С алтаря недвижно свешивалась бледная женская рука. Она принадлежала распростёртой на жертвеннике девушке лет пятнадцати. В пяти местах её тело было безжалостно проткнуто железными клиньями, вошедшими в камень. На плоских торцах клиньев укреплены свечи.

   Бурые подтеки оплели мрамор, окрасили его ржавчиной. Крови очень много. Огромной лужей она разлилась на алтарной плите, волосы девушки впитали её, словно губка. Цветы тоже валяются в крови.

   Характерная цепочка следов огибает жертвенник, сообщая о передвижениях некроманта. Подходил он и к сфере, осквернив её... человеческим сердцем. Оно лежит там, наверху, в ореоле пульсирующего света. Абсолютно сухое, обожжённое, испитое до дна.

   Жертва обнажена, ноги разведены, и крови там больше всего, густой, будто желе.

   Где плоть не рассечена чем-то острым, нанесены чёрной тушью незнакомые знаки, некоторые из них, соприкоснувшись с кровью, уже почти стёрлись.

   - Мне как раз не хватает ещё одной, - усмехнулся одотьер Дер'Коне. В руках у него искривленный нож.

   Убрав свечи, он вытащил из тела клинья и брезгливо сбросил его на пол. Оно покатилось к нашим ногам, предстоя во всей страшной красоте, от которой волосы встали дыбом. По сравнению с ним труп ученицы казался образцом пристойности для покойника. Фактически целыми остались только лицо, конечности и спина, спереди же практически ничего не сохранилось, кроме рваных лоскутов тканей и обломков костей. Многих не хватало, а внутренних органов вовсе не было.

   Мама и Иассон заслонили меня, корчащуюся на пороге в судорогах рвоты, взялись за руки, обращаясь к богине. Но не успели - невидимая сила сбила их с ног.

   Будущий Наместник Лайонга сделал какое-то движение, и тело Иассон скользнуло к алтарю. Она отчаянно пыталась подняться, цеплялась ногтями за гладкий пол, но напрасно.

   - Мне просто нужна жизнь, ничего больше, - прошептал некромант, склонившись над жрицей. Он рывком поднял её на ноги, намереваясь уложить на жертвенник, но с первого раза не получилось - ему что-то помешало.

   Присмотревшись, я поняла, что это мама. Едва заметное свечение исходило от её рук, обволакивая подругу.

   - Что ж, Каашер примет её и так.

   - Ты не посмеешь убить жрицу, гнев Олонис падет на тебя! - крикнула мать, но уже поздно - нож вонзился в горло несчастной Иассон, провернулся вокруг своей оси. Всего один миг - и всё кончено. Окровавленное тело упало к ногам убийцы.

   Выставив щит против магии Азмары, одотьер опустился на корточки и наполнил кровью какую-то склянку. Неизвестно, где больше крови: в ней или на его руках, манжетах и рукавах некогда кристально-белой рубашки.

   Дер'Коне обошёл алтарь и облил содержимым склянки сердце на сфере. Она вспыхнула и поглотила её.

   Одотьер вернулся к распростёртой на полу Исассон, обернулся к нам... Холодные серо-голубые глаза. На одежде - знаки Императорского доверия, перстни на длинных тонких пальцах залиты кровью.

   Ассан Дер'Коне презрительно скривил губы:

   - Что ты можешь сделать, жрица? Помалкивай, а то заберу твою дочку. Она ведь чиста и невинна, а Каашер любит кровь девственниц, дарующую необыкновенную силу.

   Наверное, никогда ещё я так не радовалась тому, что некромант ошибался, и я уже стала женщиной. По крайней мере, душу грело сознание, что, пожелай он принести меня в жертву, Каашер ей не обрадуется.

   Каашер - само Зло, древнее, неприкрытое, беспощадное, демон, которого побаивались даже тёмные маги, не говоря уже о простых смертных.

   Будущий наместник склонился над убитой жрицей и одним движением вскрыл жертвенным ножом грудную клетку. Рука в перстнях погрузилась в тело, ломая кости. Ругаясь, он наконец вытащил едва трепещущее сердце и швырнул его на алтарь.

   Тут мама не выдержала и подалась вперёд. Я ухватила её за руку, судорожно пытаясь удержать от необдуманного шага. Неужели она не видит, что перед ней безумец, для которого убийство - всего лишь развлечение?

   - Что, тоже хочешь на жертвенный стол? - улыбнулся одотьер. - Боюсь, троих мне сегодня хватит. Так что забирай дочь и ступай прочь. Хотя, нет, - ухмылка стала ещё гаже, - я найду для вас занятие, как раз по специальности. Сейчас закончу с этой, - он пнул ногой труп Иассон, - и займусь вами. Можете пока раздеваться и забираться на алтарь. Я его немного кровью испачкал, одеждой подотрёте. Приятно расслабиться с двумя девочками после тяжёлой работы.

   - Вонючий ублюдок, подстилка Тьхери! - лицо матери перекосило от ярости.

   Обратив взгляд на лик богини, она сложила ладони, сомкнула пальцы и, резко выбросив в сторону Дер'Коне руку, ударила его золотистым лучом. Мужчину отбросило от сферы, сердце Иассон выпало из его рук.

   Мама сделала в воздухе вращательное спиралевидное движение, и одотьер захрипел, схватившись за горло.

   Изображение Олонис на потолке засияло, отделилось от свода, превратившись в разноцветное облачко. Оно светоносной пылью осело на наших головах. Я ощутила сначала резкий жар, потом холод; перед глазами замелькали цветные картинки, в которых неизменно фигурировали маленькие, напоминавшие фей, девочки. Конец у видений был один - смерть на жертвеннике от рук некроманта.

   Я не хотела этого видеть, я отчаянно сопротивлялась, но чужие воспоминания заполняли мой мозг, сводили с ума. Я готова была закричать, когда все это внезапно кончилось. Щелчок - и картинки исчезли.

   Рыдая, я сидела на полу, с тупым ужасом наблюдая за тем, как некромант медленно поднимается на ноги.

   Его ответный удар не заставил себя ждать. Пас рукой, и с пальцев срывается ощерившая пасть змея, тончайший тёмно-синий поток частиц. Иллюзорные зубы вцепляются в маму, рвут одежду, вгрызаются в кожу. Азмара кое-как отбросила их от себя, видимо, снова использовав магию (я заметила знакомое золотистое облачко). По руке стекала струйка крови.

   - Ты никто, ты пыль по сравнению со мной! - в ладонях одотьера теплился синий шипящий шарик. - И ты сдохнешь, жрица, ты и твоя дочка.

   Мама не испытывала страха, во всяком случае, лицо её было спокойно. Может, она верила в заступничество богини?

   Шар разбился о золотистое свечение, окружившее Азмару, с грохотом разорвавшись на сотни осколков. Мощнейшая ударная волна разметала нас по святилищу, повалила сферу, но почему-то не тронула окна, лишь жалобно зазвенели стекла.

   Мне, сидевшей на полу, досталось меньше, чем маме: она ударилась головой о гранитную плиту и на несколько минут потеряла сознание. Из разбитого виска вытекала вишневая кровь, весенней капелью струясь по щеке.

   Я бросилась к ней, затрясла за плечи, умоляя очнуться. Радовало лишь то, что взорвавшееся заклинание нанесло вред и своему создателю. Но надолго ли? Вот он уже поднимается, фокусирует на мне взгляд...

   - Беги, Одана, - хрипло прошептала мама, наконец вняв моим мольбам и придя в себя. - Беги к той, что кормит тебя по праздникам яблочным пирогом. Я тебя очень люблю, доченька!

   Это были последние слова матери, последние, которые я слышала.

   Одотьер с презрительной усмешкой наблюдал за моими бесплотными попытками помочь маме встать, слушал мои сбивчивые всхлипы, заверения, что я её не брошу, и у нас всё будет хорошо. Что ему были мои слезы? Он обращал на них меньше внимания, чем на дождь.

   Встретившись с его глазами, я поняла, что просить тоже бесполезно: этот человек глух к чужим мольбам. Он убьёт нас с той же поразительной жестокостью, что и троих человек до этого.

   Лишь бы всё было быстро, лишь бы меня не распяли на алтаре!

   Наконец мама сумела сесть, обняла меня и поцеловала.

   - Как трогательно! - захлопал в ладоши некромант. - Вы сидите рядышком, облегчая мне работу. Попрощайтесь с этим миром и откройте свою душу для другого.

   В последний момент мать успела оттолкнуть меня, приняв весь удар на себя.

   Нет, несмотря на то, что в заклинание была вплетена смерть, она тогда осталась жива - как я потом узнала, из-за силы богини.