С каждой секундой приближаясь к божественному куполу — поначалу она лишь смутно ощущала его, затем он стал более осязаемым, — Эрин плыла, рассекая приятную, теплую толщу вод. Наконец впереди замаячил зазубренный, мерцающий слабым светом низ исполинского слоя льда, защищавшего собой биосферу Европы. Эрин почувствовала, как душа ее наполняется глубоким религиозным трепетом перед чудесным щитом, благодаря которому и существует этот удивительный мир. Ощущение было сродни присутствию на рождественской и пасхальной службах одновременно.

Европа исчезла, и к Эрин вернулось осознание ее родного мира. Она была почти что дома.

— Теперь тебе понятно, почему мы не позволим землянам святотатственно проникнуть под нашу ледовую мантию? А после того как и ваша планета будет помещена под такую же, любой из ваших видов, которому посчастливится приспособиться к новым условиям и выжить, наверняка будет нам благодарен.

— Мы, люди, — крайне неблагодарные ублюдки.

— Не важно. У нас хватит великодушия, чтобы простить вам скверные манеры.

У самого порога Эрин остановилась.

— Если я верну тебе контроль, ты пообещаешь не убегать?

Эрин вздохнула.

— Ну хорошо. Да и куда бежать? Разве что в полицейский участок: мол, мои волосы хотят, чтобы их представили правительству США.

— Мне нет никакого дела до ваших Старших. Мне они совершенно безразличны.

Эрин усмехнулась.

— Ты здесь не более часа, а уже заговорил голосом нашего радио.

— Мы многое узнали из вашего неразумного расточительного радиовещания.

Входная дверь распахнулась, и в дверном проеме возникла фигура матери Эрин.

Ростом Энн Меркин была немного выше своей мятежной дочери, на круглом, как и у Эрин, лице, по которому, правда, уже пролегла сеть морщинок, читалось такое же упрямство. Волосы, подернутые сединой, были собраны в пучок на манер наполовину очищенного банана. Интересно, пошевелились ли ее непокорные пряди, выражая сочувствие новой прическе дочери? Или то была всего лишь игра теней?

Энн была одета в халат и тапочки. На лице выражение, типичное для всех родителей: тревога, гнев и изумление одновременно.

— Что ты делала на улице в такой поздний час, юная леди? И почему… Боже мой, что ты сотворила со своими волосами?

— Мам, может, не будем обсуждать это перед дверью?

Схватив дочь за плечо, Энн Меркин втащила ее в дом.

— Посмотри, на кого ты похожа! Настоящая дикарка! Твой отец, должно быть, перевернулся сейчас в гробу! И это в ответ на нашу заботу! Но ты ведь ничего не ценишь! В жизни не видела более неблагодарного ребенка! Нет, это последняя капля, чаша моего терпения переполнена! Я прямо сейчас звоню тете Глэдис!

— Что это за тетя Глэдис? — спросил Гусеница.

— Сестра моей матери, настоящая стерва! Живет в деревне. Меня наверняка там неделю продержат взаперти. Но сначала попытаются обрить мне голову.

Слой инопланетной кожи на голове Эрин съежился от отвращения.

— Быть такого не может!

Энн Меркин уже набирала телефонный номер.

— Прекратите ваши бредни, юная леди!

Длинный завиток новой прически Эрин выскочил подобно пружине и обвился вокруг шеи женщины.

— Ой!

— Не задуши ее, Гусеница! Так и убить недолго!

Подобно карточному домику Энн Меркин без чувства повалилась на застеленный линолеумом пол. Гусеница же ответила Эрин:

— Я причиню ей небольшое неудобство лишь на короткое время — мне нужно взять под контроль ее сонные центры. Теперь эти цепи замкнуты в контур обратной связи, и она не будет ничего понимать до тех пор, пока я не разбужу ее.

Висящая телефонная трубка издавала раздраженные гудки отбоя, и Эрин рассеянно положила ее на место. Затем подошла к матери и повернула ей конечности так, чтобы той было удобнее лежать. А чтобы лучше спалось, принесла из гостиной подушку и вязаный шерстяной платок.

Гусеница не мешал ей, а после того как Эрин закончила, сообщил:

— Отлично. Теперь мы должны приступить к работе.

7. Прыгая в чей-то поезд

На часах давно была полночь. В доме и вокруг него стояла гулкая тишина. Все и вся — включая и Энн Меркин — спало безмятежным сном, не ведая о грядущей судьбе планеты, рождавшейся под пальцами Эрин.

Судя по всему, пальцы девушки обрели недюжинную сноровку и свой собственный разум. Как ни странно, она взялась делать то же самое, что мальчишки, любители всяких машин и механизмов, делают с автомобилями. При помощи нескольких инструментов — кухонного ножа, пинцета, игровой приставки и портативного фена — руки Эрин принялись собирать какой-то странный механизм.

Сначала она наблюдала за тем, как хорошо знакомые ей пальцы с обгрызенными ногтями, покрытыми лаком «Черное гетто», разбирают телевизор, радио, видеомагнитофон, микроволновку и электрочайник, которые прямо на глазах превратились в кучу бесполезного хлама, наваленного на полу гостиной. Затем Эрин изумилась тому, как Гусеница, ловко орудуя ее собственными конечностями, принялся собирать эти компоненты в соответствии с какими-то только ей ведомыми инопланетными правилами. Эрин и представить себе не могла, что носик электрочайника способен испускать микроволны, однако, видимо, именно таким образом собрался использовать его Гусеница.

После первого часа трудоемкой работы Эрин почувствовала, что ей становится скучно и неудобно сидеть в одной позе.

— Эй, Гусеница! Можно мне сесть иначе? Такое ощущение, будто у меня ноги начинают отваливаться!

— Извини. Позволь мне изменить форму твоих скверно отрегулированных циркуляционных каналов и избавить тебя от дискомфорта.

Не меняя позу ни на дюйм, Эрин почувствовала, что больше не испытывает никакого неудобства.

— О черт, спасибо! — Подобное внимание к ее конфискованному телу заставило Эрин задать новый вопрос: — А как же вам удается выжить в нашей атмосфере? Почему ты не дергаешься, как рыба, вытащенная из воды?

— Моя раса анаэробна. Для нашего метаболизма кислород не нужен, хотя мы можем существовать и в кислородном, и других режимах. Следует признаться, однако, что меня сильно угнетает сухость вашей атмосферы.

— Намочить тебе голову?

— Может, немного позже. Нам нужно доделать работу.

В тягостных трудах прошло еще полчаса. Эрин поймала себя на том, что у нее возник еще один вопрос.

— На вашей Европе есть такая вот техника? В ваших фильмах я ничего подобного не видела.

— Нет, мы не технологическая цивилизация. Мы занимаемся непосредственным ментальным контролем над силами вселенной. Понимаешь, космические возмущения в континууме пространства-времени, создаваемые танцем электромагнитной гравитационной плазмы в самом Юпитере и его спутниках, дают нам непосредственный доступ к определенным разновидностям энергии. Мы естественным образом научились манипулировать силами, о которых вы, низшие виды, даже не имеете представления. Однако на вашей холодной планете мне приходится прибегать к более грубым методам, извлекая энергию из глубин твоей памяти.

— Что за околесицу ты несешь? Я ни хрена не понимаю в этих электронных штучках.

— Тебе так кажется.

Эрин оставалось лишь задуматься над истинным смыслом этого утверждения. Гусеница тем временем продолжал свою работу. Под конец девушка почувствовала, что погружается в сон, хотя усталые глаза ее оставались широко открыты, чтобы и далее направлять движения рук.

Когда она окончательно пробудилась, миновало несколько часов. В руках она сжимала рукоятку игровой приставки, от которой провода тянулись к беспорядочной груде хлама, испускавшей приглушенное мерцание. На экране приставки беспорядочно мельтешили изображения неведомых символов.

— Мне нужно еще несколько деталей, которых нет в твоем доме. Придется отправиться на военную базу.

С той минуты, когда они с Гусеницей стали практически одним целым, Эрин не слышала ничего безумнее. Абсурдность услышанного по настоящему «завела» ее.

— Да ты в своем уме? Меня же там пристрелят!