Нету соблазна для

Женщины. — Ars Amandi[26]

Женщине — вся земля.

Сердце — любовных зелий

Зелье — вернее всех.

Женщина с колыбели

Чей-нибудь смертный грех.

Ах, далеко до неба!

Губы — близки во мгле…

— Бог, не суди! — Ты не был

Женщиной на земле!

29 сентября 1915

_______

(1)

«Мне полюбить Вас не довелось…»

Мне полюбить Вас не довелось,

А может быть — и не доведется!

Напрасен водоворот волос

Над темным профилем инородца,

И раздувающий ноздри нос,

И закурчавленные реснички,

И — вероломные по привычке —

Глаза разбойника и калмычки.

И шаг, замедленный у зеркал,

И смех, пронзительнее занозы,

И этот хищнический оскал

При виде золота или розы,

И разлетающийся бокал,

И упирающаяся в талью

Рука, играющая со сталью,

Рука, крестящаяся под шалью.

Так, — от безделья и для игры —

Мой стих меня с головою выдал!

Но Вы красавица и добры:

Как позолоченный древний идол

Вы принимаете все дары!

И все, что голубем Вам воркую —

Напрасно — тщетно — вотще и всуе,

Как все признанья и поцелуи!

Сентябрь 1915

«Я знаю правду! Все прежние правды — прочь…»

Я знаю правду! Все прежние правды — прочь!

Не надо людям с людьми на земле бороться.

Смотрите: вечер, смотрите: уж скоро ночь.

О чем — поэты, любовники, полководцы?

Уж ветер стелется, уже земля в росе,

Уж скоро звездная в небе застынет вьюга,

И под землею скоро уснем мы все,

Кто на земле не давали уснуть друг другу.

3 октября 1915

«Два солнца стынут — о Господи, пощади…»

Два солнца стынут — о Господи, пощади! —

Одно — на небе, другое — в моей груди.

Как эти солнца — прощу ли себе сама? —

Как эти солнца сводили меня с ума!

И оба стынут — не больно от их лучей!

И то остынет первым, что горячей.

6 октября 1915

«Цветок к груди приколот…»

Цветок к груди приколот,

Кто приколол, — не помню.

Ненасытим мой голод

На грусть, на страсть, на смерть.

Виолончелью, скрипом

Дверей и звоном рюмок,

И лязгом шпор, и криком

Вечерних поездов,

Выстрелом на охоте

И бубенцами троек —

Зовете вы, зовете

Нелюбленные мной!

Но есть еще услада:

Я жду того, кто первый

Поймет меня, как надо —

И выстрелит в упор.

22 октября 1915

«Цыганская страсть разлуки…»

Цыганская страсть разлуки!

Чуть встретишь — уж рвешься прочь!

Я лоб уронила в руки,

И думаю, глядя в ночь:

Никто, в наших письмах роясь,

Не понял до глубины,

Как мы вероломны, то есть —

Как сами себе верны.

Октябрь 1915

«Полнолунье и мех медвежий…»

Полнолунье и мех медвежий,

И бубенчиков легкий пляс…

Легкомысленнейший час! — Мне же

Глубочайший час.

Умудрил меня встречный ветер,

Снег умилостивил мне взгляд,

На пригорке монастырь светел

И от снега — свят.

Вы снежинки с груди собольей

Мне сцеловываете, друг,

Я на дерево гляжу, — в поле

И на лунный круг.

За широкой спиной ямщицкой

Две не встретятся головы.

Начинает мне Господь — сниться,

Отоснились — Вы.

27 ноября 1915

«Быть в аду нам, сестры пылкие…»

Быть в аду нам, сестры пылкие,

Пить нам адскую смолу, —

Нам, что каждою-то жилкою

Пели Господу хвалу!

Нам, над люлькой да над прялкою

Не клонившимся в ночи,

Уносимым лодкой валкою

Под полою епанчи.

В тонкие шелка китайские

Разнаряженным с утра,

Заводившим песни райские

У разбойного костра.

Нерадивым рукодельницам

— Шей не шей, а все по швам! —

Плясовницам и свирельницам,

Всему миру — госпожам!

То едва прикрытым рубищем,

То в созвездиях коса.

По острогам да по гульбищам

Прогулявшим небеса.

Прогулявшим в ночи звездные

В райском яблочном саду…

— Быть нам, девицы любезные,

Сестры милые — в аду!

Ноябрь 1915

«День угасший…»

День угасший

Нам порознь нынче гас.

Это жестокий час —

Для Вас же.

Время — совье,

Пусть птенчика прячет мать.

Рано Вам начинать

С любовью.

Помню первый

Ваш шаг в мой недобрый дом, —

С пряничным петухом

И вербой.

Отрок чахлый,

Вы жимолостью в лесах,

Облаком в небесах —

Вы пахли!

На коленях

Снищу ли прощенья за

Слезы в твоих глазах

Оленьих.

Милый сверстник,

Еще в Вас душа — жива!

Я же люблю слова

И перстни.

18 декабря 1915

«Лежат они, написанные наспех…»

Лежат они, написанные наспех,

Тяжелые от горечи и нег.

Между любовью и любовью распят

Мой миг, мой час, мой день, мой год, мой век.

И слышу я, что где-то в мире — грозы,

Что амазонок копья блещут вновь.

— А я пера не удержу! — Две розы

Сердечную мне высосали кровь.

Москва, 20 декабря 1915

«Даны мне были и голос любый…»

Даны мне были и голос любый,

И восхитительный выгиб лба.

Судьба меня целовала в губы,

Учила первенствовать Судьба.

Устам платила я щедрой данью,

Я розы сыпала на гроба…

Но на бегу меня тяжкой дланью

Схватила за волосы Судьба!

Петербург, 31 декабря 1915

«Отмыкала ларец железный…»

Отмыкала ларец железный,

Вынимала подарок слезный, —

С крупным жемчугом перстенек,

С крупным жемчугом.

Кошкой выкралась на крыльцо,

Ветру выставила лицо.

Ветры веяли, птицы реяли,

Лебеди — слева, справа — вороны…

Наши дороги — в разные стороны.

Ты отойдешь — с первыми тучами,

Будет твой путь — лесами дремучими,

песками горючими.

Душу — выкличешь,

Очи — выплачешь.

А надо мною — кричать сове,