— Лодка твоего отца стояла где-то там, да? — И я кивнула в сторону одного из сараев. Мне было интересно, есть ли теперь у Джексона лодка: сейчас, вероятно, он плавал не на убогой байдарке, а на чем-то шикарном и скоростном. Я полагала, что его жизнь заполнена дорогими игрушками, как и жизнь всякого врача в маленьком городишке. Хотя, как ни странно, он ездил на потрепанном старом пикапе. Я представила себе, как блондинистая риелторша полеживает на палубе скоростной яхты, как сияют ее натертые маслом ноги, а плечи под полуденным солнцем становятся пунцовыми, словно намазанные малиной.

— Давно это было, — ответил Джексон, — помнишь, как мы с отцом учили тебя плавать?

— Еще бы.

Это умение переменило всю мою жизнь. Они бросили якорь в какой-то бухточке и аккуратно опустили меня в теплую зеленую воду. Джексон держался позади и страховал. Стоявший в лодке Чили хлопал в ладоши, уговаривая меня сделать пару гребков.

— Фредди, представь, что ты часть воды, — твердил мне Джексон, — а я небо, и ты уплываешь прямо в меня.

— Не могу! — вопила я.

Мне было по-настоящему страшно, но в то же время и неловко. Я была единственной из девушек Джексона, которая не умела плавать. И вот я оттолкнулась от него и выставила руки вперед, словно собирая опавшую листву. Потом подтянула ноги по-лягушачьи и резко, как учил меня Чили, распрямила. Так я сделала рывок к лодке.

— Она плывет! — заорал Джексон, а затем откинул голову и издал победный клич. — Еще разок, детка! Давай, еще разочек!

А теперь он вел меня в ресторан.

— Когда-то мы рыбачили каждые выходные, — рассказывал он, — мама ужасно расстраивалась. Она хотела, чтоб отец вел себя как все нормальные люди, Ну, ты понимаешь: ходил в церковь по воскресеньям, стриг газончики, сгребал в кучи опавшие листья, заменял перегоревшие лампочки. А ему все это было неинтересно. — Он глянул куда-то за лодочный сарай. Закат осветил воду и разбросал жутковатые, дрожащие отблески по жестяной крыше. Джексон стиснул мое плечо и потянул к ресторану.

— Я просто обожаю это место, а ты? Будь у меня лодка, я бы взял тебя порыбачить этой весной.

«Ну, к приходу весны меня тут уже не будет», — подумала я. Хотя как знать. Минерва говорит, что несчастья приходят в наш дом не по три, а по шесть кряду. Кто знает, что тут еще произойдет; глядишь, мне и правда придется застрять в Теннесси до весны. Озеро начинало действовать мне на нервы. Неподалеку отсюда, в старой алюминиевой лодке, я потеряла невинность в объятиях Джимбо Шримплетта, бывшего мужа Сисси Ол-сап. Я тогда только-только окончила школу. Сисси с подругами укатила на выходные в Панаму, а в Таллуле остался безутешный и бурлящий гормонами Джимбо Шримплетт. Как-то вечером он проезжал мимо нашего дома в своем лимонно-зеленом «ягуаре» и притормозил, увидев меня на крыльце. Остановив машину, он спросил, не хочу ли я съездить с ним на Сентер-Хилл. Я была польщена и тут же согласилась. Сбегав предупредить Минерву, я пулей вернулась к Джимбо. Мы поехали в Клиффе, тихое местечко в скалах, куда все ходят загорать голышом. У Джимбо было серебристое каноэ, и прежде чем я что-либо поняла, он уже накачал меня пивом и затащил на борт. Пока он тискал и раздевал меня, я казалась себе гигантской креветкой, такой розовенькой и блестящей. Но затем он резко вошел в меня, и мысли о креветках как ветром сдуло. Он двигался все быстрее и быстрее, не обращая внимания на мои исступленные крики. Когда я наконец встала на ноги, из меня струилась кровь. Плавать я не умела и потому была как в ловушке. Прыгни я за борт, мне было бы ни за что не выплыть. Обо мне бы раструбили в вечерних новостях: «Аквалангисты прочесывают озеро в поисках восемнадцатилетней Фредди Мак-Брум, уроженки Таллулы, о пропаже которой сообщил ее друг». В ту ночь я поняла, как важно уметь плавать, но до появления Джексона в моей жизни так и не решилась попробовать.

— Идем же, — повторил он, сняв куртку и накинув ее мне на плечи. — Похоже, ты совсем замерзла.

— Зря я не надела куртку.

— Оставь себе мою. — Он отворил стеклянную дверь, и мы вошли в ресторан. Там было темно, и на каждом столике горели свечи, блики от которых плясали на стенах. Из спрятанных где-то динамиков лился голос Роя Орбисона, певший «Мечтай, детка». Через окно было видно, как серебрится в лучах заката вода, постепенно погружаясь в коричневатую мглу. На противоположном берегу маячил скалистый мыс, поросший кедрами, среди которых бродило стадо коз. Я снова оглядела ресторан. Когда мои глаза привыкли к полумраку, я разглядела висевшие на стенах чучела рыб, расположенные так, словно они плывут. Тут были крупные и мелкие окуни, краппи и усатые сомы. Из тени вынырнула официантка с ярко-зелеными веками и протянула нам огромные меню в бордовых пластиковых обложках.

— Столик на двоих? — официантка улыбнулась, обнажив щелочку между передними зубами. Волосы у нее были начесаны от самых корней.

— Да.

И она повела нас к столику, виляя в полумраке своими пышными бедрами. Стараясь не споткнуться, мы двинулись вслед за ней мимо столов с семейными парами и официанток, снующих туда-сюда с подносами жареной рыбы, кукурузных оладий и шипящих бифштексов. Наша провожатая остановилась у столика перед окном, положила на него оба меню и, не переставая улыбаться, исчезла. Джексон отодвинул мой стул. Когда я уселась, его руки скользнули по моим плечам и слегка их сжали:

— Ну как, согрелась? — шепнул он мне на ухо.

Я быстро кивнула.

— Да. Спасибо. — На мне все еще была его куртка. Я попыталась вернуть ее, но он повесил куртку на спинку моего стула.

— Она тебе пригодится, — улыбнулся он и тоже сел. За его спиной маячила медная поверхность озера. Из динамиков тем временем понеслись голоса «Ю-2», исполнявших «Один». Я стала теребить волосы. К нам подошла похожая на ведьму темноволосая официантка, приняла заказ и забрала меню. Зимними вечерами, даже по пятницам, ресторан просто переполнен. Джексон сказал мне, что последние пятьдесят лет это самое популярное заведение в здешних местах.

— Пятьдесят? — удивилась я. — Надо же, как давно.

— Вот видишь? — Он хитро подмигнул мне. — Штат Теннесси полон приятных сюрпризов.

В чем-чем, а в этом я сильно сомневалась. Наша официантка вновь возникла из мрака и поставила на стол чай со льдом в высоких стаканах, из которых торчали огромные дольки лимона. Вот еще одна вещь, от которой я совершенно отвыкла, — чай. Местные жители, и Джексон в том числе, пьют его круглый год. Я же пью в Мексике «Сидралс», текилу или просто газировку, а в остальные месяцы, в Калифорнии, признаю лишь эспрессо, воду «Эвиан» и фирменный лимонад, который готовит мой свекр. Не считая редкой баночки «Лап-санг сушонг», которую я иногда выпиваю на завтрак, мы почти что не пьем холодного чая.

— После маминой смерти папа стал водить сюда своих подружек, — сказал Джексон, водя рукой над свечкой. Небо за его спиной приобрело кобальтовый оттенок, чуть светлее воды.

— Он женился опять? — Я запамятовала, был ли он женат, но самого доктора Маннинга помнила предельно отчетливо. Он стригся очень коротко, и его шевелюра казалась прозрачной, как стекловолокно. На нем всегда был огромный халат ниже колен, маскировавший массивный живот; неизменные густые усы и круглые бифокальные очки в железной оправе придавали ему сходство с Тедди Рузвельтом.

— О да, клянусь богом! — Джексон тряхнул головой и откинулся на спинку. — И не раз. Рассказываю по порядку: сперва была медсестра из его офиса по имени Фэй. Имя писалось через «э». Эта умерла от алкогольного отравления. Затем Памела, медсестра с кардиологического отделения, которую отправили в реабилитационную клинику.

— А с этой-то что стряслось?

— Подсела на транквилизаторы, которые ей выписывал мой отец. Предпочитала валиум и перкордан. С ней он развелся… в восемьдесят девятом? Нет, в девяностом. Уже через семь месяцев после этого он женился на некой Сэлли, имя которой тоже пишется через «э». Кажется, они познакомились в больнице. Она моя сверстница, но уже вырастила двух дочерей. Так вот, эта самая Сэлли обожает бриллианты, роскошные квартиры, шикарные машины и круизы. На ней он до сих пор и женат. Два года назад они перебрались в Тампу. Бедный папочка просто жить не может без красоток.