Ты никому не вторишь.

Правят юностью нежной сей —

Гордость и горечь.

Помнишь бешеный день в порту,

Южных ветров угрозы,

Рев Каспия — и во рту

Крылышко розы.

Как цыганка тебе дала

Камень в резной оправе,

Как цыганка тебе врала

Что-то о славе…

И — высóко у парусов —

Отрока в синей блузе.

Гром моря и грозный зов

Раненой Музы.

25 июня 1916

6. «Не отстать тебе! Я — острожник…»

Не отстать тебе! Я — острожник,

Ты — конвойный. Судьба одна.

И одна в пустоте порожней

Подорожная нам дана.

Уж и нрав у меня спокойный!

Уж и очи мои ясны!

Отпусти-ка меня, конвойный,

Прогуляться до той сосны!

26 июня 1916

7. «Ты, срывающая покров…»

Ты, срывающая покров

С катафалков и с колыбелей,

Разъярительница ветров,

Насылательница метелей,

Лихорадок, стихов и войн,

— Чернокнижница! — Крепостница! —

Я заслышала грозный вой

Львов, вещающих колесницу.

Слышу страстные голоса —

И один, что молчит упорно.

Вижу красные паруса —

И один — между ними — черный.

Океаном ли правишь путь,

Или воздухом — всею грудью

Жду, как солнцу, подставив грудь

Смертоносному правосудью.

26 июня 1916

8. «На базаре кричал народ…»

На базаре кричал народ,

Пар вылетал из булочной.

Я запомнила алый рот

Узколицей певицы уличной.

В темном — с цветиками — платке,

— Милости удостоиться

Ты, потупленная, в толпе

Богомолок у Сергий-Троицы,

Помолись за меня, краса

Грустная и бесовская,

Как поставят тебя леса

Богородицей хлыстовскою

27 июня 1916

9. «Златоустой Анне — всея Руси…»

Златоустой Анне — всея Руси

Искупительному глаголу, —

Ветер, голос мой донеси

И вот этот мой вздох тяжелый.

Расскажи, сгорающий небосклон,

Про глаза, что черны от боли,

И про тихий земной поклон

Посреди золотого поля.

Ты в грозовой выси

Обретенный вновь!

Ты! — Безымянный!

Донеси любовь мою

Златоустой Анне — всея Руси!

27 июня 1916

10. «У тонкой проволоки над волной овсов…»

У тонкой проволоки над волной овсов

Сегодня голос — как тысяча голосов!

И бубенцы проезжие — свят, свят, свят —

Не тем же ль голосом, Господи, говорят.

Стою и слушаю и растираю колос,

И темным куполом меня замыкает — голос.

Не этих ивовых плавающих ветвей

Касаюсь истово, — а руки твоей.

Для всех, в томленьи славящих твой подъезд, —

Земная женщина, мне же — небесный крест!

Тебе одной ночами кладу поклоны,

И все твоими очами глядят иконы!

1 июля 1916

11. «Ты солнце в выси мне застишь…»

Ты солнце в выси мне застишь,

Все звезды в твоей горсти!

Ах, если бы — двери настежь! —

Как ветер к тебе войти!

И залепетать, и вспыхнуть,

И круто потупить взгляд,

И, всхлипывая, затихнуть,

Как в детстве, когда простят.

2 июля 1916

12. «Руки даны мне — протягивать каждому обе…»

Руки даны мне — протягивать каждому обе,

Не удержать ни одной, губы — давать имена,

Очи — не видеть, высокие брови над ними —

Нежно дивиться любви и — нежней — нелюбви.

А этот колокол там, что кремлевских тяжеле,

Безостановочно ходит и ходит в груди, —

Это — кто знает? — не знаю, — быть может, — должно

быть —

Мне загоститься не дать на российской земле!

2 июля 1916

<13>. «А что если кудри в плат…»

А что если кудри в плат

Упрячу — что вьются валом,

И в синий вечерний хлад

Побреду себе……..

— Куда это держишь путь,

Красавица — аль в обитель?

— Нет, милый, хочу взглянуть

На царицу, на царевича, на Питер.

— Ну, дай тебе Бог! — Тебе! —

Стоим опустив ресницы.

— Поклон от меня Неве,

Коль запомнишь, да царевичу с царицей.

…И вот меж крылец — крыльцо

Горит заревою пылью,

И вот — промеж лиц — лицо

Горбоносое и волосы как крылья.

На лестницу нам нельзя, —

Следы по ступенькам лягут.

И снизу — глаза в глаза:

— Не потребуется ли, барынька, ягод?

28 июня 1916

«Белое солнце и низкие, низкие тучи…»

Белое солнце и низкие, низкие тучи,

Вдоль огородов — за белой стеною — погост.

И на песке вереница соломенных чучел

Под перекладинами в человеческий рост.

И, перевесившись через заборные колья,

Вижу: дороги, деревья, солдаты вразброд…

Старая баба — посыпанный крупною солью

Черный ломóть у калитки жует и жует.

Чем прогневили тебя эти серые хаты,

Господи! — и для чего стольким простреливать грудь?

Поезд прошел и завыл, и завыли солдаты,

И запылил, запылил отступающий путь…

Нет, умереть! Никогда не родиться бы лучше,

Чем этот жалобный, жалостный, каторжный вой

О чернобровых красавицах. — Ох, и поют же

Нынче солдаты! О, Господи Боже ты мой!

3 июля 1916

«Вдруг вошла…»

Вдруг вошла

Черной и стройной тенью

В дверь дилижанса.

Ночь

Ринулась вслед.

Черный плащ

И черный цилиндр с вуалью.

Через руку

В крупную клетку — плед.

Если не хочешь муку

Принять, — спи, сосед.

Шаг лунатик. Лик

Узок и ярок.

Горячи

Глаз черные дыры.

Скользнул на колени

Платок нашейный,

И вонзились

Острия локтей — в острия колен.

В фонаре

Чахлый чадит огарок.

Дилижанс — корабль,

Дилижанс — корабль.

Лес

Ломится в окна.

Скоро рассвет.

Если не хочешь муку

Принять — спи, сосед!

23 июля 1916

«Искательница приключений…»

Искательница приключений,

Искатель подвигов — опять

Нам волей роковых стечений

Друг друга суждено узнать.

Но между нами — океан,

И весь твой лондонский туман,

И розы свадебного пира,