Я не удержалась и поделилась этими мыслями с Таибом.

— Восемь часов на кват-кват, ^[60]но на верблюде или пешком больше недели, — заявил он.

— Не может быть!.. Правда? — присвистнула я.

Что это был бы за переход — настоящее испытание на выносливость и решимость, к тому же невозможное без знания местности. А ведь мы находимся все еще лишь на северной границе этой величайшей пустыни в мире. Даже представить трудно, как торговцы, пересекавшие пустыню с грузом золота и слоновой кости, соли и страусовых перьев, ухитрялись не погибнуть в таких местах. Потрясающие, по-настоящему мужественные люди, истинные герои. Но потом я вспомнила, что золото, слоновая кость, соль и птичьи перья — не единственный товар этих героев. Из районов, окружающих Сахару, они гнали на продажу тысячи рабов.

Я обернулась к Лаллаве и увидела, что она смотрит прямо на меня.

— Бидд! — вдруг произнесла старуха.

Таиб осторожно поставил ступню на педаль тормоза, нажал, и машина медленно остановилась. С озабоченным видом он обернулся к Лаллаве, что-то спросил, и она ему быстро ответила. Таиб задал еще один вопрос, на этот раз горячая реплика тоже не заставила себя ждать. Похоже, ей срочно нужно было остановиться, чтобы сходить по нужде. Я внутренне застонала, тут же упрекнула себя за свой европейский эгоизм, отстегнула ремень безопасности и открыла дверь. После кондиционера в кабине перемена температуры меня потрясла. Несколько первых секунд мне казалось, что ноздри мои вдыхают чистое пламя. Палящее солнце било по голове, словно кузнечный молот. Я помогла Лаллаве выйти в это пекло и поморщилась, когда вся тяжесть моего тела пришлась на поврежденную лодыжку. Старуха стояла, слегка покачиваясь, закрыв глаза и подняв лицо к небу. Солнце играло на ее украшениях и маслянистом отливе синего одеяния. Потом она шагнула вперед.

Я немедленно обняла ее за талию, чтобы поддержать, но Лаллава оттолкнула меня и повторила несколько раз:

— Охо, охо!

С трудом волоча ноги, вспахивая песок носками кожаных туфель без задников, она зашагала вперед, но совсем не так, как ходят слепые, вытянув руки вперед для равновесия и опасаясь не наткнуться на препятствие. Так выглядит человек, который с большими усилиями, но решительно пробивается сквозь снежную бурю.

Я двинулась было за ней, но Таиб схватил меня за Руку.

— Не трогайте ее. Она должна это сделать без помощи. Не упадет… А если и так, то ничего страшного, песок не твердый. Пусть идет. Лаллава сама этого хочет.

Мы наблюдали за ней с безопасного расстояния, а она вдруг остановилась и опустилась на колени. Я бросилась к ней, уверенная в том, что старуха обессилела и упала, но в эту минуту Лаллава неожиданно запела. Неземная мелодия дрожала в воздухе, как трель какой-нибудь райской птицы, и у меня перед глазами вдруг возник образ купающихся в ярких лучах солнца ласточек, серые перышки которых сверкали золотом. Просто мороз по коже.

Инеден говорит, что у всякой вещи свое время:

У букашек, что ползают, у птиц, что летают,

У цветов, распускающих бутоны, когда идет дождь,

У верблюдицы, которой настало время рожать верблюжат.

Дни мои теперь столь же темны, как и ночи.

Тинад говорит, начало жизни во мраке и конец во мраке.

Во мраке я пришла к вам теперь, о духи пустыни,

К вам, кто терпеливо ждал меня.

Я слышала, как звали вы меня в ночи, и ветер нес ваши голоса.

Время масла и фиников давно миновало,

И дни мои ныне так же темны, как и ночи.

Солнце погасло на западе, как гаснет костер.

Настало время и мне отправиться с караваном

В долгий и трудный соляной путь и обрести вечный покой.

Были ли слова ее песни именно такими или все это мне только послышалось, показалось? Я не знаю этого и поныне, зато уверена в том, что, когда последние звуки песни умолкли, я опомнилась и увидела, что сжимаю в руке амулет так крепко, что его острые грани оставили на ладони красные рубцы.

Я повернула голову к Таибу, по щекам которого текли слезы. Он не скрывал их, не делал попыток сдержать. Они капали на нижнюю часть тюрбана под подбородком, оставляя в складках темные пятна. Я снова обернулась к Лаллаве, лежавшей на песке.

— Что это она делает? — шепотом спросила я.

Таиб, не отвечая, подошел к ней, встал рядом на колени и взял ее руку. Я услышала, что они обменялись тихими фразами. Потом он встал и прошел мимо меня к машине. Обратно Таиб шагал с рулоном какой-то белой ткани под мышкой. Он жестом попросил меня сесть на песок, сам сел рядом, постелил ткань себе на колени и уставился в пространство, словно чего-то ждал.

Солнце палило немилосердно, небо было почти белым от жары, а под ним раскинулось бесконечное море песка, непрерывно меняющаяся палитра всевозможных оттенков серого. Казалось, весь мир накрыла полная тишина, только кровь ритмически пульсировала у меня в ушах. Я зачерпнула горсть песка. Он был такой горячий, что больно жег кожу в тех местах, где острые грани амулета оставили свои следы, поэтому я пропустила песок сквозь пальцы. Несчетное число крохотных песчинок! Они некогда образовались из каменных глыб и тысячи лет назад таинственным образом были перенесены сюда ветрами пустыни. Время словно замедлило свой ход, почти совсем замерло. Я смотрела, как они падают вниз, песчинка за песчинкой, и смешиваются с миллиардами остальных, снова зачерпывала их и пропускала сквозь пальцы. Я делала это, словно повинуясь чужой воле, словно у меня не было ни сил, ни желания остановиться. Это занятие помогало сдерживать поднимающийся в груди страх.

Не знаю, сколько прошло времени, как вдруг боковым зрением я увидела какой-то движущийся предмет. Это был черный жук. Быстро перебирая длинными лапками, он бежал по песку, напоминая водомерку, скользящую по поверхности пруда. Вот он стал карабкаться вверх по крутой песчаной складке, осыпающейся даже под его тоненькими лапками. Не достигая вершины, жук все время съезжал вниз и снова лез вверх. Я поймала себя на том, что мысленно стараюсь помочь ему, словно сила моего внушения, сила моего взгляда действительно могла сделать это. В конце концов он попытался взобраться наверх под другим углом, и его упорство возымело успех. Жук перевалил через край складки и исчез из виду, оставив на песке только загадочные иероглифы следов.

Понятия не имею, как долго мы ждали. Таиб, сидящий неподвижно, напоминающий камень, наконец-то решил, что пора. Он вдруг распрямил свои длинные конечности, встал и подошел к старухе. С минуту, которая показалась мне вечностью, он смотрел на нее сверху вниз и молчал. Глядя на его застывшую фигуру, я поняла, что Лаллава умерла.

Сердце мое сильно забилось… Но чего еще можно было ожидать? С самого начала, с той минуты, как мы покинули Тиуаду, мне было ясно, что иного результата нашего путешествия просто быть не могло. Вот я, современная, разумная женщина XXI века по имени Изабель. Я живу и работаю в европейском городе Лондоне, послушно следую законам западной цивилизации, ношу профессиональную униформу, меня воротит от всякого грубого натурализма в этом мире. Но какой ужас, как я могла допустить такое, почему не потребовала от Таиба немедленно, хотя бы даже против ее воли, погрузить Лаллаву в машину и отвезти в ближайшую больницу? Однако я увидела, с каким мужеством и достоинством эта старуха встретила собственную смерть, и в душе моей поднялось некое чувство исступленного восторга, глубоко запрятанное в подсознании. Я даже позавидовала такому спокойствию, подошла к Таибу и вблизи посмотрела на мертвое тело старой женщины. Глаза ее были закрыты, на губах застыла улыбка, все лицо выражало совершенное блаженство. Ярко сверкали на солнце ее украшения: амулеты и бусы, браслеты и серьги.