Из заметки мне известно, что погибшие танкисты были гвардейцами. Из какого подразделения? Ясно, что бригада гвардейская. Отдельная, или входившая в корпус? Думаю, что в архиве сейчас можно найти эти данные. Известно, что часть наступала на Росток. Значит, это Второй Белорусский фронт. Как там первого мая 1945 года сообщили родственникам о гибели танкистов? Знали ли родственники, где похоронены их близкие? Сомневаюсь. Погибшие ведь не были похоронены. Только сейчас немцы похоронили их в центре Ростока, а найденную тридцатьчетвёрку поставили как памятник.
Каждый раз, когда мы с женой приезжаем в Германию, или когда в Чехии я сталкиваюсь с немцами примерно моего возраста, во мне оживает война. Но могу ли я не испытывать благодарности немцам за похороны погибших советских танкистов, за тридцатьчетвёрку, ставшую памятником? И это при том, что до сих пор валяются непохороненными кости советских воинов на территории бывшего Советского Союза.
Благородный доброволец-энтузиаст прислал мне из Украины письмо. Он занимается историей 130-й стрелковой дивизии. В этой дивизии рядовым пехотинцем я начал войну. Потом стал в ней командиром взвода. Потом был ранен. Ничего нового не сообщу, рассказав о наших невероятных потерях. Так вот, только сейчас, через семьдесят один год после гибели похоронены погибшие.
Похоронены не официально, не властями, а добровольцами. Среди похороненных в письме я увидел фамилии мальчиков, с которыми начинал войну.
Как же при этом не оценить благородства немцев? И вообще, против моего желания, больше того – при моём отчаянном сопротивлении внезапно возникают соображения, требующие ревизии прочно устоявшихся в моём сознании стереотипов о войне и её участниках. Я ведь продолжаю праздновать День победы, и в этот день один раз в году надеваю пиджак со всеми орденами и медалями.
Относительно недавно я прочёл книгу отважнейшего немецкого лейтенанта, танкового аса. Надо ли объяснять моё отношение к фашисту, уничтожившему самое большое количество советских и американских танков? Но главное – советских. Их несравнимо большее количество в списке уничтоженных им танков. И вдруг выясняется очень существенная деталь его биографии. Самую высокую военную награду, железный крест с дубовыми листьями, должен был вручать ему Гитлер. Но фюрер был занят и поручил это Гиммлеру. Во время обеда в честь награждения Гиммлер предложил лейтенанту перейти из вермахта в вафен СС со значительным повышением звания и должности. Танкист поблагодарил и отказался, понимая, что отказ не может не быть воспринятым, как отказ солдата стать национал-социалистом, понимая, как это опасно.
Поэтому сейчас, когда я уже не ярый коммунист, каким был в должностях от командира танка до командира танковой роты, несколько иначе воспринимаю соображения танкиста, командира «тигра», воевавшего против меня.
Воевать он начал в конце 1943 года. К мирному населению не прикасался. Даже, в отличие от меня, против пехоты фактически не воевал. Только против танков. О! Я хорошо помню, что такое «тигр»!
Я хорошо помню, как, побив все рекорды скорости танка, мы драпали, увидев «тигры» в засаде. Третий танк, в котором я воевал, был подбит «тигром». С механиком-водителем мы выскочили и трое суток прятались на кладбище в склепе, рядом с которым стоял «тигр». Может быть, тот самый, который подбил нас.
Последнее наступление. Январь 1945 года. «Тигр» нагло, безбоязненно, не маскируясь, стоял перед опушкой леса, и в течение примерно двух минут уничтожил шесть тридцатьчетвёрок, в которых командирами были только что выпущенные из училища младшие лейтенанты, даже минуты ещё не бывшие в бою. Шесть тридцатьчетвёрок из десяти, которые колонной, неизвестно как и неизвестно откуда, появились и подставились «тигру». Представляете себе? Колонной! Как на параде! Четыре машины, прыгая под огнём по заснеженному полю, мне удалось увести в укрытие, за которым прятались мои танки. Я до сих пор в глубине души горжусь тем, что моя тридцатьчетвёрка хоть в малейшей мере сумела отомстить этому «тигру». Мы уничтожили его.
Тридцатьчетвёрка против «тигра», что Давид против Голиафа. Нет, некорректно это сравнение. Это только, если сравнивать металл. Беда в том, что тридцатьчетвёрке очень редко доставалась голова Давида. А в «тиграх» сидели не тупые Голиафы. Нет, в них были умеющие думать и воевать. Но откуда могли появиться головы для тридцатьчетвёрок, если в танковом училище значительную часть времени будущие командиры занимались гениальным учением Маркса-Энгельса-Ленина-Сталина и строевой подготовкой, а из танка почти не стреляли. Представляете себе, как мне на командирском сидении был необходим строевой шаг? А этот самый танковый ас, по его описанию, прошёл длительную и очень серьёзную подготовку, которая мне и не снилась.
Интересно, как бывший командир «тигра» сравнивает немецких танкистов с советскими. Пишет, что за каждого немецкого танкиста можно было отдать пять советских. А за каждого советского – двух американских. Не знаю, как эти коэффициенты подходят для определения качество танкистов. Попробую по-другому. Сравнением количества уничтоженных немецких и советских танков с 22 июня 1941 года до 9 мая 1945 года. По данным советской статистики. Немецких уничтожено 32500. Советских – 96500. Советских почти в три раза больше, чем немецких. Так что можно было бы возразить немецкому танковому асу, что не пять за одного, а только три. Но, возможно, у него другая статистика.
Мне трудно оценить по этой статистике качества танкистов потому, что вспоминаю о Прохоровском танковом сражении. В ту пору я находился в училище. Нам, курсантам рассказывали о нём, как о величайшей победе советских танкистов. 12 июня 1943 года в немецкой танковой дивизии Лайбштандарт СС погибло 39 танкистов, в дивизии Тотенкопф – 69. В Пятой советской танковой армии, воевавшей против этих дивизий, – 1304. А всего во время Прохоровского сражения у немцев было убито 149 и 33 пропали без вести. А в Пятой танковой армии более 10000 убитых и раненых. Так что трудновато сравнивать. Хотя и статистика.
Что касается меня, советской статистике я перестал верить ещё в студенческую пору, ещё не излечившись от мировоззрения, которым болел с детства. Дело в том, что летом 1948 года в городе, в котором я учился, вспыхнула тяжёлая эпидемия салмонелёза. Студенты и я, третьёкурсник, в их числе, немедленно без всякой команды включились в тяжёлую работу. По официальным данным в городе во время эпидемии умерли четыре человека. Из этих четырёх только на месте моей работы, я видел шестнадцать умерших. Советская статистика.
А вот из моего личного опыта еще один пример советской статистики. Утром 13 марта 1961 года, когда Куренёвку затопила лавина грязи, хлынувшей из Бабьего яра, я начал оказывать помощь пострадавшим в катастрофе (с маленькой буквы). Пятьдесят шесть часов не выходил из операционной. Официально сообщили, что погибли сто сорок семь человек. Один из первых раненых, поступивших в нашу больницу, рассказал мне, как лавина полностью погребла трамвай. Вы представляете себе киевский трамвай в час пик? Со спрессованными пассажирами. Думаю, в одном трамвае было более ста пятидесяти человек. А таких трамваев было семь. И троллейбус. И рейсовый автобус. Но транспорт это только часть трагедии. На третьи сутки по секрету нам неофициально сообщили, что пока известно о двух тысячах погибших. А сто сорок семь продолжало оставаться официальной цифрой. Сколько раз по сто сорок семь было в конечном итоге, я и сейчас не знаю. Советская статистика.
Заносят меня побочные ассоциации. Какое это отношение имеет к раскопанной тридцатьчетвёрке? Но куда мне деться, если это одна из деталей войны? А воспоминания о ней ведут меня своими путями. И на этих путях самое страшное – неотступные воспоминания о потерях.
Но, допустим, что Советский Союз действительно потерял во время Отечественной войны только 96500 танков. Какая кругленькая цифра! Это полный состав 1484,6 танковых бригад. Волосы встают дыбом, когда задумываешься даже над этой цифрой советской статистики. А ведь в каждом танке экипаж. Люди. От Волги до Эльбы трупами завалили немцев.