От него требовалось время от времени караулить в тюрьме, искать следы… что он обожал… и он хорошо ел, спал в удобной постели и жил без забот и в комфорте. И если так было, то благодаря Бордену Чантри, сперва пристроившему Большого Индейца у себя на ранчо. Позже, когда заморозки уничтожили его скот, Чантри, перебираясь в город, забрал Индейца с собой.

Его лошадь… большая серая. Борден Чантри смотрел в окно и ничего за ним не видел.

Серая находилась на пастбище. Без сомнения, многие могли ее заарканить, но ехать — не тут-то было. Серая любила Бесс, а вот со всяким другим начинала психовать, и под незнакомым всадником брыкалась зверски.

О чем известно каждому горожанину. Очень мало вероятности, что кто-либо местный попытается сесть на такое норовистое животное, собираясь убить человека.

Большой Индеец почти никогда не высказывался по собственной воле. Сейчас он это сделал:

— Ехал мужчина.

Чантри повернул голову, чтобы посмотреть на Индейца.

— Мужчина?

— Большой мужчина. Тяжелый.

Большой Индеец мог распознать это по следам. Хороший следопыт запросто разберет, что лошадь несет тяжелого наездника.

— Такой большой, как я?

— Может быть, больше.

Чантри неторопливо поднялся. Вынул револьвер и повертел барабан. Сунул в кобуру и ремешок не стал застегивать.

Выбрался на улицу и простоял там изрядное время. Потом прошел к заведению Рирдона, через дорогу, немного спустя — дальше по улице, до бара Хенри, затем к мексиканскому ресторану. Только тогда возвратился в «Бон тон».

— Когда меня не было вчера, кто-нибудь заходил, спрашивал?

— Нет…. — Эд отрицательно помотал головой. — Дот неполный день работала, но дела шли тихо. Присси приходила, но ты болтался за городом и Лэнг не появлялся. Тебя никто не спрашивал, маршал.

— Благодарю.

Он уселся у столика близ окна и принялся думать о Хайэте Джонсоне, потом о Джордже Блэйзере. Все еще думал, сопоставляя места и время, когда Эд его окликнул.

— Маршал? Я и забыл. Блоссом Гейли заглядывала. Вот она тобой интересовалась. Куда ты делся и когда будешь опять.

Блоссом Гейли… Родилась в этом городе, почти всю жизнь провела на ранчо. Хайэт Джонсон поездил порядком, однако…

— Маршал? Глянь туда!

Незнакомый человек шагом подъехал к коновязи и спрыгнул с лошади. Человек был высокий, без лишнего сала, держался очень прямо, под ровными полями черной шляпы виднелось загорелое красивое лицо. Носил замшевую куртку, короткую, испанского фасона. И еще имел при себе револьвер.

Борден Чантри предложил:

— Эд, попроси его зайти и выпить со мной кофе, добро?

Эд подошел к двери и заговорил. Человек оглянулся вокруг, кивнул и привязал коня. Буланый, великолепное животное. Киму лучше бы его не видеть, сказал себе Чантри. Чего хорошего? Возьмет да и начихает на свое решение не красть у Сэкеттов.

Незнакомец шагнул в дверь, помедлив, подошел к нему.

— Маршал? Я Тайрел Сэкетт.

— Садитесь. Боюсь, у меня для вас плохие новости.

Затем Чантри спокойно рассказал все, что выяснил сам. Как Джо Сэкетт прибыл в город, навестил Мэри Энн Хейли, потом зашел в банк, потом в гостиницу и вернулся в дом Мэри Энн. И как сшибся с Кернзом и Харли — сколько знал.

— Значит, человек, убивший моего брата, все еще на свободе?

— Да… но это ненадолго.

— Вам известно, кто он?

— Известно.

— Тогда почему он не в тюрьме?

— Вы могли бы помочь мне, Сэкетт. Мне надо кое-что выведать. Я никого не задерживал потому, что это дело следовало разрабатывать в подробностях. Преступление, совершенное над вашим братом, явилось одним из серии.

— Это действительно было преступление?

— Заведомо. И человек, повинный в нем, сейчас в городе. Или был совсем недавно. Сэкетт, вы приехали из Моры. Прожили там сколько-то времени?

— Да.

— Не знаете, чтобы кого-то из ваших мест разыскивали за убийство или другое тяжкое преступление?

— Сейчас нет. Стрельба случалась, но большей частью вследствие той земельной войны. Были и обычные споры из-за скота или карт.

— А лет семь-восемь назад? По-моему, вы сами были там некоторое время маршалом.

Сэкетт какое-то мгновение смотрел в окно, пустое пространство, потом покачал головой.

— Ничего, связанного с моими родственниками. Что я мог бы вспомнить — нет.

— Ковбоя по имени Пин Доувер знали?

— Конечно. Работал у меня. Хорошо работал.

— Не случилось чего, пока он в ваших краях был? Нераскрытое убийство, разбой, что-нибудь в таком роде?

— Нет… ничего не приходит в голову. Тогда, разумеется, был случай с Мейсоном, но из него же ничего не вышло. Заглох.

— Расскажите.

— Жила в Лас-Вегасе одна девушка. Имя у меня вылетело из головы, но очень привлекательная. У ее отца в тех местах было несколько тысяч голов скота. В дилижансе из Сент-Луиса она познакомилась с человеком, которого звали Форд Мейсон. Смотрелся он неплохо, держался превосходно и представлялся всем отставным кавалерийским офицером, который теперь занялся делами.

Он умел обращаться с лошадьми. Казалось, справится с самой непокорной. Торговал в разных местах, и они с девушкой сходились ближе и ближе.

В то время ограбили дилижанс, который вез наличность банка, и часть этой наличности передал в банк отец той самой девушки. Вскоре после Форд Мейсон заплатил за отца в баре — вспомнил, Канингем его фамилия — и тот узнал золотой, который сам отнес в пострадавший банк. Он его узнал по двум зарубкам, сделанным прямо под датой. Естественно, ничего тогда не сказал, но принялся об этом размышлять и написал своему другу в военное министерство.

Про офицера по имени Форд Мейсон там ничего не знали, а описание совпадало с внешностью дезертира, позже участвовавшего в налете на банк вместе с Лэнгдоном Муром, Чарли Адамсом и еще одним по фамилии Велз.

Канингем представил Мейсону эти факты, и началась перестрелка. Отец оказался тяжело ранен, а дочери прострелили руку. Случайно, я уверен. Как бы там ни было, Форд Мейсон те места покинул навек, а мисс Канингем уговорила отца не предъявлять обвинения.

Борден Чантри слушал молча, без реплик. Ничего необычного в этой истории не было. На Западе ваш сосед в дилижансе или в ресторане мог оказаться принцем и мог оказаться вором, и никто не был расположен задавать лишние вопросы. Каждого принимали на слово, разве что он проявлял себя каким-то иным.

— Останетесь в городе?

— Говорите, моего брата похоронили? Надпись на могиле есть?

— Пока нет. — Чантри неловко подвинулся на стуле. — Видите ли, мы не знали, кто он, когда его хоронили. Могилу пометили тем не менее.

— Спасибо. — Сэкетт встал. — Займусь этим сам. Я служил в полиции и понимаю ваше положение, но, если мы что-то можем сделать, пожалуйста, сообщите.

Он помолчал.

— Понимаете, маршал, мы хотим, чтобы убийца ответил перед законом. Настаиваем на этом, если выразиться точно. Если выяснится, что вы не в силах его найти, придется нам принимать меры.

Я в этом году скот не отправляю, так что несколько месяцев свободных у меня есть, а когда у меня время выйдет, всегда могут вступить Боб, Телль и Оррин.

Потом, у меня есть родня — там и сям по стране, и иногда они тоже могут выкроить время и приехать. Пусть уйдет год, даже два или три. Мы от этого дела не отступимся, маршал. Даже если понадобится пять лет, или десять, или двадцать… мы все еще будем крутиться около и разбираться, что к чему. И со временем один из нас его выловит. Когда-нибудь и где-нибудь.

— Хотите перевезти тело?

— Брата? Нет. Папаша мой так говорил: «Щепки должны лежать, где упали», — и мы считаем, так и надо поступать. Порядочно Сэкеттов зарыто по разным краям, и большинство — там, где упали. Так что Джо мы оставим, куда вы его положили. Только надпишем могилу, чтобы люди знали, где он сделал свою последнюю заявку.

Тайрел Сэкетт вышел из дверей, а Борден Чантри остался сидеть один, забыв про холодный кофе в чашке.