— Лишнюю лошадь? Для кого-то еще?
— Кто знает? Может быть, просто запасную, чтобы время от времени пересаживаться на нее самому, давая отдых своему коню.
— А еды сколько взял? На день? На три?
— Я бы сказала, что той провизии хватило бы на неделю. Вообще-то ему требовалось еще больше, но он собирался охотиться. Хайме обычно добывал мясо на охоте.
— Значит, неделя пути?
— Если бы я только мог хоть что-то для вас сделать! — воскликнул Уин. — Я уже занял деньги на магазин. Но может быть, все-таки…
— Ты и так уже сделал для нас более чем достаточно.
Она посмотрела в окно, на залитый ярким солнцем дворик перед домом. Шел 1844 год. В то время разжиться деньгами в Калифорнии было весьма нелегко. Здесь всем вдоволь хватало еды: хорошего мяса, гороха — короче, всего необходимого для жизни, но вот с наличными обстояло совсем иначе. Казалось, что все находились примерно в одинаковом положении, и вот случилась беда…
Она вспомнила, как они впервые приехали сюда, в тихое местечко в горах Малибу. Почти голые пустынные холмы вокруг так разительно отличались от зеленых холмов далекой, милой ее сердцу Ирландии. Пейзаж скорее навевал на нее воспоминания об Испании.
Бежав из Ирландии, семья перебралась во Францию на корабле контрабандиста, где и задержалась на несколько месяцев. Потом отец отправился в Испанию, наказав домочадцам следовать за ним.
Он участвовал в тайном заговоре против британского правительства. Но заговор был раскрыт. Один англичанин, весьма дружелюбно настроенный к ее отцу, предупредил его, и тот незамедлительно покинул страну. После смерти отца Эйлин из Испании перебралась в Мексику, где и поселилась в доме тетушки и ее мужа. Здесь она познакомилась с Хайме.
Всем сердцем полюбила она эти пустынные берега, где на отмелях грелись на солнце морские львы; огромные медведи, обитавшие среди холмов, приводили ее в восторг.
Полковник Малкерин обожал охоту, хотя убивал животных лишь ради мяса. Среди поселенцев таких любителей встречалось немного, как и смельчаков, рисковавших отправляться в горы. Поэтому Хайме зачастую брал с собой жену, которая полностью разделяла его взгляды на сей предмет.
Во время своих странствий по холмам они нередко общались с индейцами, которые иногда выходили даже на побережье. В большинстве случаев это были индейцы-чумаши — проворные, смышленые люди, чьи окрашенные в красный цвет лодки курсировали между прибрежными островами, принимая на борт до двадцати человек за раз. Вообще-то далеко не все из них имели отношение к чумашам, но так называлось одно из индейских племен, некогда населявшее остров Сан-Мигель. С его представителями столкнулись впервые объявившиеся в этих краях белые люди. Вскоре название стали употреблять применительно ко всем местным индейцам.
— Мы сразу поняли, что это местечко — как раз то, что нам нужно, — сказала она, немного помолчав. — Именно то, что нужно. Оба догадались…
Ветер тихонько зашелестел листьями тополей, пробираясь сквозь кроны деревьев, и Эйлин снова посмотрела через открытую дверь вдаль, где виднелась полоска синей воды.
— Когда мы жили в Ирландии, самыми большими городами для меня являлись Дублин и Корк, но затем Господь дал мне увидеть своими глазами и Париж, и Марсель, и Мадрид, и Кордову, и Мехико. Когда мы с Хайме поженились и сам presidente выдал ему дарственную на эти земли, я знала, что здесь будет наш дом.
С индейцами мы ладили. Они очень осторожны и необщительны, но всегда отвечали, когда мы первые заговаривали с ними. Однажды наша повозка догнала на дороге группу индейцев, направлявшихся за дегтем. Мы предложили подвезти их туда, а потом доставили обратно вместе с дегтем, которым они обычно конопатили днища своих лодок.
С тех пор наши отношения стали по-настоящему дружескими. Очень часто индейцы снабжали нас рыбой, а Хайме делился с ними олениной. Примерно тогда же в индейском лагере на побережье мы познакомились с Хуаном.
— С Хуаном? — Майкл задумался. — А кто он такой? Что-то я его не помню…
— Это случилось еще до твоего рождения. Мы с Хайме привезли индейцам мясо, а потом разговаривали с ними, пока на костре жарилась туша. Я обратила внимание на то, что один старик одиноко сидит в стороне от других и смотрит на море. Спросила, кто он такой. «Он из других людей», — ответили наши друзья.
Он действительно выглядел более светлокожим, чем остальные, на лице его выделялись большие выразительные глаза и узкий нос.
— Из другого племени? — переспросил Майкл.
— Из других людей. Но он был их другом. Мы пустились в обратный путь, так и не узнав о нем ничего. А он тем временем тоже встал и пошел прочь от берега. Тогда Хайме остановил коня и заговорил с ним. «Тебе, наверное, очень одиноко. Если хочешь, приходи к нам в гости». И к нашему великому удивлению, старик ответил по-английски: «Ладно, приду». Хайме указал рукой на холмы вдали. На самые дальние, еще неисхоженные. «Может быть, тебе известно, что за край лежит в той стороне. Я бы тоже хотел узнать тропы, которые ведут туда, увидеть людей, живущих там, побывать в их селениях. Мечтаю попасть туда, где еще не ступала нога человека. Это прекрасные земли, здесь так красиво». Старик внимательно выслушал его и, не сказав больше ни слова, отправился своей дорогой. Две недели спустя мы снова встретили его. Он сидел на берегу, а мы как раз проезжали мимо.
Глава 2
Капитан двухмачтовой шхуны с гордым названием «Госпожа Удача» Шон Малкерин стоял на палубе, глядя на разрозненные огоньки погруженного в сон ночного Акапулько. В то время в городе проживало примерно три тысячи жителей, он широко раскинулся на берегу океана, на фоне живописных гор, поросших лесом.
Завтра на рассвете они выйдут в море и отправятся в обратный путь. При мысли о доме Шону вдруг стало очень грустно. Отправляясь сюда, он взял на борт немного товара, да и торговля шла хуже, чем ожидалось. Рынок оказался просто-таки забит кожами. В конце концов ему удалось отделаться от своей партии, лишь запродав все оптом по одному доллару и пятьдесят центов за штуку вместо ожидаемых двух долларов.
С мехом дела обстояли несколько лучше, хорошо шли шкурки выдр, так что после вычета всех расходов Шон надеялся получить еще кое-какую прибыль. Ведь так хотелось возвратиться домой с деньгами, которых хватило бы, чтобы рассчитаться с ссудой, числившейся за их ранчо.
Глубина гавани позволяла кораблям подходить почти вплотную к песчаному берегу, так что городские огни светили совсем близко. Окутанный темнотой город спал, и лишь в окнах двух таверн и еще нескольких домов горел свет. Освещался и испанский форт, некогда охранявший вход в гавань.
Рядом стояли на якоре еще два корабля: парусник, недавно прибывший из Манилы, и трехмачтовая шхуна, по величине намного превосходившая «Госпожу Удачу».
Ночь была жаркой и душной, и все указывало на неотвратимость скорой перемены погоды. Шон стоял на палубе, вглядываясь в берег, и в душе его зародилась странная тоска по чему-то оставшемуся в этом городке, где его никто не ждал.
Подобные чувства и мысли его одолевали всякий раз, когда он готовился покинуть какой-то порт. И тогда он выходил на палубу, глядел на огоньки, отражавшиеся в темных волнах, разбивавшихся о борт, и размышлял о той любви, которую он мог бы встретить здесь, но не встретил, о новых друзьях и приключениях, мимо которых прошел не распознав их. А иногда ему представляются приключения… окровавленный кинжал и собственная смерть на безлюдном берегу, случайно миновавшая его. Человеку не дано предугадать свою судьбу, в этом-то все и дело. Просто не дано.
Возможно, именно тут его ожидает некая роковая тайна, нечто необъяснимое. Как говорится, по одной дороге пойдешь — любовь-удачу найдешь, а по другой пойдешь — головы не спасешь.
Подумав так, капитан выпрямился, потянулся и направился к себе в каюту, но вдруг остановился и снова всмотрелся в темноту, заметив в ней какое-то движение.