Мужчина в недоумении смотрит на меня, словно не веря, что я все еще стою перед ним.

— Ты же не куришь, — совершенно искренне удивляется он.

— Почему? — не меньше его удивляюсь я такому ответу, — курю.

— В любом случае, я в этом не участвую, — затягивается и выдает на одном дыхании: — бесплодие, остеопороз, бронхит, эмфизема, ишемическая болезнь сердца, невриты, рак, инсульт и прочее, прочее. Хочешь себе все это? Ради бога! Но без моего участия.

Столь необычный отказ на пару мгновений лишает меня дара речи.

— На самом деле, я не курю, — решаю признаться, оторопело хлопая ресницами, не в силах сдержать потребность оправдаться.

— Я знаю, — кивает мужчина, вновь затягиваясь.

Через минуту поворачивает голову ко мне, его прямые, немного спутанные волосы падают на лицо, наверное, сильно мешая ему, например, есть, хочется убрать их за уши, хотя длины бы скорее всего не хватило, и они бы вскоре вновь закрывали лицо.

— Что-то еще? Хочешь сфотографировать справку? — спокойно спрашивает он ровным голосом.

Большие, широко-раскрытые серо-голубые глаза смотрят в ожидании ответа. Быстрым жестом, словно прочитав мои мысли, Олег убирает волосы со своего лица, позволяя мне убедиться, что он очень симпатичный. Крайне необычное сочетание — правильные, приятные черты лица, не создающие впечатления женской, мягкой красоты, которая сейчас в моде. Ресницы, незаметные издалека, вблизи кажутся огромными, светлая, такая же, как волосы и ресницы, щетина покрывает часть лица, огибая, четко очерченные одинаковые по ширине бледные губы. Он пару раз моргнул, пока я его изучала.

— Я просто хотела извиниться. Недавно Вы получили отказ в работе от нашей компании.

Олег прищурился.

— «Электронный документооборот точка ру» — напоминаю я.

— А, ясно. За последние месяцы я получил столько отказов, что всех и не упомню. А почему ты перешла на «Вы»?

— Привычка. Всегда, когда начинаю говорить о работе, перехожу на «Вы», надеюсь, ты не обиделся.

— Нет, мне все равно. Хотя, на «ты» привычнее. Почему ты решила извиниться?

Кажется, у меня получилось его заинтересовать, потому что Олег развернулся ко мне, опираясь локтем о перилла, и теперь рассматривает меня с нескрываемым любопытством, от кончиков пальцев на ногах, виднеющихся в капельке выреза на туфлях, до самой макушки и обратно. Крайне не уютно от столь открыто продемонстрированной заинтересованности.

— Просто вижу, что ты сегодня звезда вечера. Мне стало не по себе, что невольно стала участницей этого цирка.

Он натянуто улыбается, стряхивая пепел с пепельницу.

— Наш мир представляет собой госпиталь святой Марии Вифлеемской, проще говоря, Бедлам. С единственной разницей, что там устраивали шоу по большим праздникам, в моем же случае — каждый день сплошное шоу. С другой стороны, — рассуждает он, — с другой стороны, я считаю, что в тринадцатом веке смотреть на умалишенных было куда интереснее, по крайней мере, они были закованы в цепи и сидели в клетках.

По его лицу непонятно, шутит он или нет. Олег снова отворачивается, затягиваясь, и выдыхая дым в другую сторону от той, где стою я. Поворачивается.

— Я не думаю, что ты умалишенный…

— Тебе еще раз справку показать? — ухмыляется.

— Зачем ты так? Я хотела поговорить по-хорошему.

Серые глаза впиваются в мои, казалось, они стали еще больше. Затем Олег резко прищуривается:

— Ммм. У парочки сегодняшних гостей — и да, я имею в виду и мужчин, и женщин — я заметил некоторые сексуальные расстройства и склонность к мазохизму. Допустим, почему я на их взгляд подхожу на роль садиста, я могу понять, но зачем это надо тебе — пока постигнуть не получается.

— Спасибо, но я предпочитаю скучный, нудный, но традиционный секс, — помолчала, — я так поняла, что ты уже всем тут умудрился поставить диагнозы?

Кажется, его позабавила эта фраза.

— Моя слава идет впереди меня. Это приятно. Самое сложное в профессии врача, — это научиться не ставить диагнозы себе и своим близким. Эта дурацкая привычка не изживается даже тогда, когда ты перестаешь быть врачом.

— Тебя лишили лицензии?

Кивает.

— Меня много чего лишили, но возможности оказывать людям какую бы то ни было медицинскую помощь — в первую очередь, — о чем-то думает, хмурясь, — если тебе так нужно, чтобы я извинил тебя и твою компанию — можешь считать, что уже сделано.

Тушит сигарету и идет в сторону своего кресла. На полпути понимает, что кресло заняли, кроме того, вазочка со сладостями опустела, молча разворачивается и выходит из комнаты. Одновременно с этим, с другой стороны в гостиную забегает толпа деток во главе с переодетыми тетками, сжимающими в руках кучу шариков с криво нарисованными рожицами.

— Говорят, он стал импотентом после лекарств, которые принимает, чтобы не слышать голоса, — крутит у виска Маша, внезапно оказавшаяся рядом. Перевожу на девушку пораженный взгляд, укоризненно качаю головой.

— Ну а что? Так Женька сказала, она хотела с ним переспать.

— Зачем?

— Да что ты Женьку не знаешь, он же тащится от придурков! Не понимаю, почему он ей отказал, можно подумать, кто-нибудь еще в здравом уме захочет дать ему. А что было написано на бумаге, которую он тебе показывал?

Отмахнувшись от подруги, я направляюсь к столу, чтобы промочить горло. Мне не по себе. Действительно, все эти люди вокруг не сводили плотоядных глаз с Олега, никаких сомнений, целью их сегодняшнего визита было посмотреть на «психа», в надежде, что он выкинет что-нибудь эдакое. Его пытались провоцировать, но в открытую приставать боялись. Он был интересен, как дикий зверь, по каким-то причинам снятый с цепи.

Когда Олег выходил из комнаты, глаза всех присутствующих сверлили ему спину. Абсолютно всех, увы, даже мои. Некоторые гости прервали разговор, но как только мужчина скрылся из виду, голоса стали в два раза громче, народ взахлеб торопился обсудить «странное» поведение брата хозяйки вечеринки, делился своими наблюдениями и додуманными подробностями.

Олег

Сегодня я как никогда гордился собой. За шесть часов «выставки», я всего лишь второй раз прячусь в ванной комнате.

Повернул ручку крана и умыл лицо холодной водой, намочив при этом кончики упавших на лицо волос, которые тут же прилипли к щекам. Потер глаза. Определенно, если бы меня заковали в цепи, зрелище бы понравилось гостям намного больше. Ну, хотя бы одели в смирительную рубашку. Жаль, что они уже запрещены. Хм, многие врачи в нашей стране согласились бы с этой мыслью, свое согласие они периодически подкрепляли незаконными действиями.

Засек время на часах.

Меня должны хватиться минут десять, не раньше. Целых десять минут тишины и одиночества.

Счастье.

Опустив крышку унитаза и сев сверху, я принялся разминать плечи. Мой «доктор» — а я всегда выделяю это слово голосом и интонацией так, словно сам факт обращения таким образом к ЭТОМУ человеку можно считать шуткой. Если бы я был чуть младше, я бы сгибал указательные и безымянные пальцы при упоминании имени своего врача — так вот, мой «доктор» считает, что я нуждаюсь в адаптации к обществу. Что мне нужно чаще общаться с людьми, найти работу, завести девушку.

Телефон пискнул, сигнализируя о времени приема таблеток. Я достал из портмоне прозрачную упаковку зелененьких крошечных капсул, вытащил оттуда две штуки, зажал капсулы между пальцев и подержал над унитазом. Произнося «упс», я растопырил пальцы. Булькунло. Хорошенько смыл.

Вырвавшийся изо рта при этом смешок получился нервным. На самом деле, я никогда не был столь популярным, в том числе и у противоположного пола, до того, как стал «психом». Ирония судьбы, мне никогда не было до этого так мало дела, как теперь, когда я стал «психом».

Резко стало тихо, я даже вздрогнул от неожиданности — кто-то выключил музыку. Затем, послышались крики, топот, грохот и снова крики. Женский визг. Вскочив со стула, я поспешил в коридор, прислушиваясь к звукам истерики. Возле бассейна полукругом стояла куча народа, каждый кричал что-то нечленораздельное, с общим смыслом: кто-нибудь, сделайте же что-нибудь!

Протиснувшись вперед, я увидел девочку, лет восьми, бледную неподвижно лежащую на земле. Над ребенком сидел мужчина и пытался делать массаж сердца, а точнее неистово давил на грудь, отчего детские хрупкие ребра должны были вот-вот треснуть…

— Легкие очищали? — крикнул я, никто не ответил, спросил еще раз и еще…

Люди либо в панике ничего не соображают, либо специально игнорируют меня. Вероятнее всего второе. В толпе увидел ту самую девушку, которая так неуклюже пыталась извиниться за все наше общество. Быстро подошел к ней:

— Легкие очищали? — выпалил я. Видя, что она не понимает, добавил: — На живот ребенка переворачивали?

— Нет, кажется, нет, сразу…

В следующую секунду я был уже рядом с девочкой:

— Я врач, — уверенным, не терпящим возражения голосом сообщил свой статус, отстраняя «спасателя». И тот, хоть и прекрасно знал «врача», послушался командного голоса. — Все замолчите! — крикнул я, проверяя пульс. В такие моменты, я перестаю себя контролировать. Включаются рефлексы, выработанные за годы учебы, а точнее: «спасти жизнь, чего бы это не стоило». Перевернул ребенка на живот, открыл рот и попытался вызвать рвоту. Несколько надавливаний на грудную клетку, и еще раз. Вытекала только вода. Дьявол! Никаких изменений. Вернулся к массажу сердца и искусственному дыханию, чередуя искусственной вентиляции легких.

Было так тихо, казалось, люди перестали дышать, а, может, я просто на просто ничего не замечал, преследуя лишь одну цель. Девочка не шевелился, пульса не было. Я старался работать так быстро, как только умел. К счастью, руки помнили, что и как нужно делать, если бы я не знал анатомию, я бы сказал, что команды мозга не требовались. Автоматом одно за другим проделывал я действия необходимой первой помощи утонувшему. Делал то, чему когда-то собирался посвятить свою жизнь — помогал.