Дверь в опочивальню Твигга (в полусотне футов от кровати) открылась. С подносом под высоким колпаком вошел мужчина. Ковер он пересек размеренным шагом престарелого слуги.

Твигг легко вскочил с кровати.

Теперь стало видно, что белые крупинки на его черной пижаме на самом деле сотни одинаковых вышитых белых термитов.

— А, Отченаш! Молодчина! На стол, будь так добр!

Столом служил огромный, оправленный в золото лист стекла, положенный на спины двух стоящих на коленях параллельно друг другу нагих мужчин. Одна человекообразная подставка относилась к типу «средних лет с животиком», другая — к «молодому и гибкому».

Твигг перешел к антикварному столу обычной конструкции, где очень неуместно стоял компьютер. Твигг включил его, жадно желая начать посвященный завоеваниям и захватам, предательствам и принуждению день. Одновременно он с напускным безразличием расспрашивал слугу:

— День рождения на этой неделе, Отченаш? Я прав?

— Как всегда, сэр.

— О пенсии еще не подумываешь, нет?

Усталое лицо Отченаша дрогнуло.

— Нет, сэр! Конечно, нет! Я служил вашему отцу всю его жизнь, и его отцу до него! Как можно даже думать о пенсии!

— Отлично! — Твигг перестал стучать по клавишам. И словно размышляя над иной проблемой, сказал: — Обязательно надо найти в эту комнату пуфик! Ладно, как-нибудь займусь.

Слуга, казалось, вот-вот лишится чувств.

— Что… что-нибудь еще, сэр?

— Нет, Отченаш, можешь идти.

Истошно-пронзительный смех сопровождал Отченаша до двери.

Сбросив с подноса серебряный колпак, Твигг открыл свой завтрак.

Это была одинокая не закупоренная бутылка зловеще шипучего «Цинго», на наклейке изображена знаменитая молниеобразная «Z».

Схватив бутылку, Твигг залил в себя холодно-мятное и яркое, листеринового цвета содержимое.

Цел-лю-стный!

Поставив пустую бутылку, он взял со стола устройство, похожее на обычный пульт для телевизора.

Повернувшись на пятке, Твигг поднял устройство и направил его на стену громадной комнаты.

На дальнем конце этой поляны под крышей стояла статуя амурского тигра в натуральную величину, совсем как живая, если не считать ничем не нарушаемой искусственной бледности. Морда животного застыла в зубастом оскале, каждая выпуклость в бледной пасти проступала с полнейшим жизнеподобием; одна гигантская лапа приподнята. На шее статуи застегнут ошейник с маленькой коробочкой.

Твигг нажал кнопку.

Комнату заполнил исполненный муки рев, полосатая морда превратилась в маску ярости театра Кабуки. Словно оранжево-бело-черный поезд-экспресс, тигр рванулся к своему мучителю. Твигг сам застыл как статуя.

В нескольких ярдах от своей доводящей до бешенства добычи тигр прыгнул, выпустив когти и раззявив алую пасть.

В самый последний момент Твигг нажал другую кнопку.

Преображенный в статую, теперь ванильно-белый тигр с тяжелым глухим стуком упал на густой ковер почти у самых босых ног Твигга.

— Ага! — ликующе воскликнул Твигг. — Посмотрим-ка, сможет ли эта сволочь Дурхфройде меня переплюнуть!

При звуках имени Темного Посредника на радость Твигга словно бы набежала тень.

Этот человек — сущая докука, но ценный. Всякий раз прибегая к его услугам, уменьшаешь его полезность, но увеличиваешь опасность.

Однажды чаша весов определенно качнется в пользу опасности.

А тогда, мрачно подумал Твигг, понадобится больше чем простое нажатие кнопки, чтобы избавиться от Силокрафта Дурхфройде.

4

Болтушка-эспрессо

Широкая гостеприимная деревянная дверь «Кофейни Каруна» знала собственный уникальный способ объявлять о приходе посетителей.

Внутри над входом был подвешен безобидный с виду мешочек, в котором находилось устройство, издававшее маниакальный механический смех. Любой, кто тянул на себя дверь, одновременно дергал за шнурок, что запускало сокращенную пятисекундную запись.

Поэтому войти в весело раскрашенную «Каруну» с величественным видом было практически невозможно.

Впрочем, это не мешало кое-кому пытаться.

Например, Факвану Флетчеру.

В то утро Турмен сам только что вызвал лично-безличный взрыв гогота. Было рано, и его любимый столик у запотевшего южного окна пустовал. Сев, он отстегнул от костыля обитый поролоном валик и пристроил его себе под поясницу.

Ароматная кофейня полнилась бульканьем и фырканьем различных машин, болтовней трех работников, чавканьем и глотками сонных людей, понемногу приходящих в себя благодаря всегда готовой помочь вытяжке из растений. Внезапно ожили установленные в потолке колонки, заиграв мелодии неоклассициста Респиги. Широкоротый тостер шумно выплюнул хрустких пассажиров-рогаликов.

Все с этим миром в Порядке.

А вот с Турменом — нет.

Расставив на столе прописанные ему лекарства, Турмен старался не жалеть себя. От такого настроения хорошего не жди, это за последние горькие годы он заучил твердо, но как просто снова предаться обидам.

Подняв глаза от шахматного строя пузырьков, Турмен увидел, как к нему спешит барриста.

Обычно в «Каруне» заказывали у длинной дубовой, заставленной витринами стойки, которая отделяла посетителей от работников и их причудливых механизмов, а затем маневрировали с проворно выполненным заказом сквозь толчею к пустому или занятому друзьями столику. Как правило, барристы выбирались лишь затем, чтобы убрать со стола мусор и стереть крошки. (Впрочем, даже такие вылазки на территорию посетителей были не часты благодаря необычайной чистоплотности большинства завсегдатаев «Каруны».)

Но для Турмена (и для любого другого, кто столь очевидно нуждался в особом внимании) с готовностью делали исключение.

Такова была частица заботливого обаяния «Каруны», проникшего даже в девиз кофейни: «Место, когда приходишь, когда дома не хватает доброты».

Юную барриста по имени Верити Фристоун Турмену всегда хотелось назвать «карманная». Подстриженные под «феечку» черные волосы и близорукость весом в семьдесят фунтов.

Сегодня на Верити была полосатая блузка, открывавшая колечко в пупке, коричневые вельветовые штаны, которые налезли бы на двенадцатилетнего племянника Турмена Рэггла, и пара «биркенстоков». Однако на девушке вельветовые штаны сидели куда привлекательнее, чем на мальчике-подростке — во всяком случае, на взгляд одинокого Турмена.

Верити поправила толстые очки на слегка вспотевшем курносом носу.

— Привет, Тур. Как обычно?

— М-м-м, конечно. Вот только, может, поменьше кофе в капучино, ладно? Старый желудок…

— Видок у тебя прескверный. С тобой все в порядке?

— Насколько вообще возможно.

Поглядев на расставленные перед Турменом пузырьки, Верити нахмурилась:

— Вся эта химия тебе не на пользу. Ты какие-нибудь альтернативные методы пробовал? Может, открыть протоки ши? И как насчет витаминов? Ты витамины принимаешь?

От такого совета Турмен отмахнулся:

— Верити, я очень… ценю твою заботу. Но в данный момент ничего изменить не могу. Строгое распоряжение врача. Я и так едва держусь.

В лице Верити легкая задиристость сменилась победной решимостью.

— Ага! Сообразила! Теперь я точно знаю, что тебе нужно, Тур.

Это было больше, чем знал сам Турмен.

— И что же?

— Болтушка-эспрессо! Такого в меню нет. Мы… ну, кто здесь работает… готовим ее только для себя. Но тебе я приготовлю кое-что особенное!

От одного упоминания лакомства к горлу Турмена подступила тошнота.

— Не знаю, смогу ли съесть яйца в эспрессо…

— Да нет, кофе там нет. Мы просто так ее называем, потому что готовим на пару от кофеварки.

— Ну, если она не острая…

— Еще какая не острая!

Не успел Турмен придумать новое возражение, как Верити решительно удалилась.

Вытащив из стойки на подоконнике мятую утреннюю газету, Турмен развернул ее. Его внимание привлек заголовок: