– У него было такое просветленное лицо в последние минуты! – несколько раз повторила она с воодушевлением. – Такое просветленное!

Смерть в ее устах могла показаться почти благом.

Эти два человека были полны искреннего желания опекать мистера Нолли и всячески помогать ему, видя его беспомощность в практических делах. После скромного ужина, который состоял из ветчины, хлеба, сыра, пикулей, яблочного пирога и слабого пива, они усадили его в кресло, как тяжелобольного, сели подле него на высокие стулья, чтобы взирать на него сверху вниз, и принялись обсуждать предстоящие похороны. В конце концов похороны – это важное общественное мероприятие, и не часто случается, что у наследника нет ни одного близкого родственника; поэтому надо сделать все возможное, чтобы не ударить лицом в грязь.

– Во-первых, следует заказать катафалк, – сказала миссис Джонсон, – а не какие-то дрожки, где кучер сидит прямо на гробу. Никакого уважения к покойнику! Я не понимаю, как это можно дойти до того, чтобы тебя везли на кладбище в дрожках! – и полушепотом, как всегда, когда в ней начинало говорить эстетическое чувство, она добавила: – Я лично предпочитаю стеклянный катафалк. Это так изысканно, так эффектно!

– Катафалк надо заказать у Поджера, – подытожил Джонсон. – У него лучший во всем Исвуде.

– Пусть будет все как полагается, – согласился Полли.

– Поджер готов снять мерку в любую минуту, – сказал мистер Джонсон. И затем добавил: – Надо заказать кареты, одну или две, смотря по тому, сколько будет гостей.

– Я бы не хотел никого, – заметил мистер Полли.

– Но это необходимо, – возразил мистер Джонсон. – Нельзя же, чтобы никто не сопровождал вашего отца в последний путь.

– Любители поминального пирога, – сказал мистер Полли.

– Пирог не обязательно. Но какое-то угощение должно быть. Ветчина и цыплята – самое подходящее для такого случая. Где уж тут заниматься стряпней в разгар церемонии? Как, по-твоему, Гарольд, кого Альфреду следует пригласить? Я думаю, только родственников. Незачем собирать толпу, но, конечно, и обижать никого нельзя.

– Но он терпеть не мог нашу родню.

– Раньше не мог, а теперь может, поверьте мне, – сказала миссис Джонсон. – Именно поэтому все и должны прийти, даже тетушка Милдред.

– Не многовато ли? – опять попытался было запротестовать мистер Полли.

– Будет не больше двенадцати, ну, тринадцать человек, – заметил мистер Джонсон.

– Закуску мы приготовим заранее и поставим ее на кухне. А виски и черные перчатки для гостей можно будет сразу принести в гостиную. Пока мы все будем на… церемонии, Бесси накроет в гостиной стол. Для мужчин надо купить виски, а для женщин – херес или портвейн.

– У вас есть черный костюм? Вы должны быть в трауре, – обратился Джонсон к мистеру Полли.

Мистер Полли еще не успел подумать об этом побочном обстоятельстве смерти.

– Я еще не думал об этом, старина.

Неприятный холодок пробежал у него по спине: он уже видел себя облаченным во все черное, а он не выносил черной одежды.

– Конечно, я надену траур, – сказал он.

– Разумеется! – воскликнул Джонсон с важной улыбкой.

– Придется и через это пройти, – невнятно пробормотал мистер Полли.

– На вашем месте, – сказал Джонсон, – брюки я купил бы готовые. Это в трауре главное. Затем нужен черный шелковый галстук и черная лента на шляпу. И, конечно, перчатки.

– Обязательно гагатовые запонки: ведь хоронят вашего отца, – добавила миссис Джонсон.

– Не обязательно, – возразил Джонсон.

– Запонки придают респектабельность, – заметила миссис Джонсон.

– Это верно, запонки придают респектабельность, – подтвердил супруг.

Затем миссис Джонсон опять с воодушевлением заговорила о гробе, а мистер Полли все глубже и глубже утопал в кресле, понурив голову, с видимой неохотой соглашаясь на все, что ему говорили. Ночью он долго не мог уснуть, ворочаясь с боку на бок на софе, служившей ему ложем, и размышляя о своем отце. «До самой могилы не оставят в покое», – вздохнул он.

Мистер Полли, как всякое здоровое существо, относился к смерти и ко всему, что ей сопутствует, с отвращением. Ум его терзали свалившиеся на него проблемы.

«Ну ничего, как-нибудь управлюсь, – подумал он. – Жаль только, что мы так мало с ним виделись, когда он был жив».

Чувство утраты пришло к мистеру Полли раньше, чем сознание свалившегося на него богатства и связанных с ним хлопот и обязательств. Об этом он задумался лишь на следующее утро, которое, кстати сказать, было воскресным, когда перед обедней вместе с Джонсоном он прогуливался по новому пригороду Исвуда мимо ряда недостроенных домов, уже ясно выступающих из завала строительного мусора. Джонсон этим утром был свободен от своих обязанностей и великодушно посвятил его нравоучительной беседе с мистером Полли.

– Не идет у меня дело с торговлей, – начал мистер Полли, – слишком о многом приходится думать.

– На вашем месте, – сказал мистер Джонсон, – я бы устроился в какой-нибудь крупной фирме в Лондоне, наследства бы трогать не стал и жил бы на жалованье. Вот как бы я поступил на вашем месте.

– Крупная фирма – дело нешуточное, – заметил мистер Полли.

– Надо достать солидные рекомендации.

На минуту воцарилось молчание, потом Джонсон спросил:

– Вы решили, куда вложить деньги?

– Я еще не привык к тому, что они у меня есть.

– Деньги надо обязательно куда-нибудь вложить. Если правильно выбрать, то они вам будут давать фунтов двадцать в год.

– Я еще об этом не думал, – сказал мистер Полли, стараясь уклониться от разговора.

– Перед вами столько возможностей. Вложить деньги можно куда угодно.

– Боюсь, что тогда я их больше не увижу. Я плохой финансист. Лучше уж играть на скачках.

– Вот уж чем я никогда не стал бы заниматься.

– У каждого свой темперамент, старина.

– Эти скачки – одно надувательство.

Мистер Полли издал неопределенный звук.

– Есть еще строительные общества, – размышлял Джонсон.

Мистер Полли коротко и сухо подтвердил, что да, таковые есть.

– Можно давать ссуды под залог, – гнул свою линию Джонсон. – Очень надежное помещение денег.

– Я не могу сейчас ни о чем таком думать, по крайней мере пока отец еще в доме, – вдруг сообразил сказать мистер Полли.

Они повернули за угол и пошли к станции.

– Не так уж плохо купить небольшую лавку, – не унимался Джонсон.

Тогда мистер Полли пропустил его замечание мимо ушей. Но мало-помалу эта мысль завладела им. Она запала ему в душу, как семя на благодатную почву, и дала ростки.

– Этот магазин, пожалуй, недурно расположен, – сказал Джонсон.

Он указал рукой на дом, который стоял на углу в неприглядной наготе последней стадии строительных работ, дожидаясь, когда штукатуры, завершив его туалет, прикроют безобразие кирпичной кладки. В первом этаже зиял четырехугольный проем, обрамленный сверху железными стропилами, – будущее помещение лавки. «Окна и прокладка труб – по желанию съемщика» – гласила табличка на здании. В задней стене проема виднелась дверь, сквозь которую проглядывала лестница, ведущая наверх, в жилые комнаты.

– Очень выгодно расположен, – сказал Джонсон и повел мистера Полли осмотреть внутренность строящегося дома. – Здесь будут водопроводные трубы, – показал он на пустую стену.

Они поднялись наверх в маленькую гостиную (или спальню – на выбор владельца), комнатушку, расположенную как раз над лавкой. Потом спустились вниз, на кухню.

– В новых домах комнаты всегда кажутся маленькими, – заметил Джонсон.

Они вышли наружу будущим черным ходом и попали во двор, заваленный строительным мусором, откуда пробрались обратно на улицу. Они подошли к станции, которая благодаря мощеному тротуару и бойко торговавшим магазинам была коммерческим центром Исвуда. На противоположной стороне улицы боковая дверь одного из процветающих заведений отворилась, и появилось семейство: муж с женой и маленький мальчик в матроске. Женщина была прехорошенькая, в коричневом костюме и соломенной шляпке с цветами, все трое были такие сияющие, чистые, свежие и румяные. В окнах магазина блестели зеркальные стекла, витрины были завешаны собранными в складки маркизами, по которым витиеватыми буквами было выведено: «Раймер, торговец свининой и другими продуктами», а ниже шло уточнение, заманчивое для чревоугодника: «Всемирно известные исвудские колбасы».