Окаймляющее берега плато на глубине 12–15 метров буквально кишело тропическими рыбами всех видов, форм и расцветок. На глубине около шести метров три огромных групера вышли из своих гротов, чтобы посмотреть на нас. Длинноперые губаны, здоровенные рыбы-попугаи и даже целые реки из рыб — словом, нетронутый человеком подводный, рай.
Обрыв, вдоль которого мы погружались, был почти вертикальным, и в нем приютилось столько живности, сколько я никогда не видел в Красном море. Всюду покачивались широкие морские веера. Прямо волшебная страна. Правда, из-за сильного течения я возвращался Hat «Калипсо» с легкой одышкой.
Подлинное чудо Космоледо заключается в том, что архипелаг еще не осквернен, рыбы, птицы, черепахи не научились даже бояться человека. Долго ли это продлится?.. (Сдается мне, мы, калипсяне, последними застали такую безмятежную картину, скоро ей придет конец. Космоледо ожидает то же, что было со многими другими райскими уголками, которых коснулась губительная рука человека. Надо, надо что-то сделать, чтобы охранить его. Но: кто поручится, что люди этого захотят?
Возможно, я слишком вольно толкую слово «рай». Да, Космоледо — рай, но довольно грозный. Опасность — во всяком случае главная — заключена не в акулах. Есть много не столь крупных рыб, которые так же опасны. Например, крылатка Птероис — удивительно: красивое создание с веерообразными плавниками, окрашенными в нежные розовые и голубые оттенки. Однако в этих плавниках — не только красота, но и угроза-, потому что шипы на концах лучей ядовиты. Незадачливому аквалангисту столкновение с крылаткой грозит потерей сознания, параличом, даже смертью. Еще хуже скорпены: большинство из 118 видов этого семейства оснащено острой ядовитой колючкой на хвостовом плавнике, и укол этой колючкой нередко смертелен.
Вообще, в мире коралла яд — довольно распространенное оружие, оборонительное и наступательное. Им располагают не только подвижные обитатели этой зоны, но и сами кораллы. Для кишечнополостных, к которым принадлежат кораллы, характерны стрекательные клетки — крохотное, но чрезвычайно эффективное оружие. Клетки эти представляют собой миниатюрные капсулы, они лопаются при опасности или просто от возбуждения и выстреливают тонкую нить с шипами, впивающимися в жертву. Примечательно, что почти все прикрепленные организмы коралловых рифов обладают этим оружием, которое служит прежде всего для добывания пищи, — но и для защиты от врага. Яд стрекательных клеток причиняет сильную боль и представляет серьезную опасность для неосмотрительного аквалангиста. В таких районах наши подводники, погружаются только в гидрокостюмах.
Как бы много рыб ни водилось в тропических водах (а в районе Космоледо ее тьма), она не является здесь самым многочисленным из морских организмов. Ее превосходят кораллы и связанная с ними стационарная фауна. Поясню, что слово «коралл» я употребляю в обобщенном смысле, подразумевая полипы, с наружным скелетом из известкового материала. Строго говоря, «кораллом» следует называть только употребляемые для украшений красные кораллы Средиземного моря. Красный коралл принадлежит к особому роду, входящему в подкласс восьмилучевых, а кораллы, о которых мы обычно говорим, относятся к шестилучевым. (Другими словами, у красного коралла осевая симметрия определяется цифрой восемь, а у остальных «кораллов» — цифрой шесть.)
Полипы мадрепоровых кораллов сходны с полипами морских анемон, но они живут внутри известкового скелета, образованного из их выделений. Мадрепоры — преобладающие рифообразующие кораллы в водах, где температура не падает ниже 20° Цельсия; речь идет о зоне между 32° северной и 27° южной широты. Им присуща самая разнообразная окраска: розовая, голубая, желтая, зеленая, золотисто-коричневая. А формы и не счесть — ветвистые, шарообразные, и так далее, и тому подобное, в зависимости от условий среды. В более спокойных водах они образуют хрупкие веточки, а там, где сильный прибой, преобладают более мощные образования. Вариации обусловлены также видовой принадлежностью и глубиной. Сказочное разнообразие кораллов определяется взаимодействием целого ряда факторов.
Относительно малая подвижность водной среды глубже десяти метров позволяет кораллам развиваться как на наружной, так и на внутренней стороне рифа, и возникают хрупкие и нежные конструкции, которые вне воды были бы невозможны. На воздухе они попросту на выдержали бы собственного веса. Но и на больших глубинах коралл не может жить. Его существование связано с одноклеточными водорослями, с которыми он живет в симбиозе, а им для фотосинтеза нужен свет. Эти водоросли, поселяющиеся в ткани полипов, называются зооксантелла.
Американские исследователи обнаружили в мадрепорах еще один растительный элемент — зеленые нити в порах скелета. Примечательно, что, если сложить упомянутые выше водоросли и «зеленые нити», в кораллах растительной протоплазмы в три раза больше, чем животной…
Необычайное разнообразие мира коралла обусловлено тем, что многие другие организмы живут, что называется, бок о бок с коралловыми полипами и участвуют в образовании рифа. Например, такие, как миллепора и стиластерина, тоже принимающие ветвистые формы и выделяющие вещество для наружного скелета. Какие только представители органического мира ни придают дополнительные оттенки подводным тропическим джунглям. Тут и червь из класса многощетинковых, родня земляного червя (которого называют ёршиком, потому что он венчается пушистым веером, служащим для ловли крохотных организмов), тут и моллюски, вроде огромной тридакны, тут и всевозможные зеленые и розовые водоросли, как бы цементирующие прикрепленную фауну, тут и заросли ядовитых морских анемон…
Посмотришь на это богатство форм мира, столь далекого от нашего собственного, и начинаешь осознавать, что кораллы играют немалую роль в жизни всей нашей планеты, куда большую, чем принято считать. Если на то пошло, кораллы распространены на площади, в двадцать раз превосходящей площадь Европы, в двадцать пять раз — площадь США. Право, мы не можем позволить себе пренебречь этим миром!
Вечером, в начале восьмого, я распорядился спустить на воду «ныряющее блюдце». На глубине от двадцати пяти до пятидесяти метров мы при свете прожекторов снимали морские веера и плавающих между ними рыб. От пятидесяти до ста метров вееров уже не было, над песчаным грунтом возвышались кораллы. От ста до ста двадцати пяти метров мы погружались вдоль крутой Стенки, здесь коралловые образования были куда мельче. На глубине ста двадцати пяти метров начинался вертикальный обрыв. По краю его что-то шевелилось как будто темно-красные ожившие заросли. Оказалось, что?то морские звезды, точнее — змеехвостки. У них совсем маленькое тело, но когда они вытянут свои длинные лучи, немудрено спутать их с кустом, имеющим метр-два в поперечнике, тем более, если лучи ветвятся. Один на редкость терпеливый человек насчитал у такой амеехвостки-офиуры больше восьмидесяти тысяч ветвей!
На глубине ста сорока метров нам встретилась узкая полка. Сто шестьдесят метров — многолучевые губки, над которыми беспорядочно мечется стайка крохотных ракообразных.
Обрыв кончился на глубине двухсот десяти метров. Дальше лежали груды валунов, простирался песок и ил, испещренный морскими ежами спатангус.
Двести тридцать метров — сильное западное течение. Мы сбросили балласт-и пошли к поверхности.
Двадцать пятое и двадцать шестое апреля мы провели у острова Ассампшен.
Прежде чем бросить якорь, я отправил на лодке ребят, которые тотчас доложили по радио: «Ю-ю не видно. Зато есть много других груперов. Дно примерно как и прежде.
В восемь утра мы бросили якорь в идеальном для подводных исследований месте, с глубинами от восьми до пятидесяти метров.
Ю-ю — групер, который под именем Улисса пользовался таким успехом в моем фильме „Мир тишины“. Во фонтанах огня и дыма, так хорошо вам знакомых по кино. Просто словом „вулканчик“, за неимением лучшего, я назвал явление, впервые виденное мной очень, давно.