– Нет, – смешался Говард.

– Говард, разве я когда-нибудь давал тебе неверные советы? – Кейн рассмеялся.

Это шутка! Майра тоже засмеялась от облегчения: следовало догадаться, что он шутит. Кейн вновь подмигнул девушке.

Говард, казалось, ничего не понимал и смотрел на Кейна пылающим взглядом.

– Говард, он пошутил, – пришла на помощь брату Майра.

Кейн погрозил ей пальцем.

– Э нет, это не шутка. Пришло время засунуть Говарда в сундук.

– Ради его же собственной безопасности, – туманно пояснил Кейн. – Залезай, Говард.

Говард заглянул в сундук словно в разверстую могилу, затем резко развернулся и зашагал к двери, однако, не успев сделать и двух шагов, с воплем схватился за спину и рухнул на колени. Майра не заметила движения Кейна, но что бы он ни сделал Говарду, это, очевидно, было очень болезненно.

– Говард, лезь в сундук.

– Не бей его, – умоляющим тоном попросила Майра.

– Это ему только на пользу – хорошо прочищает мозги, – отозвался Кейн. – Говард, кому говорят, полезай в сундук.

– Пожалуйста, – вступилась за брата Майра. – Пожалуйста, не надо. Ему будет страшно, он боится темноты.

– Ничего страшного не будет. Говард, посмотри, сундук пустой, – возразил Кейн, затем положил руку на шею Говарда и на что-то нажал. Рот Говарда распахнулся в беззвучном крике: боль была настолько сильной, что он даже не мог кричать, только судорожно дышал, со свистом втягивая в себя воздух. Снаружи я обещаю тебе все муки ада, – почти ласково проговорил Кейн, – внутри же тебе ничто не причинит боли.

Говард повернулся к сундуку.

– О, Боже, не надо, – взмолилась Майра. Теперь она разделяла страх Говарда перед Кейном: будущее внезапно превратилось в зияющую чернотой пропасть неизвестности.

– Ш-ш-ш, все в порядке, – успокоил ее Кейн.

– Он этого не хочет, – беспомощно сказала Майра.

– Думаю, теперь захочет, – парировал Кейн. – Говард, ты как, хочешь залезть в сундук, верно?

Кейн прикоснулся к шее Говарда, и Говард охнул. Майре вспомнилась странная смесь боли и наслаждения, которую она испытывала, когда Кейн сдавливал ей грудь.

Говард ступил в сундук. Прежде чем лечь, он посмотрел на Майру огромными от ужаса, печальными глазами. Майра часто видела такой взгляд брата, когда мать в детстве запирала его за различные проступки в стенном шкафу: Говард вот так же беззвучно плакал одними глазами.

– Это всего на час, Говард, – мягко приговаривал Кейн. – Понимаешь, я должен кое-что сделать, а потом, обещаю, я выпущу тебя. То, что я сделаю, пойдет на пользу «братству» и, уверяю, очень тебя порадует. Я тебе все объясню, когда придет время, а пока мне нужно, чтобы ты молчал. И чтобы я не слышал ни звука с твоей стороны, понятно? Помни, ты в безопасности, пока ты в сундуке. Если тебе вздумается вылезти, ну ты понимаешь, что тогда может с тобой произойти, верно? И еще помни, Говард, твоя сестра останется здесь со мной. Понимаешь, что отсюда следует?

– Да, – кивнул Говард.

Кейн повернулся к Майре.

– Дорогая, принеси с кухни деревянную лопаточку, – попросил он.

– Деревянную лопаточку?

– Правильно, дорогая, – подтвердил Кейн с безмятежным спокойствием, и Майра почувствовала себя маленькой, беспомощной девочкой. – Давай, поторопись, она понадобится Говарду.

Майра, как могла быстро, сходила на кухню и вернулась с деревянной лопаткой. Говард лежал в сундуке в позе эмбриона. По его лицу текли слезы и сопли, но он не издавал ни звука, его глаза, казалось, были готовы выскочить из орбит от ужаса. Кейн нагнулся над ним, держа в руке скатанную в шарик пару носков. Взяв у Майры лопатку, он вложил ее в пальцы Говарда.

– Когда тебе захочется закричать, кусай ложку, понятно? И кусай как можно сильнее, потому что, если я услышу хоть малейший шум из сундука, я заткну тебе рот вот этим. – Он поднес к самому носу Говарда катышек из носков, который осторожно, словно хрупкую игрушку, держал между большим и указательным пальцами. – Ты все понял, да?

Говард кивнул. Пальцы Кейна разжались, и носки упали Говарду на грудь.

– Если ты только попытаешься выбраться без моего разрешения... Ну, надеюсь, ты не станешь этого делать. Это не в твоих интересах, Говард. И учти, сестра тоже очень надеется, что ты не будешь предпринимать никаких попыток, понимаешь меня?

Говард часто закивал, тихонько поскуливая при каждом движении головой.

– Отлично, тогда я закрываю крышку.

Говард зажмурился. Кейн опустил крышку и сел на нее. Опустив скобу, он оглянулся и не найдя, чем закрепить ее, вынул из заднего кармана джинсов шило и использовал его вместо штифта.

– Ради его же собственной безопасности, – сказал Кейн и похлопал по крышке, усмехнувшись собственной шутке. «Если все это шутка», – подумала Майра.

– Зачем все это? – спросила она, честно говоря, не ожидая, что Кейн соизволит ответить.

Кейн стукнул еще разок по крышке.

– Порядок? – сам себе ответил глубоким басом: – Порядок.

Затем повернулся к Майре и пояснил: – Этой маленькой штуке научил меня отец. Мой папочка обожал подобные забавы, мне в них отводилась роль Говарда.

Он долгим взглядом посмотрел на Майру. Девушка постаралась не выдать своего страха и замешательства.

– Хорошо, – наконец, проговорил Кейн, сплетя пальцы на колене и откидываясь назад. – Чем бы нам теперь еще развлечься?

После лихорадочной, но краткой и абсолютно бесполезной, как с самого начала прекрасно понимал Беккер, погони за такси, они все остановились на углу Лексингтон-авеню и сгрудились небольшим островком неподвижности в бесконечном потоке безразличных ко всему прохожих, тяжело переживая свое поражение и избегая смотреть друг другу в глаза. Трое из пятерых заметили номер такси, и Хэтчер немедленно связался с полицией, но Беккер не сомневался, что ко времени, когда машину обнаружат, будет слишком поздно: шансов, что Бахуд останется в ней, не было.

– Он наверняка обосновался в квартире Голдсмитов, – возбужденно заговорил Беккер, покачиваясь из стороны в сторону от переполнявшей его энергии и желания действовать. Хэтчер внимательно следил за ним, по опыту зная, что в подобном состоянии Беккер крайне опасен для окружающих.

– С чего ты взял?

– Во-первых, я уверен, эта Голдсмит что-то скрывает. Я бы сказал, мой визит ее не на шутку напугал и обеспокоил.

– Ты оказываешь такое действие на всех, с кем тебе приходится общаться.

– Во-вторых, швейцар ее дома беспардонно врал мне в глаза. Он явно был предупрежден насчет таких, как я. Я хочу, чтобы ты его хорошенько прижат.

Хэтчер кивнул и взглянул на двух своих агентов. Те согласно кивнули в ответ.

– Сделаем, – сказал один из них.

– И в-третьих, Бахуд пошел за мной вскоре после того, как я покинул здание. Не думаю, что он просто по случайному совпадению слонялся поблизости.

– Наверняка он в квартире Голдсмитов! Наверняка! – Беккер начал переминаться с ноги на ногу. Хэтчер еще никогда не видел его таким взволнованным.

– Почему ты так в этом уверен?

– Там живет кто-то третий, я понял это по поведению мисс Голдсмит, и Бахуд последовал за мной сразу после того, как я вышел от нее.

– Он мог следить за тобой весь день, – возразил Хэтчер.

– Зачем ему было следить за мной? Чего бы он этим добился? Нет! Помнишь, что случилось с людьми, за которыми он следил в последние двое суток? Он их убил. Спрашивается, почему? Очевидно, потому, что они представляли для него угрозу. Опять же, почему? Очевидно, потому, что они что-то знали о нем, или же им было известно что-то, что могло бы вывести нас на него. Мне же ничего такого не было известно, однако он, вероятно, решил, что мне стало что-то известно. Что и откуда? Если предположить, что я побывал в квартире женщины, где он обосновался, то это означает, что я мог узнать о нем практически все. Он не мог знать наверняка, что мисс Голдсмит ничего мне не рассказала, но раз существовал шанс, что все же рассказала, он не мог позволить мне уйти и действовать, исходя из того, что мне удалось узнать. Отсюда также вытекает, что его час близок. Очень близок.