне некуда было идти. От усталости и чувства безысходности я опустился на поваленный ствол дерева и заплакал.

Мне стыдно в этом признаваться, но так было. Одинокий и напуганный, окруженный врагами, я сидел и молча плакал. Я думал о своем дорогом отце и покинутом доме и сокрушался, что у меня нет никакого пристанища и мне не к кому обратиться за утешением и поддержкой.

— Тебе больно? — раздался детский голосок. Я вскочил, судорожно утирая слезы.

В десяти футах от меня стояла девочка, а у ее ног — огромный бульдог с устрашающими челюстями.

— Я спрашиваю — тебе больно? Сидишь и плачешь, как маленький. Разве мальчикам пристало плакать?

— Я не плакал, — возразил я. — Я просто очень устал.

— Что ты делаешь здесь, в моем лесу?

— Это твой лес?

— Да, мой, и я не приглашала тебя сюда. Я никогда тебя прежде не видела. Ты что, цыган?

— Нет, я не цыган.

— Ну и нечего задаваться! Быть цыганом не так уж плохо! Я часто вижу себя в мечтах, как я еду в большом красном с золотом фургоне, добываю пропитание по дороге. В фургон запряжены четыре белые лошади, и рядом бежит Тигр, я взяла бы его с собой...

— А кто это, Тигр?

— Моя собака. Ее зовут Тигр.

— Кошачье имя. Тигры это кошки, — сказал я снисходительно.

— Вовсе нет! Собаку тоже можно назвать Тигром! Так сказал мой папа, а мой папа знает все. Впрочем, — добавила она, — Тигр ведь не знает, что у него кошачье имя.

— Какой огромный пес! — сказал я и вежливо попросил: — Ты прости, пожалуйста, что я забрел в твой лес, мне хотелось отдохнуть.

— А ты не браконьер? Потому что если лесник поймает тебя...

— Я не охочусь за дичью, — гордо сказал я. — Извини, что побеспокоил. Я, пожалуй, пойду.

Но я не тронулся с места — мне не хотелось уходить. Прошло много месяцев, с тех пор как я разговаривал со сверстниками.

Это была хорошенькая девочка с большими темными глазами и пухлыми губками.

— Ты пришел издалека? — спросила она.

— Очень.

— У тебя разорвана рубашка, — заметила она, — и ободраны колени.

Посмотрев вниз, я увидел, что, действительно, чулок порван и колено в крови.

— Я упал, — объяснил я.

— Ты, наверное, хочешь есть? — спросила она.

— Я только что... — начал было я, но тут же осекся.

Если я признаюсь, что ел в таверне, сразу все выйдет наружу. Скорее всего владелец таверны состоит в дружеских отношениях с ее семейством: отсюда до таверны совсем недалеко. И сразу вспомнил, что меня, вероятно, продолжают искать.

— Мне пора идти, — сказал я.

— Скоро ночь, — возразила она. — Где ты будешь спать? — Она с любопытством поглядела на меня. — В стогу? Или под забором?

— Не важно, — сказал я. — Я пойду.

Я повернулся, сделал несколько шагов, остановился и сказал:

— Какой чудесный лес! Надеюсь, я не нанес ему вред.

— Ничуть, — ответила она и добавила: — Мне кажется, ты испуган или у тебя что-то неладно. Ты бы поговорил с моим отцом. Он очень храбрый. — И после паузы гордо произнесла: — Он был солдатом.

— Мне нужно идти.

Я пошел, но тут же снова остановился, увидев высокого стройного человека с приятным лицом и карими глазами.

— Я не знаю, действительно ли я такой храбрый, моя дорогая, — сказал он, — но всегда старался им быть. Кто ты, мальчик?

Я с тоской смотрел сквозь листву деревьев на тропинку, по которой недавно пришел. Мне так хотелось быть как можно дальше отсюда. У меня не было желания отвечать на вопросы и совсем не хотелось, чтобы как-то выплыла эта история в таверне, хотя я и не был ни в чем виноват.

— Я проходил мимо и хотел отдохнуть, — сказал я. — Соблазнился вашим прекрасным лесом.

Он смотрел на меня пристальным внимательным взглядом. Девочка подошла к нему и взяла его за руку. Когда-то и я вот так же держал отца за руку. При этой мысли слезы снова покатились у меня из глаз, я смахнул их и повернулся, чтобы идти дальше.

— Подожди. — Он сказал это, не повышая голоса, но с такой твердостью, что я невольно повиновался. — Я спросил тебя: кто ты?

— Никто, — сказал я. — Я просто проходил мимо. Мне нужно идти.

— Куда же ты идешь? — спросил он. — Моя дочь тревожится за тебя.

— Я иду в Лондон, — сказал я в отчаянии, мечтая оказаться как можно дальше отсюда.

— Не думаю, что ты успеешь попасть в Лондон до ночи, — сказал он спокойно. — Лучше бы тебе пойти с нами.

— Я не могу.

Он молча ждал продолжения. Наконец я решился:

— Какие-то люди из таверны гонятся за мной. Они хотят ограбить меня.

— Ограбить? — Он улыбнулся. — Значит, ты богат?

— Нет. Дело не в том, сколько у меня денег. Им надо отнять все, что у меня есть.

— Кто же эти люди? — не отступал он.

Я неохотно рассказал, что произошло в таверне и как один человек помешал хозяину обобрать меня.

— У него была седая голова, хотя он был совсем еще молод.

Он нахмурился, размышляя над моими словами.

— Молодой человек с седой головой? Может быть, это был парик?

— Нет, это были его собственные волосы. И лицо у него было очень бледное, как из белого мрамора. Только глаза живые.

— И он вступился за тебя?

— Так вы его знаете?

— Нет, не знаю. Но, кажется, догадываюсь, кто это мог быть. Только каким образом он оказался вдруг здесь, в наших местах, ума не приложу. Самое поразительное, что он счел возможным заговорить с тобой и даже защитить.

— Правду сказать, он не говорил со мной.

Отец девочки не стал продолжать эту тему.