Несмотря на официально провозглашенную Соединенными Штатами политику «доброжелательного нейтралитета» в начале русско-японской войны 1904–1905 гг., сам президент занимал откровенно прояпонскую позицию, восхищаясь экономическими и военными успехами японцев и считая их «замечательным народом». Заметно возросшая внешнеполитическая активность России в Китае и Маньчжурии и все более глубокое проникновение россиян на китайский рынок давали основание американскому правительству выказывать все большее предпочтение японским, а не российским интересам в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Отношение США к России осложнялось и рядом других причин. В конце XIX — начале XX в. российским правительством были приняты меры по ужесточению политических репрессий и установление визовых ограничений для въезжавших в страну американских евреев («паспортный конфликт»), в отдельных регионах России участились антиев-рейские погромы. Российский посол в США А. П. Кассини докладывал в Санкт-Петербург в январе 1904 г., что под влиянием взглядов Рузвельта и госсекретаря Дж. Хэя «отношение к нам Соединенных Штатов становится с каждым днем все более и более отрицательным и недоверчивым».
Однако после начала русско-японской войны, с развитием боевых действий на суше и на море, а также в условиях реальной перспективы поражения России Соединенные Штаты стали все больше опасаться усиления позиций Японии в Азии за счет ослабления России. Последовавшее вскоре деятельное участие Рузвельта в улаживании русско-японского конфликта было вызвано также его тревогой по поводу возможного присоединения России к франко-германскому союзу, что могло способствовать политической изоляции США или поставить их перед необходимостью вступать в союз с Японией. Изменение отношения Рузвельта к России могло быть вызвано и тем обстоятельством, что, как информировал посол А. П. Кассини свое руководство в России, «американцы начинают понимать за последнее время, что их интересы на Дальнем Востоке гораздо легче согласуются с влиянием в этих местностях земледельческой России, чем Японии, которая при скученности ее населения должна явиться естественным соревнователем Соединенных Штатов на поприще промышленности и торговли». Барон Р. Р. Розен, сменивший А. Кассини на посту российского посла в США, докладывал в Санкт-Петербург в июле 1905 г., что американский президент «отдает себе отчет в том, что не Россия, а Япония является главным соперником Соединенных Штатов в торгово-промышленном отношении и что поэтому чрезмерное усиление Японии никоим образом не может соответствовать американским интересам. Совершенное же оттеснение России от Тихого океана он считал бы, с точки зрения необходимого политического равновесия на Дальнем Востоке, в высшей степени нежелательным вообще и в особенности нежелательным для Америки».
Портсмутский мирный договор, завершивший русско-японскую войну, был подписан 23 августа (5 сентября) 1905 г. По просьбе Японии и с согласия России посреднические функции в выработке условий договора выполнял Рузвельт. Президент США и разделяющие его взгляды политические круги страны были решительно настроены содействовать скорейшему заключению мирного соглашения, «прежде чем Япония вытеснит Россию из Восточной Азии». По словам Рузвельта, лучше, если Россия «будет оставлена лицом к лицу с Японией с тем, чтобы они могли оказывать друг на друга сдерживающее влияние». По его предложению переговоры и процедура подписания состоялись в Портсмуте (штат Нью-Хэмпшир). Американский президент наблюдал за ходом переговоров и оказывал влияние на принимающие в них участие стороны, не покидая своей резиденции. Он приехал в Портсмут практически лишь к моменту подписания договора. Скорее всего, именно по настоянию Рузвельта японцы отказались от изначально неприемлемых для России условий мирного договора, включавших крупные контрибуции, и согласились на передачу им на правах аренды лишь южной части Сахалина до 50-й параллели.
В 1906 г. произошло обострение внутриполитической ситуации на Кубе, где возникла серьезная оппозиция американскому господству со стороны националистических сил страны. Воспользовавшись «поправкой Платта», включенной в текст кубинской конституции, США бросили на усмирение антиамериканских выступлений силы морской пехоты, которой удалось быстро справиться с поставленной перед ней задачей. К концу президентства Рузвельта протекторат США распространялся на пять островов и островных групп — Пуэрто-Рико, Филиппины, Кубу, Панаму и Гаити. В соответствии с «доктриной Монро» и его собственной поправкой к ней президент объявил долгом США исполнять роль международного полицейского на всей территории Центральной и Южной Америки и определять наказание нарушителям сформулированных США правил поведения.
Вопреки опасениям противников Рузвельта в Республиканской партии он отказался от выдвижения своей кандидатуры на новый срок. Республиканцы на своем съезде в Чикаго в июне 1908 г. высказались в поддержку ближайшего соратника президента, военного министра Уильяма X. Тафта. Принятая съездом платформа обещала избирателям снижение таможенных тарифов, усиление антитрестовского законодательства и расширение правительственных мер по охране природных ресурсов, т. е. в основном развивала программу начатых при Рузвельте реформ.
Демократическая партия вновь оказалась перед необходимостью выбора из ограниченного круга возможных кандидатов, и делегаты национального съезда вновь решили сделать ставку на У. Дж. Брайана. Политическая платформа партии, разработанная самим Брайаном, подобно платформе республиканцев, касалась вопросов таможенных тарифов, антитрестовского законодательства, подоходного налога, однако содержала обещания более радикального подхода к их решению.
Брайан в очередной раз потерпел поражение от кандидата Республиканской партии, за него было подано более 6,4 млн голосов избирателей. Тафт получил 6,7 млн голосов. Другие кандидаты пяти мелких партий разделили между собой 800 тыс. голосов, причем более половины этого количества было подано за кандидата от Социалистической партии Юджина Дебса.
В инаугурационной речи новый президент страны особо подчеркнул, что видит важнейшую задачу своей администрации в сохранении преемственности начатых его «выдающимся предшественником» внутриполитических и экономических реформ, направленных, в частности, на «устранение беззакония и произвола со стороны крупных монополистических объединений в сфере железных дорог и промышленных предприятий, участвующих в межштатной торговле». В области внешней политики Тафт, по сути дела, пообещал оставаться достойным преемником автора поправки к «доктрине Монро».
Провозгласив себя продолжателем рузвельтовского курса внешней и внутренней политики, Тафт приступил к его проведению в жизнь решительными декларациями, направленными в адрес корпораций, нарушающих Антитрестовский закон Шермана. Но судебные иски, возбуждаемые против крупнейших монополистических объединений страны, нередко завершались безрезультатно, что вызывало недовольство многих соратников президента по партии. Особой похвалы Тафта удостаивалась политика администрации Рузвельта в отношении Латинской Америки и его настойчивость в целеустремленном претворении в жизнь положений «доктрины Монро». Сама доктрина всегда оставалась для Тафта высшим проявлением разумного осуществления внешней политики в интересах США. «Доктрина (Монро), — писал он в 1914 г., — основана на разумной политике в наших собственных интересах, заключающейся в недопущении в нашем полушарии эгоистичного политического вмешательства европейских правительств и приобретения ими территорий…»
Президентство Тафта оказалось наименее продуктивным за несколько последних десятилетий как во внутренней, так и во внешней политике, если не считать нескольких второстепенных законов и возбуждения 80 антитрестовских исков, большей частью окончившихся безрезультатно. За четыре года были инициированы две поправки к Конституции США — XVI, касавшаяся процедуры налогообложения, и XVII, вводившая избрание американских сенаторов всеобщим голосованием, а не легислатурами штатов. Следует упомянуть о личном вкладе президента в теорию и практику американского империализма, положившем начало «дипломатии доллара» (Dollar diplomacy), которая пришла на смену политике «большой дубинки», мало чем отличаясь от нее по существу. Со времен Тафта этот термин стал символом использования дипломатических каналов, а в случае необходимости и вооруженных сил в целях дальнейшего расширения сфер приложения американского капитала и завоевания зарубежных рынков сбыта.