Мало-помалу мистер Полли совсем перестал заходить к Расперу, а Распер, руководствуясь непостижимыми для постороннего ума соображениями, выработал в себе особого рода близорукость, которая распространялась только на мистера Полли. Как только появлялся несчастный мистер Полли, большое овальное лицо Распера принимало невозмутимо-сосредоточенное выражение, и становилось ясно, что мистер Полли для него не более как пустое место. Понятно, что это могло бы привести в бешенство и менее вспыльчивого человека, чем мистер Полли. Мистера Полли охватывало желание жестоко высмеять своего бывшего приятеля; он издавал горлом что-то похожее на «щелк», если же мистер Распер сам в это время издавал такой же звук, то ему ничего не оставалось, как делать вид, будто оба щелчка исходят от него.

Но вот однажды мистер Полли попал в велосипедную катастрофу.

Его велосипед к этому времени совсем состарился, а дряхлости велосипеда непременно сопутствует одно неприятное обстоятельство: выходит из строя тормоз. Это соответствует тому периоду в жизни человека, когда у него начинают выпадать передние зубы. Как-то раз мистер Полли катил мимо лавки Распера, и надо же было случиться, что проезжавший мимо автомобиль решил именно в эту минуту обогнать фургон не с той стороны. Поэтому мистеру Полли ничего не оставалось, как подъехать к тротуару и соскочить с велосипеда. Как обычно, мистер Полли замедлил ход, нажал на левую педаль, ожидая, что сработает тормоз, но тормоз не сработал, и не успел мистер Полли сообразить, в чем дело, как педаль описала еще один круг. Чтобы слезть с велосипеда, надо было остановить педаль, но педаль продолжала вращаться, и мистер Полли вдруг очутился на тротуаре среди громыхающих товаров скобяной лавки, которыми мистер Распер украсил пространство возле своей входной двери: среди цинковых баков для мусора, ведер, газонных косилок, лопат и других таких же шумных предметов. В самую последнюю секунду перед катастрофой мистер Полли испытал то ужасное состояние беспомощности, гнева и предчувствия беды, которое, кажется, длится вечность; человек в такой миг все отчетливо понимает, но ни о чем не может подумать, кроме слов, которые лучше было бы забыть совсем. Велосипед мистера Полли сшиб башню из ведер, которые с ужасающим грохотом покатились прямо к двери лавки; и в эту секунду мистеру Полли удалось наконец соскочить на землю, попав одной ногой в бак для мусора и производя всевозможные разрушения среди выставленных для рекламы скобяных товаров.

– Разложился тут со своими ведрами! – воскликнул мистер Полли и увидел появившегося в дверях лавки Распера, чье обычно гладкое лицо пошло складками гнева, как сморщивается поверхность паруса, когда его начинают убирать. Какой-то миг он размашисто жестикулировал, не находя слов.

– Это вы – щелк – натворили? – наконец произнес он.

– Ловушка, а не лавка! – ответил мистер Полли.

– Вы – щелк – натворили?

– Загородил весь тротуар, как будто этот проклятый городишко – его собственность!

И мистер Полли, в негодовании попытавшись топнуть ногой, обнаружил, что нога его застряла в цинковом баке для мусора. С искаженным лицом он стал энергично трясти попавшей в плен ногой, издавая неописуемый грохот. Наконец ему удалось стряхнуть с себя этот проклятый бак и ударом ноги отправить его вдоль тротуара. По дороге бак ударился о ведро или еще обо что-то. Затем мистер Полли поднял свой велосипед и двинулся было домой. Но в этот миг его настигла рука мистера Распера.

– Извольте поставить – щелк – все на место!

– Не – щелк – поставлю!

– Нет – щелк – вы приведете все в порядок!

– И не подумаю – щелк! Отпустите сейчас же!

Мистер Распер схватил одной рукой руль велосипеда, другой – мистера Полли за шиворот. Мистер Полли закричал: «Пустите меня! Слышите, немедленно пустите!» – и двинул изо всех сил мистера Распера локтем под ложечку. Тогда Распер с громким, прочувствованным воплем, который на бумаге можно приблизительно изобразить как «У-у-у – щелк!», выпустил руль велосипеда, ухватил мистера Полли за кепи и за шевелюру и согнул его пополам. Но мистер Полли, собрав силы и выкрикивая слова, которые знает каждый, но никто не осмелится напечатать, ударил головой мистера Распера в живот, подставил ему подножку и, пробалансировав на одной ноге секунду-другую, рухнул, увлекая за собой Распера на тротуар, где валялись вперемежку велосипед, ведра и лопаты. И тут, на тротуаре, эти неопытные в кулачных боях дети нашего мирного века, не привыкшие к кровавым схваткам и не умеющие биться на славу, стали неумело, куда попало тузить друг друга, стараясь по мере сил причинить увечья и синяки. Самым ощутительным результатом их драки были вымазанные дорожной пылью спины, взлохмаченные волосы, оторванные и смятые воротнички. По случайности палец мистера Полли оказался во рту мистера Распера, и он усердно пытался несколько продолжить ротовое отверстие своего противника в сторону уха, пока мистеру Расперу, все усилия которого были направлены на то, чтобы ткнуть противника носом в тротуар, не пришло в голову укусить своего противника (правда, кусал он не слишком свирепо). С первой секунды сражения и до Последней не было пролито ни капельки крови. А какие были в этой баталии замечательные возможности членовредительства и увечья!

Потом тому и другому вдруг показалось, что у противника стало в десять раз больше рук и голосов и что силы врага заметно прибавились. Покорившись судьбе, они прекратили битву. И почувствовали, как их отдирают друг от друга и крепко держат внешне шокированные, но в душе ликующие соседи, требуя объяснения происходящему.

– Он – щелк – должен все поставить на место! – задыхаясь, проговорил мистер Распер, сдерживаемый опытными руками Хинкса. – Я только попросил его – щелк – поставить все на место.

Мистер Полли находился в объятиях маленького Клэмпа, хозяина игрушечной лавки, который держал его, применив какой-то очень сложный и неудобный прием, – как он потом объяснил Уинтершеду, это была комбинация из романтического «джиу-джитсу» и не менее романтической «полицейской хватки».

– Ведра! – едва переводя дыхание, попытался было объяснить мистер Полли. – Загородил весь тротуар своими ведрами! Взгляните сами!

– Преднамеренно – щелк – наехал – щелк – на мои товары! И вообще любит – щелк – играть у меня на нервах, – объяснял мистер Распер.

Оба они говорили от чистого сердца и приводили веские доводы. Каждый хотел, чтобы публика отнеслась к нему как к честному и здравомыслящему человеку, борцу за правду и справедливость. Они хотели убедить зрителей, что их сражение – это происшествие, заслуживающее серьезного внимания общественности. Они хотели доказать, разъяснить, убедить, что их действиями руководила необходимость. Мистер Полли считал, что, сунув ногу в бак для мусора, он совершил самый благородный и честный поступок во всей своей жизни, а мистер Распер, в свою очередь, был уверен, что трепка, какую он задал мистеру Полли, была единственным безупречным и волнующим действием в его до сих пор ничем не примечательной жизни. Но и тому и другому было ясно, что они легко станут посмешищем в глазах людей, если не будут осторожны в выражениях и переступят хотя бы на волосок ту грань, которая отделяет доблестных, гордых мужей от жалких драчунов.

Мистер Чаффлз, зеленщик, о котором ходила дурная молва, подойдя к окружавшей противников толпе, молча, как и подобает существу отверженному, с печальным, серьезным и сочувствующим лицом поднял велосипед мистера Полли. Мальчишка-рассыльный из лавки Гэмбелла, следуя доброму примеру, поставил на место ведра и бак для мусора.

– Он – щелк, – он сам должен все убрать! – протестовал мистер Распер.

– Из-за чего поднялся скандал? – спросил мистер Хинкс, в третий раз легонько встряхивая мистера Распера. – Он вас оскорбил, обозвал как-нибудь?

– Я просто наехал нечаянно на его ведра. С каждым может случиться, – сказал мистер Полли. – А он выскочил из лавки и давай меня душить.

– Оскорбление – щелк – словом и действием! – возмущался Распер.