Так голос твой под рокот рвущихся снарядов.

И вот в громах, как некий серафим,

Оповещает голосом глухим, —

Откуда-то из древних утр туманных —

Как нас любил, слепых и безымянных,

За синий плащ, за вероломства — грех…

И как нежнее всех — ту, глубже всех

В ночь канувшую — на дела лихие!

И как не разлюбил тебя, Россия.

И вдоль виска — потерянным перстом

Все водит, водит… И еще о том,

Какие дни нас ждут, как Бог обманет,

Как станешь солнце звать — и как не

встанет…

Так, узником с собой наедине

(Или ребенок говорит во сне?),

Предстало нам — всей площади широкой! —

Святое сердце Александра Блока.

9 мая 1920

10. «Вот он — гляди — уставший от чужбин…»

Вот он — гляди — уставший от чужбин,

Вождь без дружин.

Вот — горстью пьет из горной быстрины —

Князь без страны.

Там всё ему: и княжество, и рать,

И хлеб, и мать.

Красно твое наследие, — владей,

Друг без друзей!

15 августа 1921

11. «Останешься нам иноком…»

Останешься нам иноком:

Хорошеньким, любименьким,

Требником рукописным,

Ларчиком кипарисным.

Всем — до единой — женщинам,

Им, ласточкам, нам, венчанным,

Нам, злату, тем, сединам,

Всем — до единой — сыном

Останешься, всем — первенцем,

Покинувшим, отвергнувшим,

Посохом нашим странным,

Странником нашим ранним.

Всем нам с короткой надписью

Крест на Смоленском кладбище

Искать, всем никнуть в черед,

Всем………, не верить.

Всем — сыном, всем — наследником,

Всем — первеньким, последненьким.

15 августа 1921

12. «Други его — не тревожьте его…»

Други его — не тревожьте его!

Слуги его — не тревожьте его!

Было так ясно на лике его:

Царство мое не от мира сего.

Вещие вьюги кружили вдоль жил,

Плечи сутулые гнулись от крыл,

В певчую прорезь, в запекшийся пыл —

Лебедем душу свою упустил!

Падай же, падай же, тяжкая медь!

Крылья изведали право: лететь!

Губы, кричавшие слово: ответь! —

Знают, что этого нет — умереть!

Зори пьет, море пьет — в полную сыть

Бражничает. — Панихид не служить!

У навсегда повелевшего: быть! —

Хлеба достанет его накормить!

15 августа 1921

13. «А над равниной…»

А над равниной —

Крик лебединый.

Матерь, ужель не узнала сына?

Это с заоблачной — он — версты,

Это последнее — он — прости.

А над равниной —

Вещая вьюга.

Дева, ужель не узнала друга?

Рваные ризы, крыло в крови…

Это последнее он: — Живи!

Над окаянной —

Взлет осиянный.

Праведник душу урвал — осанна!

Каторжник койку-обрел-теплынь.

Пасынок к матери в дом. — Аминь.

Между 15 и 25 августа 1921

14. «Не проломанное ребро…»

Не проломанное ребро —

Переломленное крыло.

Не расстрельщиками навылет

Грудь простреленная. Не вынуть

Этой пули. Не чинят крыл.

Изуродованный ходил.

Цепок, цепок венец из терний!

Что усопшему — трепет черни,

Женской лести лебяжий пух…

Проходил, одинок и глух,

Замораживая закаты

Пустотою безглазых статуй.

Лишь одно еще в нем жило:

Переломленное крыло.

Между 15 и 25 августа 1921

15. «Без зова, без слова…»

Без зова, без слова, —

Как кровельщик падает с крыш.

А может быть, снова

Пришел, — в колыбели лежишь?

Горишь и не меркнешь,

Светильник немногих недель…

Какая из смертных

Качает твою колыбель?

Блаженная тяжесть!

Пророческий певчий камыш!

О, кто мне расскажет,

В какой колыбели лежишь?

«Покамест не продан!»

Лишь с ревностью этой в уме

Великим обходом

Пойду по российской земле.

Полночные страны

Пройду из конца и в конец.

Где рот-его-рана,

Очей синеватый свинец?

Схватить его! Крепче!

Любить и любить его лишь!

О, кто мне нашепчет,

В какой колыбели лежишь?

Жемчужные зерна,

Кисейная сонная сень.

Не лавром, а терном —

Чепца острозубая тень.

Не полог, а птица

Раскрыла два белых крыла!

— И снова родиться,

Чтоб снова метель замела?!

Рвануть его! Выше!

Держать! Не отдать его лишь!

О, кто мне надышит,

В какой колыбели лежишь?

А может быть, ложен

Мой подвиг, и даром — труды.

Как в землю положен,

Быть может, — проспишь до трубы.

Огромную впалость

Висков твоих — вижу опять.

Такую усталость —

Ее и трубой не поднять!

Державная пажить,

Надежная, ржавая тишь.

Мне сторож покажет,

В какой колыбели лежишь.

22 ноября 1921

16. «Как сонный, как пьяный…»

Как сонный, как пьяный,

Врасплох, не готовясь.

Височные ямы:

Бессонная совесть.

Пустые глазницы:

Мертво и светло.

Сновидца, всевидца

Пустое стекло.

Не ты ли

Ее шелестящей хламиды

Не вынес —

Обратным ущельем Аида?

Не эта ль,

Серебряным звоном полна,

Вдоль сонного Гебра

Плыла голова?

25 ноября 1921

17. «Так, Господи! И мой обол…»

Так, Господи! И мой обол

Прими на утвержденье храма.

Не свой любовный произвол

Пою — своей отчизны рану.

Не скаредника ржавый ларь —

Гранит, коленами протертый.

Всем отданы герой и царь,

Всем — праведник — певец — и мертвый.

Днепром разламывая лед,

Гробóвым не смущаясь тесом,

Русь — Пасхою к тебе плывет,

Разливом тысячеголосым.

Так, сердце, плачь и славословь!

Пусть вопль твой — тысяча который? —

Ревнует смертная любовь.

Другая — радуется хору.

2 декабря 1921