Ее разбудили громкие голоса. Она испуганно села в своем убежище. На берегу водоема, расставив ноги и вытянув шеи, три верблюда пили воду. Поодаль, с другой стороны, трое мужчин наполняли бурдюки свежей водой. Похоже, они ее не заметили.

Темная пыльная одежда хорошо маскировала беглянку в тени древесной кроны. Она хотела было позвать их, попросить помощи, но победил инстинкт осторожности. Мариата прижалась к стволу пальмы, затаилась, внимательно наблюдала и ждала. Вот двое из них уселись под пальмами на землю, в то время как третий нетерпеливо расхаживал вокруг, пытаясь заставить их ехать дальше, но, кажется, без особого успеха. Потом он тоже сел, прислонился спиной к дереву и, похоже, заснул. Мариата все еще не осмеливалась пошевелиться.

Опустилась ночь, мужчины развели костер и стали готовить еду и чай. Над застывшей поверхностью водоема потянулись запахи и достигли ноздрей Мариаты. Ее желудок болезненно сжался и заурчал. Она достала из мешочка кусок верблюжьего мяса и впилась в него зубами, не переставая мечтать о глотке горячего чаю с сахаром. Неровный свет костра освещал фигуры мужчин. Мариата увидела, что у двоих лица закрыты, причем так, как это принято в Хоггаре, и осмелилась подобраться поближе. Стараясь как можно тише ступать по упавшим веткам с бурыми листьями, хрустящими под ногами, она нашла удобное место, где ее трудно было заметить, присела на корточки и стала слушать.

Человек в небрежно повязанной чалме был чем-то очень недоволен. Он сидел как на иголках. Видно было, что невозмутимость спутников выводит его из себя.

— Не понимаю, почему мы сидим на месте, — в который раз повторил он. — В конце концов, я вам плачу, вы должны меня слушаться!

Тот из двоих с закрытыми лицами, кто был повыше, бросил на него спокойный взгляд и заявил:

— Верблюды устали, да и мы тоже.

Сердце Мариаты сжалось. Она узнала голос брата Азаза.

— Ваша сестра может быть где-нибудь дальше. Вдруг она срезала путь!

Азаз вздохнул и пояснил:

— Такое невозможно. Эта дорога самая короткая. Всякий знает, что в этой части пустыни долина с оазисами — единственный безопасный путь. Собьешься — и скоро тебе крышка.

Мясник Мбарек Аит Али — а это был он — воздел руки к небу, словно искал защиты от злых сил.

— Аллах, только не это! Я потеряю такой сочный персик!

Второй человек с закрытым лицом поднялся, зачерпнул ногой песок и швырнул его в костер. Видно было, что он подавлял в себе ярость.

— Ну да, теперь ищи ветра в поле!

Мариата услышала этот ломающийся голос юноши, который вот-вот станет мужчиной. Конечно, это ее младший брат Байе.

— Наверное, буря замела ее следы или она знает заклинание, убирающее их, — сказал мясник.

— Сестра не колдунья. Нечего повторять глупости, которые болтает моя мачеха.

— Тогда где же она? Растворилась в воздухе, улетела? Никто ее не видел с тех самых пор, когда с ней был этот старик-торговец.

— Они могли разделиться и пойти разными дорогами.

— Или двигались быстрее нас, — стоял на своем мясник. — Так или иначе, я намерен найти ее, причем любой ценой. Мне нельзя без нее возвращаться. Я же стану посмешищем всего города. Говорю же вам, понадобится еще пара дней. Мы должны двигаться дальше в пустыню.

Братья обменялись взглядами, но ничего не сказали. Наконец Байе щелкнул языком.

— Сестра всегда была избалованной неженкой. Она не привыкла ходить по пустыням. Скорее всего, Мариата давно вернулась в Имтегрен, кушает там кускус и посмеивается в кулачок. Так что лучше нам бросить это гиблое дело и двигать обратно.

— Мы зашли дальше, чем собирались, и ты нам за это не заплатил. Да и вообще не выйдет ничего хорошего, если мы попадем в лапы алжирских военных, — добавил Азаз.

— Я-то думал, что вам, кочевникам, на границы наплевать! — фыркнул мясник.

— А зачем же самим подставлять шею? — спокойно ответил Азаз.

Мясник сжал кулак и с силой ударил им в ладонь.

— Эх, была не была! Плачу еще сотню дирхемов. Может, у вас прибавится смелости.

— Дело не в деньгах. Идти дальше нельзя, кончаются припасы, — покачал головой Азаз.

Мариата хорошо знала эту интонацию. Еще трехлетним мальчишкой Азаз был очень упрям. Когда взрослые пытались заставить его надеть на себя хоть что-нибудь, вопли малыша были слышны далеко за пределами стоянки.

Он твердо посмотрел в глаза мяснику.

Тот не выдержал, отвел взгляд и проворчал:

— А я-то думал, что вы хотите спасти сестру. Ведь она может погибнуть.

Азаз, уже не церемонясь, повернулся к нему спиной и сказал так тихо, что услышала его только Мариата:

— В мире есть вещи и похуже, чем смерть в пустыне. Ночью, когда они уснули, она потихоньку подкралась к одной из их тассуфр, ^[75]пошарила в ней и нашла кожаный мешок с финиками. Они показались ей удивительно сладкими и вкусными, от наслаждения даже челюсти поначалу сводило. Мариата не удержалась и съела все, косточки складывая в подол, чтобы потом спрятать их где-нибудь между корней. У нее мелькнула мысль, не украсть ли верблюда, но она вспомнила, что братья — опытные следопыты. Они скоро найдут сестру, как бы ни сочувствовали ей. Мясник им заплатил, они связаны долгом, обязательно его отработают, да и отца не станут позорить, против его воли не пойдут. Бычья физиономия ее жениха и его вздорный характер самодура лишь укрепили ее решимость. Она дождется, когда они уйдут. Лучше погибнуть, чем попасть в жены к мяснику.

На следующее утро Мариата проснулась, едва на горизонте забрезжил свет. Серовато-голубой тон сменился темно-оранжевым, который постепенно светлел, заливая ночное небо. Звезды гасли одна за другой.

Первым поднялся Азаз. Он выбрался из-под попоны, которой укрывался, направился прямо к мешкам с провизией, поднял с земли тассуфру, где были финики, и задумчиво взвесил ее на руке. Байе подошел к нему, встал рядом, наклонился, внимательно осмотрел затвердевший песок, потом поднял голову и обменялся со старшим братом многозначительным взглядом. Азаз молча кивнул и приложил палец к губам. Оба оглянулись на храпящего Мбарека. Азаз пошаркал ногой, словно хотел что-то стереть, поднял еще одну тассуфру, озираясь, подошел к ближайшей пальме и повесил так, чтобы ее не было видно.

Потом он направился к верблюдам, лежащим на песке, снял путы с самого маленького и тихо сказал брату:

— Когда мясник проснется, скажи, что один верблюд ночью ушел. Я отправился его искать, а когда найду, догоню вас. Быстро сворачивайтесь и отправляйтесь обратно тем же путем, которым мы пришли. Ждите меня в холмах возле уэда, где на дне лежат синие камни. Я буду там к полудню. — Он дернул голову верблюда за губу, сел на него и заставил подняться. — А если нет, не ждите меня.

Через несколько секунд человек и верблюд скрылись из виду.

Почесывая голову, Байе отправился готовить чай.

Услышав, что они возвращаются, мясник снова заворчал. Ему очень не хотелось отправляться обратно, к тому же пропал верблюд, но уже через час они с Байе уехали. Мариата осталась одна, но не надолго. Совсем скоро в оазисе появилась фигура высокого человека верхом на верблюде.

— Мариата! — крикнул он.

Она не ответила, даже не вышла из своего укрытия.

Азаз подъехал к водоему, дал верблюду напиться, наполнил бурдюк, приложился к нему и негромко сказал:

— Я знаю, что ты здесь. Утром я видел твои следы возле наших припасов, да и финики куда-то пропали. Разве что какая-нибудь обезьяна стащила сандалии моей сестренки из красной кожи с резным узором на подъеме…

Мариата встала и вышла на свет.

— Я не пойду с тобой обратно, и не пытайся заставить.

Голос ее, некогда столь мелодичный и сладкозвучный, что мужчины плакали, слушая ее пение, теперь звучал хрипло, словно ворона каркала.

— Пустыня была неласкова с тобой, сестра, — оглядев фигуру стоявшей перед ним оборванки, заметил Азаз.

— Ее ласки мне дороже, чем все нежности вашего мясника.

— А как ребенок?