Я на этот счет мало что мог сказать — книгу-то я не читал; заметил только, что лошадь у него была, должно быть, здорово крупная, чтобы носить на себе человека, одетого во все это железо. Не думаю, чтоб она подумала, будто это замечание соответствует ходу ее мыслей. А она все говорила о рыцарстве и романтике, и глаза у нее сверкали вроде как звезды, так что под конец я начал раздумывать, где мне самому купить такой костюмчик.

Ну, в общем, мы с ней очень приятно беседовали, мне просто жалко было, что кончается кофе и эти маленькие пирожные, и, казалось, расстанемся вполне по-дружески, как вдруг она и говорит ни с того ни с сего:

— Но вы не единственный камешек на берегу.

Я даже не сообразил, к чему это она клонит, и тогда она добавила:

— Меня навестил мистер Хадди. Он очень мил.

А я, не задумываясь, и ляпнул:

— Это тот самый, что пытался убить нас. Заляжет где-нибудь на горе и стреляет в нас. Он убил вчера одного нашего парня, индейца.

Ну, тут у нее лицо побелело, она вскочила так резко, что чуть стол не опрокинула, и говорит:

— Флэган Сакетт, я больше не желаю вас видеть, никогда!

И вылетела на улицу.

А Берглунд — он все полировал стакан — и говорит, ни на кого не глядя:

— Лучше, когда они от тебя бесятся, чем когда безразличны.

— Ох, заткнулся бы ты! — сказал я вежливо и вышел оттуда, злой на себя, злой на Берглунда и злой на Мег Росситер.

Глава 16

То, что я сказал, была чистая правда, но дела оно не меняло: не стоило говорить это именно в тот момент и именно ей. Мег Росситер была незамужней девушкой в стране, населенной мужчинами, большинство которых были старше, чем она. Здесь не бывало приемов, танцев, театральных лож или еще чего, куда можно пойти. Не много у нее было случаев стать чьей-то девушкой или пофлиртовать с кем-нибудь.

Хоть я и полный дурак насчет женщин, все же я на них насмотрелся изрядно и знаю, что они любят стравливать одного мужчину с другим и что им нравится чувствовать себя желанными, даже если ничего такого нет. Ну, Мег влюбилась в Кудряша Данна, или ей казалось, что влюбилась, а тут являюсь я и говорю, что он, мол, гроша ломаного не стоит, а после Кудряш и сам показал, что я прав.

Что бы там она мне ни говорила, но разговоры в лавке она определенно слышала. Джонни Кайз был человек женатый, его жена дружила с Мег и была совсем не дура.

Она-то знала, что за вонючка этот Кудряш, только на Мег это не действовало. Потом мы с ней приятно посидели, а она возьми и выскочи с этим Верном Хадди! Может, она хотела вызвать у меня ревность, может, ей просто хотелось похвастаться, что за ней ухаживают, но теперь мне надо было доказывать, что он такой же поганец, как Кудряш, а то и похлеще.

На следующее утро мы ненадолго собрались в лесу всей командой. Логан тут был, Пармали, Галлоуэй и Ник Шэдоу. Чарли Фарнум подошел, когда мы уже начали разговор. Каждый знал, за какое дело я взялся, и каждый знал, что речь идет о жизни и смерти. Я отправлялся в лес на охоту за человеком, который стрелял без промаха, который двигался бесшумно как кошка и имел чувства, обостренные как у дикого зверя, — по крайней мере, так о нем говорили. И я буду там, в лесу, пока один из нас не умрет. Я это знал, они тоже.

Он стрелял редко, почти никогда не промахивался, мало кто мог похвастаться, что выжил после его выстрела, и ни один из выживших не мог сказать, что видел его или хотя бы догадывался, что он где-то рядом.

Мы поговорили немного про все остальные дела, а потом я поднялся и взял винтовку.

— Я не собираюсь брать лошадь, — сказал я. — Если у тебя есть лошадь и ты ее где-то оставишь, то должен будешь вернуться к ней — и убийца это знает. Я не хочу связывать себе руки.

Было раннее утро, и туман лежал в долинах. Было очень тихо. Если в такое время в лесу раздается какой-то звук, он кажется в десять раз громче, но я ничего не слышал. Я двигался осторожно и не спешил. Путь я выбрал кружной. Я понятия не имел, где может быть Верн Хадди, знал только, что, скорее всего, его не окажется там, где я надеюсь его найти.

Сначала я направился на то место, откуда он стрелял вчера. Мне надо было посмотреть, какие места ему нравятся в качестве огневой позиции, а если повезет — найти четкий след, который можно было бы узнать в другой раз. А то до сих пор я действовал вслепую.

Я не спеша пробрался через лес к северу, нашел устье каньона Малого Сухостойного ручья и пересек его, присматриваясь к следам. Мне попались следы лося, оленя и всякого зверя помельче, а потом я направился вверх по ущелью, продвигаясь вперед черепашьим шагом. Во-первых, мне надо было как следует изучить гору, чтобы высмотреть хорошие укрытия, а во-вторых — из-за большой высоты.

Почти у самой верхней границы леса — полагаю, она проходила на высоте десять тысяч футов — я пересек ущелье и двинулся дальше поперек склона. К полудню спрятался в елях и принялся осматривать Лысую гору…

Я посидел там больше часа со взятой у Логана подзорной трубой, изучая склон Лысухи от дна ущелья Сухостойной речки до самой вершины. Сперва я проводил трубой из стороны в сторону, потом смещал взгляд на другой уровень, футов на десять, и снова начинал выискивать признаки жизни. Дважды я замечал оленей — они спокойно паслись. Иногда взлетали птицы, но, похоже, не потому, что кто-то их потревожил.

Потом я проверил возможные подходы к Лысой горе, нашел один удобный — и тут же отказался от него. Он, несомненно, тоже его заметил и будет за ним наблюдать, время от времени окидывая взглядом склон. Нет, не годится…

Пригибаясь к земле, я спустился в ущелье и поднялся по другому склону. Час у меня ушел, чтоб найти его огневую позицию. Он насыпал земляной холмик, на который клал винтовку, и устроил себе сиденье, чтобы ждать со всеми удобствами.

У него был хороший сектор обстрела, без всяких помех, а дистанция составляла около четырех сотен ярдов, может, чуть больше или чуть меньше. Он не дал себе труда скрыть следы своего пребывания здесь, наверно, сомневался, что кто-нибудь захочет охотиться на него или что найдет это место.

А может, оставил его как приманку. Эта мысль стукнула мне по мозгам, когда я присел там на корточки, — я тут же кинулся на землю, ударился плечом и перекатился в кусты как раз вовремя, чтобы услышать эхо выстрела. Только футах в тридцати оттуда, все еще перекатываясь с боку на бок, я вспомнил, что слышал свист пули. Она совсем близко пролетела.

Он видел, где я был, а я представления не имел, откуда он стрелял, так что поспешил дальше, двигаясь быстро, но без шума, вниз по склону, а потом свернул поперек, ниже его первой позиции.

А где же он? Или крадется за мной следом? Не успел я задать себе этот вопрос, как сразу понял ответ. Он меня просто ждет. Этот Верн Хадди был человек уверенный в себе. Может, даже самоуверенный. Он, видно, считал, что в этой игре ему равных нет — что ж, может, так оно и было. А если так, тогда я покойник.

Я на минуту припал к земле в укромном месте — но таком, откуда мог наблюдать, что делается вокруг, и начал обдумывать ситуацию. Очень может быть, что после выстрела, который убил нашего индейца-юту, он отошел вверх по склону и стал ждать. Решил, что кто-нибудь придет поглядеть на это место, и он уложит еще одного.

Прошло какое-то время, и он, наверное, малость расслабился. Может, начал думать, что никто сюда не придет, вот мне и удалось как-то проскользнуть, а он меня сразу не увидел… что, надо сказать, получилось для меня здорово удачно. А может, ему мешала выстрелить какая-то ветка или еще что на пути пули, и ему пришлось ждать, пока я сдвинусь на другое место.

Все это мне здорово не нравилось. Он охотился на меня, а это было вовсе не то, к чему я стремился. Он, вероятно, потратил несколько дней, чтобы изучить этот склон Лысухи, и знал его лучше, чем я.

Ну, а как насчет обратной стороны? Может, он ничего не знает про ту сторону горы, может, мне бы удалось заманить его туда, заставить обойти гору кругом вслед за собой, чтобы он оказался в месте, незнакомом нам обоим. Может, и удалось бы — если сумею достаточно долго остаться живым…