- Ешь. Поможет придумать решение проблемы. Только не лги, будто её нет.

   И всё, ушёл. Даже не расспросил толком.

   - Кто это? - глянул ему вслед Лаэрт. - По виду - маг, но не из Академии.

   - Он из Школы иных. Мой папаша.

   Объяснять подробнее не было ни сил, ни желания.

   Тем же вечером я покинула Вышград. Не одна: Лаэрт упёрся рогом и не пожелал меня отпускать в таком состоянии. Конечно, компания мужчины Хендрика не обрадует, поэтому взяла с эльфа слово, что он носу в нашем доме не покажет. И в деревне, где матушка живёт. А то знаю я тамошних сплетниц: все тяжкие в немыслимых позах припишут. Лаэрт согласился, добавив, что даже сойдёт раньше, чтобы не компрометировать. Золото, а не друг!

   Подспудная мысль о том, что Ксержик перебросится парой слов перед отъездом не воплотилась в жизнь. Он спокойно пропадал у магистра Тревеуса - а я цокала каблуками по мостовым Вышграда, гадая, что творится с семейным очагом.

   Поклонниц у Хендрика всегда было превеликое множество, не удивлюсь, если одна из них оказалась ушлой девицей, решившей занять пустующее место. Могла и письмецо написать от мужнего имени - сомневаюсь, чтобы Хендрик мне такое написал.

   Ничего, познакомлю молодуху с острыми каблуками: как показывает практика, они страшное оружие. А Лаэрт огненными шарами волосёнки её спалит. Будет тролльей невестой.

   Однако внутри скреблось беспокойство, нашёптывая, что нет дыма без огня. А вторившая ему память с готовностью извлекла из пыльных закутов любовь Хендрика к женским юбкам.

   Не удержалась, сначала заглянула к матери: взглянуть на дочку. Сердце, конечно, не на месте, но если что случилось, то случилось.

   Марица грелась на солнышке на заднем дворе. Егозе не сиделось на месте, и бабушке требовался глаз да глаз, чтобы уследить за малышкой. Но старшая Марица, моя матушка то есть, нашла способ решить проблему: дала поиграть блестящими амбарными ключами. Они большие, девочка не проглотит, зато вдоволь налюбуется, настучится.

   Правда, я застала дочку уже на траве: уползла с одеяльца за яркой бабочкой. Подхватила её на руку, игнорируя недовольство, усадила обратно, внимательно осмотрела. Выросла-то как! И волосиков больше стала. Красотка растёт. Тоже русалка зелёноглазая.

   Поцеловала Марицу, взяла на руки. Та отнеслась ко мне настороженно: отвыкла. Маленькие дети, как мне мать потом объяснили, быстро забывают. Зато грудь эта красавица сосала будьте нате: вечером я её покормила. Хотя, не знаю, кто из нас двоих больше удовольствия получил: намучилась я с грудным молоком в Омороне.

   Разумеется, расспросила маму о Хендрике. Она как-то подозрительно молчала, губы поджимала.

   - Так, что произошло? - встревожилась я, унеся Марицу в другую комнату, чтобы не мешала. Спать уложила, но не уверена, что заснёт. А, какая разница!

   - Ничего. Он у нас регулярно бывает, с дочкой возится. Просто неудобно ему малую в городе держать без хозяйки. И работает Хендрик много.

   - Ма-а-м? - я заглянула ей в глаза. - Ты что-то не договариваешь, верно? Не надо меня щадить, говори, как есть.

   Но мать стояла на своём: ничего не знаю, не лгу тебе, дочка.

   Ладно, может, отчим знает?

   Но он тоже не знал. Вот что-то, а отчим врать бы не стал. Обрадовался, к слову, что приехала, велел жене пирожков напечь. Моих любимых, с капустой.

   Ночью мне не спалось. Марица дремала рядом, чуть посапывала, а я не сводила взгляда с окна, за которым клубилась темнота и изредка подвывала собака.

   От нашей деревни до города двадцать вёрст, пока новости дойдут... Мои могут и не знать ничего: дальше околицы носа не кажут. Мать, правда, Марицу из дома забирала, а отчим - староста...

   В итоге не выспалась, к завтраку сползла с печи хмурая, молчаливая. И никак из головы не шло, что обманывает матушка, не договаривает чего-то. То взгляд отведёт, то разговор на моё житьё-бытьё в Вышграде переведёт. Или это у меня воображение разыгралось? У страха глаза велики, а у бабьего - так ещё больше.

   Сговорилась с соседом, чтобы отвёз в город: путь не близкий, не хотелось пешком идти или удачи на тракте искать. Заодно сплетни местные узнаю.

   К счастью, подозрения мои не сбылись: Хендрик действительно в деревне бывал, ничего такого не делал, не говорил. Это уж точно: в деревне у любого забора по дюжине ушей, а у женской половины населения они и вовсе мышиный писк уловят. Чтобы былые соперницы не судачили по поводу краха моего брака да глазки мужу не строили - быть того не может!

   Словом, настроение улучшилось, даже решила к Шорту вечерком заглянуть.

   На пороге дома стукнула себя кулаком по лбу. Лаэрт! Я ж обещала в 'Спящую сову' зайти. Ладно, сначала дом, любимый супруг, а потом друг. Заодно посидим с ним за кружечкой: я сидра, он - пива - и посмеёмся над моими страхами.

   Только авторшу письма всё равно найду и волосёнки повыдёргиваю.

   Отперла дверь, повесила дорожный плащ на крючок и прошла на кухню. Давненько я там не хозяйничала.

   Хм, на столе лежит что-то, полотенцем накрытое. А в печи - суп. То ли в Хендрике кулинарные способности проснулись, то ли из трактира берёт.

   Пошуровала ухватом, извлекла горшок, нюхнула: свежий, тёплый ещё. То есть не за деньги куплен, а тут, на моей кухне, сварен.

   Достала половник, попробовала: мясной, наваристый.

   А пирог на столе с печёнкой. Холодный. Ладно, сейчас оценим, что муж в моё отсутствие ест. Только что-то по зиме у него таких разносолов не водилось - одни яичницы, дубовые покупные пирожки. Днём и вечером столовался вовсе у Шорта.

   Нахмурившись, решила произвести инспекцию. Начала со спальни.

   Нет, никаких любовников в постели я не застала, всё, как обычно. Даже колыбелька Марицы не тронута.

   Хендрик аккуратный, так что чистота и порядок царят у него всегда. Вот и сейчас кровать застелена, грязные носки на полу не валяются.

   Обнюхала подушку, простыни - тоже ничего.

   Параноик ты, Агния, волосы ищешь, чужое нижнее бельё. Муж-то позабавиться, дурочкой назовёт, только мне не смешно. Кто сварил суп?

   Увлёкшись осмотром помещений, не расслышала, как хлопнула входная дверь. Как раз проверяла сундук с чистым бельём, когда на пороге спальни возник Хендрик.

   - Приехала?

   Я вздрогнула и посмешила скрыть следы досмотра с пристрастием. Оправила юбку, встала и улыбнулась.

   Что-то радости не слышу в голосе. И не вижу. Стоит муженёк, уперев руки в дверной проём, буравит взглядом. На плече дорожная сумка, сам помятый - значит, ночью работал.

   - Голодный? Я сейчас тебя накормлю, - засуетилась, пытаясь растопить этот лёд.

   Ничего, как услышит, что я с ним до сентября, подобреет. Подскочила, обняла, поцеловала и замерла, уткнувшись в рубашку. Точно, костром пахнет. Надо проветрить, а, может, и выстирать.

   - Ты переодевайся, я сейчас чайник поставлю.

   - Агния, сядь, пожалуйста.

   Я оторопела от этих слов, а Хендрик осторожно отстранил меня, прошёл к кровати и бросил на неё сумку. Вздохнул и лёг.

   А где приветственный поцелуй?

   - Ты всё ещё сердишься на меня? Помню, ты против моей учёбы...

   - Ещё бы! - зло бросил супруг, повернувшись ко мне. - У меня нет жены, у Марицы - матери. Ты вбила себе в голову, что станешь магичкой, наплевала на всё ради своей прихоти. Потешаются наверняка преподаватели над такой самонадеянной идиоткой. Или выгнали, наконец? Ума ни приложу, как ты сессию сдала. Пожалели из-за ребёнка?

   Обидные слова хлестали по щекам пощёчинами.

   Впрочем, Хендрик и раньше был резок в суждениях. К примеру, когда уезжала зимой, он и похлеще высказывался, называл кукушкой. Так что пусть выскажется, остынет, всё равно будет по-моему.

   Муж ждал оправданий - я и не думала оправдываться.

   Ну вот, как и думала, замолчал, пристально уставился на меня. Теперь мой выход.