Она задумалась. Между Рахмой и Муссой наверняка случилось что-то серьезное. Развод аменокаля с женой или, того хуже, ее уход от него — дело неслыханное. Девушка чувствовала, что тут кроется какой-то скандал.
Такие вот мысли порхали у нее в голове, как мотыльки вокруг огня. Они то скрывались в темноте, то снова врывались в круг света и беспорядочно носились в безумной пляске.
Наконец Рахма обернулась к ней и пробормотала что-то неразборчивое.
Мариата подняла голову и увидела перед собой пальмы, дрожащие в раскаленном воздухе. Девушка подумала, что это мираж. Она слышала, что пустыня часто проделывает с человеком такие фокусы и неопытные путешественники всегда бывают обмануты.
— Оазис, — повторила Рахма, на этот раз более отчетливо. — Оазис Дум. Б о льшая часть пути позади.
Они напоили верблюдов, пустили их пощипать травку и наполнили бурдюки водой. Потом Рахма улеглась в тени немного поспать, а Мариата села и опустила ноги в прохладную воду гуэльты. [25]Она любовалась отражением в воде финиковых пальм и ослепительно-синего неба. Какой покой! Девушка еще никогда не ощущала подобной тишины и умиротворения. Прежде ее с утра и до вечера окружали какие-то звуки. Приходили и уходили родственники или соседи, шумели детишки, блеяли козы, лаяли собаки, и так изо дня в день. Сначала она была Мариатой, дочерью Йеммы, дочери Тофенат, дочери Усман, имела сестер и близких родственников, являлась членом племени. Потом девушка стала племянницей Дассин, чужачкой из племени кель-тайток, жила с народом кель-базган и утратила свое прежнее положение. Ее увезли из родной земли и поместили среди чужих, незнакомых людей. Поэтому ей казалось, что их очень много, гораздо больше, чем на самом деле. Мариата не знала ни их имен, ни родословных. Они сновали по территории стоянки, болтали, кричали, толковали о делах, про которые она понятия не имела. В эту самую минуту девушка стала самой собой. Одна только Рахма крепко спала рядом. С этой женщиной она познакомилась всего только день назад. Их не связывала верность соплеменниц или родственные узы. Еще с Мариатой была пустыня, прекрасная, безмятежная и вечная.
Это ощущение свободы, совершенства бытия росло в ней, пока не закружилась голова, пока не охватило чувство, будто она способна сейчас подняться на воздух и улететь в золотистую даль, как легкая паутинка…
Мариата понятия не имела, сколько времени прошло в этом оцепенении, как вдруг оно прекратилось. Раздался резкий звук, словно прямо над ухом кто-то ударил камень о камень.
Как кошка, которая всегда спит вполглаза, Рахма разом вскочила на ноги и приказала:
— Мариата, хватай верблюда. Быстро, быстро!
— Что случилось?
— Некогда разговаривать. Торопись!
Мариата подбежала к своему мехари, быстро сняла с него путы, схватила за повод и стояла, не зная, что делать дальше.
— Садись на него! Быстро двигай к высоким дюнам, вон там, видишь? Жди меня. Туда им не добраться, увязнут. Пошла!
— А ты?
— Делай, что говорю, иначе нам крышка!
Мариате наконец-то удалось заставить верблюда опуститься на колени. Как только она взобралась на него, он встал и тронулся с места, будто чувствовал, что от него требуется. Девушка шлепнула ладонью по горбу, и животное ускорило шаг. Только песок летел из-под огромных ног. Перед ней вздымались величественные песчаные холмы. Она направила верблюда туда, где сходились гребни двух самых высоких дюн, заставила верблюда вскарабкаться на вершину и перевалить на другую сторону. Потом, не дожидаясь, когда он преклонит колени, Мариата спрыгнула с его спины и поползла обратно к гребню. Оазис теперь казался далеко, словно в нескольких милях, и странно было, что она преодолела такое расстояние за столь короткое время. В первую минуту девушка не замечала ни Рахмы, ни ее верблюда. Охваченная все возрастающим страхом, Мариата отчаянно вглядывалась в расстилающийся перед ней пейзаж. Без Рахмы она здесь обречена. Вдруг краем глаза Мариата заметила какое-то движение.
Далеко справа, раскидывая во все стороны нескладные конечности, галопом мчался верблюд с Рахмой на спине. Мариата видела, как они повернули к восточному краю длинного гребня, за которым пряталась она сама, и скрылись из виду.
Потом послышался иной звук, резкий и неприятный, напоминающий чей-то низкий, раскатистый рев. На высокой скорости к оазису приближался покрытый пылью грузовик, в кузове которого сидели несколько человек, одетых в темное, с торчащими стволами винтовок. Мариата похолодела. Неужели Росси обратился к властям за помощью, чтобы вернуть украденных верблюдов, поймать ее и силой заставить возвратиться в племя? У нее по спине пробежал холодок.
Нет, в полицию не станет обращаться даже такой человек, как Росси. Ее народ уже тысячу лет не признает ни государственных границ, ни государственных законов. Мариата лежала на песке, время для нее словно остановилось. Она ждала, что же будет дальше. Как сложится ее судьба?
«Только бы меня не заметили, — беззвучно зашевелила она губами и тут же исправила свою молитву: — Только бы нас не заметили. Только бы они ушли и не заметили нас…»
Прошло время, измеряемое гулкими ударами сердца. Все было тихо, только кровь стучала в ушах. Даже верблюд, казалось, понял, что теперь нужно вести себя тихо. Он опустился на прохладную подветренную сторону дюны, куда еще не достали солнечные лучи, высоко поднял голову и уставил глаза с длинными ресницами куда-то в пространство. Лишь прозрачная пленка его третьего века двигалась туда-сюда, удаляя из глаз попавшие песчинки.
Потом из оазиса снова показался джип и, набирая скорость, покатил по разбитой дороге на восток, но, проехав всего несколько сотен ярдов, неожиданно свернул в сторону, как раз в том месте, где совсем недавно промчалась Рахма на своем верблюде. Мариата перестала дышать, сердце ее забухало в груди с такой силой, будто хотело выскочить. Она смотрела, как джип пополз вверх по склону дюны, а потом его колеса увязли в глубоком, мягком песке. Два человека спрыгнули, закинули винтовки за спину и стали что-то высматривать под ногами. Видно было, как они трогают песок, что-то горячо обсуждают, а потом карабкаются наверх, в то время как остальные пытаются вытолкать машину из песка. На этих двоих были не халаты, а штаны — так одеваются мужчины на Западе. Лица их оказались открытыми, на головах не тюрбаны, а фуражки.
«Похожи на пауков, темных, опасных, с тоненькими быстрыми конечностями», — подумала Мариата, глядя, как они лезут по склону.
Но скоро солдаты скрылись за складкой дюны.
Что теперь делать? Поскорей сесть на верблюда и удрать, пока ее никто не видит, или подождать, надеясь, что они ее так и не заметят? Мариата уж было решилась бежать, как вдруг услышала тихий свист. Она невольно вскочила на ноги. Укус рогатой гадюки может быть смертелен…
— Пригнись!
Это была Рахма. Она вела за собой верблюда, морду которого замотала длинным куском ткани.
Мариата послушно припала к горячему песку и прошептала:
— Кто это?
— Солдаты.
— Солдаты? Какие солдаты?
— Сейчас везде солдаты. В той стороне новая независимая страна Мали. Вон там Нигер. На севере — Алжир. — Говоря это, старуха махала руками в разные стороны. — У всех есть солдаты, в этом районе они просто кишат. Здесь под песком нашли какую-то дорогую руду, и все правители хотят наложить на нее свою лапу. Выдрать чрево земли наших предков, а нас самих перестрелять, если встанем у них поперек дороги.
Она вытащила из сумки еще один кусок ткани и быстро обернула его вокруг морды другого верблюда. Это, конечно, не заставит животное молчать, если ему вздумается реветь, но хотя бы приглушит звук и он их не выдаст.
— А сейчас, если тебе жизнь дорога, давай за мной, и не отставай.
Рахма повела Мариату по склону дюны, держась так, чтобы неровный гребень прикрывал их, оставаясь между ними и солдатами. Она старалась замести след пальмовой ветвью. Кочевники — хорошие следопыты. Такая хитрость не обманула бы их, но на расстоянии дюна смотрелась вполне девственной.