Президент Рональд Рейган только что счастливо избежал попытки покушения на свою жизнь. Все ежедневные газеты печатали на первой полосе фотографию, где он, поникнув, висел на руках своих телохранителей в позе, которую, должно быть, не раз принимал в вестернах, исполняя роли второстепенных персонажей. Не прошло еще и двадцати лет после убийства Джона Кеннеди, и вот кто-то решил повторить этот злодейский акт по каким-то неведомым соображениям. Интересная страна: в ней избавляются от президентов, как в кино — от докучливых посетителей. Телевизоры в витринах магазинов без конца повторяли hijacking[15], чтобы зрители не упустили ни одной подробности этого события.

Мы брели по улицам, куда глаза глядят, в полном восхищении; Люк сидел в своей колясочке, попеременно бодрствуя и засыпая. Интересно, что он думал об этих невероятных видениях, ведь до сих пор он только и знал что свою комнату, свой дом, ясли и булочную, да пару улиц в Брюсселе. Он питал слабость к такси, особенно желтым: завидев такое еще издали, он указывал на него пальчиком и долго следил за его извилистым пробегом по длинным улицам Манхэттена.

Башни-близнецы World Trade Center озаряли своими серебристыми бликами downtown[16]. Казалось, они будут стоять там вечно, как воплощение силы, властвующей над миром. Мы ступили на Бруклинский мост, висевший над Ист-Ривер. Люк в своем легком экипажике, тряско катившем по деревянным планкам дорожки для пешеходов (и бегунов-любителей), испускал восторженные крики, заглушаемые гулом автомобилей, мчавшихся внизу, у нас под ногами. Я насвистывал «Take a walk on the wild side»[17]. Мы шли спиной к Манхэттену и через каждые сто шагов оборачивались, чтобы еще раз с изумленным восхищением полюбоваться грандиозной панорамой, которая разворачивалась все шире и шире по мере нашего удаления — этим скопищем башен-небоскребов, выстроенных руками человека у кромки воды. Именно на этом фоне мы по очереди фотографировали Люка, восседавшего на своем «троне», словно султан из «Тысячи и одной ночи». А фотография Жюли, со смехом облокотившейся на перила моста, — классика жанра! — до сих пор стоит в своей узенькой рамочке на столе моего кабинета.

Мы поселились в Бруклине на Кэролл-стрит, недалеко от Проспект-парка, в квартире, предоставленной нам друзьями друзей; хозяев мы, честно говоря, никогда не видели, но мысленно благословляли каждое утро. На столе в гостиной они оставили нам послание с пожеланиями приятно провести время и хозяйственными инструкциями по поводу газа, плиты, горячей воды, розеток, душа, а главное, ключей. Чтобы попасть в квартиру, следовало использовать семь или восемь ключей, с которых невозможно было сделать дубликаты. Два (или три?) открывали дверь подъезда, два других — двери холла, последние три служили сезамом для бронированной двери квартиры. Ключи эти, неизвестных в Европе моделей, были оснащены какими-то пружинами и поворачивались то по часовой стрелке, то против. Основная часть послания как раз и относилась к этой процедуре с ключами, здесь же прилагались рисунки и стрелки. В первые дни мы тратили не меньше получаса, чтобы разрешить эту сложную задачу. Сразу же по приезде, после короткого совещания, было решено, что хранение драгоценного сезама возьмет на себя Жюли: только ее сумка могла выдержать такую тяжесть. И когда Жюли покидала квартиру, тщательно заперев за собой каждый замок, она с видом тюремщицы опускала тяжелую связку на дно своей сумки, где они издавали металлическое звяканье, хорошо знакомое всякому опытному зеку.

Нам требовалось не меньше часа, чтобы проехать на метро в центр Манхэттена. Мы освоили и длинные, и короткие маршруты. Люк не боялся оглушительного грохота поездов, и ничто не развлекало его больше, чем эскалаторы, спускавшие нас в недра земли. Однажды во время прогулки по Канал-стрит в Чайнатауне Люк заприметил живых омаров на витрине рыбной лавки. Я купил парочку, и мне упаковали их в целлофановый пакет, налив на дно немного воды. Жюли обожала омаров. А Люк обожал знакомиться с новыми существами. С трудом втиснувшись в переполненный вагон и проехав в давке несколько станций, я уловил какие-то подозрительные шорохи, исходившие из моего пакета. Клешни омаров продырявили целлофан, смертельно напугав нескольких пассажиров, и вода струилась на пол вагона. Раздались истерические крики. Пришлось нам выйти из поезда и срочно искать надежный пакет, который выдержал бы атаки омаров. Дома мы выпустили их на пол, и Люк завороженно смотрел, как они ползают друг за другом, пока Жюли кипятила воду. Погрузившись в кипяток, эти чудища начали менять цвет, становясь из черных оранжевыми. Такого Люк не видывал даже во сне. Жюли едва успела схватить его за руку, которую он решил сунуть в кипящую воду. Вот так воспитание Люка начиналось с самых простых запретов.

Наши запасы памперсов таяли, как снег на солнце. Я уже приметил в нашем квартале два-три магазина, выставивших у входа огромные коробки. Другой проблемой стало для нас соевое молоко. Отчаявшись найти за океаном марку «Nutricia», мы решили поэкспериментировать с другими видами молока, давая их пробовать малышу одно за другим. Но как только Люк выражал отвращение либо поворотом головы, либо позывами к рвоте, мы тотчас предавали эту марку забвению и мчались в аптеку за новой. Аптека работала по принципу самообслуживания, то есть свободного доступа к товарам, и это позволяло таким привередливым клиентам, как я, сравнивать различные марки. После многочисленных проб и ошибок, молоко «Intensive», кажется, удостоилось благосклонности Люка. Мы вздохнули с облегчением.

Я регулярно покупал в ближайшем киоске газету «Village Voice» — не для того чтобы узнавать о состоянии здоровья Рональда Рейгана (который быстро восстановился и никогда еще не демонстрировал такого прилива энергии), — но чтобы изучать рубрику объявлений. Внимательно просмотрев множество разделов «Саг & van», я понял, что наконец-то напал на истинную редкость: некий человек продавал свой «Camper Volkswagen», full equipment [18], модель 1971 года, и всего-то за две тысячи долларов. Я поспешил сообщить Жюли о такой удаче, и она согласилась, что надо ковать железо, пока горячо.

Машина отвечала нашим пожеланиям буквально во всех отношениях. Ее владелец тоже. Это был почтенный пожилой человек, который за десять предыдущих лет объездил на своем выносливом «фольксвагене» пустыни Аризоны и Невады, западное побережье, Калифорнийскую бухту в штате Вашингтон, словом, проделал длинный путь вдоль Тихого океана по суше, как другие проделывают тот же маршрут по морю, на каботажных суденышках. И все это даже без кондиционера. Хозяин с величайшим сожалением расставался со своим верным другом и признался нам, со слезами на глазах, что это была лучшая пора его жизни, а теперь, увы, пришло время «перевернуть страницу». На первый взгляд желтый «Camper VW» с белой выпуклой крышей имел сходство с фургоном «Мороженое», из тех, что в летние месяцы стояли на наших улицах, зазывая покупателей веселым наигрышем через рупор. Судя по высоте машины, она была легкой добычей ветров. Наш ветеран, словно угадав мои сомнения, не стал делать тайны из максимальной скорости своего трейлера: пятьдесят пять миль в час, иными словами, примерно восемьдесят восемь километров. Но это только чуть-чуть меньше дозволенной скорости на автотрассах, заверил он меня. А как в горной местности?

— Ну… пыхтит, конечно, но всегда забирается наверх.

Посещение этого домика на колесах окончательно убедило нас в его достоинствах: раковина, холодильник, двухконфорочная газовая плитка, сиденья, превращаемые в двуспальное ложе, а под самой крышей — багажный отсек и маленький диванчик — подходящее гнездышко для Люка. Единственное, что слегка охладило наш энтузиазм, это счетчик пробега: он показывал какие-то астрономические цифры: по словам продавца, вещь вполне обычная для США, по чьим бескрайним просторам непрерывно разъезжают любители путешествий. Сделка была заключена тут же, на месте. Я расплатился с ним наличными.