— Ты?

— Почему бы и нет? Когда-то и я сражался за него.

— Скоро наступят темные ночи, — в голове Лардиса слышалось раздражение. — И ты тоже отправишься на охоту на Светлую сторону — на охоту на мужчин, женщин и детей?

— Мой сын охотится на кочующий народ? Разве такое когда-нибудь было?

— Мне пора. — Лардис резко повернулся и пошел назад, туда, откуда пришел. — С той стороны лощины есть тропа, проход. Я иду через горы на Светлую сторону.

— Ты идешь один? — Гарри не отставал от него. — А зачем ты пришел сюда?

— Вспомнить о том, что было когда-то, и взглянуть на то, что осталось. В последний раз.

— И убедиться, что здесь нет Вамфири? А что на Светлой стороне? Осели или кочуете, как и прежде?

— Что? Больше нет Вамфири? — Лардис оглянулся и фыркнул. — Да, пока может быть. Но болота кишат их спорами. Все, как было когда-то и будет снова. Вампиры сегодня, Вамфири завтра!

Гарри остановился. Лардис шагал прочь в поднимающийся с низины туман.

— Лардис! — крикнул он вслед ему. — Оставь меня в покое, и я не буду тревожить тебя и твоих соплеменников. Обещаю. А если понадобится, то найди меня.

— Ха! — прозвенел из тумана возглас цыгана. — Ты теперь Вамфир, Гарри из Адских Краев! Ты обещаешь? И я должен верить тебе? Возможно, я бы и поверил раньше, но поверить твари, сидящей в тебе? Нет! Никогда! О, скоро ты выйдешь на охоту за женщиной, чтобы она согрела твое ложе, или за сладким детенышем Странников, когда тебе надоест мясо кроликов.

— Лардис, подожди! — пророкотал вслед ему Гарри. — Ты должен мне сказать... — Он мог остановить его и расправиться с ним. Но не хотел, помня старое. А главное — он, некроскоп, полностью контролировал себя. И своего вампира.

Полная луна быстро двигалась по небу. Она посеребрила вершины гор, сделала тени скал угольно-черными, заставила светиться ползущий туман. И Гарри обратил внимание на то, что туман не поднимается, а сползает; стекает с затененных мест, чтобы заполнить собой лощину и плато. Он тек со скал медленным светящимся водопадом. Раздался волчий вой и эхом отразился сначала от одной вершины, потом от другой. К нему присоединился еще один, потом еще и еще.

Это был не настоящий туман. И создания эти были невидимы и непонятны, а зов их был полон печали.

И тут издалека послышался сдавленный и хриплый голос Лардиса.

— Эй, Гарри из Адских Краев! Слышишь? Это Серое братство! И их повелитель вместе с ними. Он пришел, чтобы посидеть у могилы матери и поговорить с ней. Он так часто делает. Спроси его о чем хочешь и, может, он и ответит тебе, своему отцу. А я пошел, прощай!

Послышался далекий хруст гальки, звук осыпающихся камней. Лардис был далеко, он спешил своей дорогой на Светлую сторону.

И тут вой прекратился.

Гарри ждал...

Наконец они появились из тумана: длинноухие, покрытые серым мехом, языки вывалились из раскрытых пастей, а глаза были словно расплавленное золото. Стая волков. Но это были только волки.

Гарри посмотрел на них, и они отвели глаза. Он не испугался, а они насторожились. Они вытянулись в линию справа и слева от него, оставив ему единственный путь к отступлению. Но он не побежал, а спокойно пошел назад, к дому Обитателя. И когда он прошел сквозь полосу тумана, серое братство сомкнулось за его спиной.

В доме было темно, но это ничего не значило для некроскопа. Туман маленькими вихрями закружился внизу, потревоженный шагами Гарри. Обитатель сидел выпрямившись у стола в комнате, которая когда-то была жилой. Лучики лунного света заглядывали в нее сквозь открытое окно. На Обитателе было закрытое платье, из-под капюшона горели углями треугольники глаз, и только руки с длинными и изящными пальцами оставались открытыми.

Гарри сел напротив.

— Я знал, что ты рано или поздно вернешься, — прорычал Обитатель, словно каркнул. — И я знал, знал с того самого момента, как ты с ревом вывалился из сферы Врат, что это ты, именно ты. Тот, кто появляется таким образом — внезапно и яростно, — или бесстрашен, или очень напуган, или ему на все наплевать.

— Ты не прав, — сказал Гарри. — Тогда мне было не наплевать.

— Давай не тратить слов попусту, — перебил Обитатель. — Когда-то у меня было все. Но во мне тоже сидел вампир, и я думал, что ты попытаешься заколдовать его и убить, а значит, и меня тоже. Я испугался, что ты сделаешь это. Я посеял сомнение в своем мозгу и использовал его как нож, чтобы отсечь все твои тайные способности. Так же, как и я, ты мог появляться и исчезать, когда тебе было нужно: я сделал это невозможным. Как и я, ты слышал мертвых и говорил с ними — я сделал тебя глухим и немым. И когда я все это сделал, я вышвырнул тебя прочь из этого мира. Не так уж и ужасно; по крайней мере, ты оказался в своем родном мире, среди таких же, как ты.

— Некоторое время в этом мире был мир. И в некоторой степени во мне тоже был мир.

— Но, чтобы разгромить Вамфири, я использовал энергию самого Солнца. Ты и я, мы выжгли их солнечным огнем, сравняли с землей их родовые замки! Все шло прекрасно, но в процессе этого — играя с Солнцем, — я опалил себя тоже. Правда, скоро я восстановил себя. Так казалось...

Но процесс самоисцеления скоро прекратился и даже повернул вспять. Моя изменяющаяся плоть вампира не могла восстановить и свою, и человечью плоть одновременно и стала сперва восстанавливать себя. Таким образом, все, что было человеческим во мне, постепенно исчезло, словно съеденное проказой или каким-то чудовищным раком. Даже мой разум был поражен и большей частью изменился, а то, что было подсознательным моего вампира, стало моим сознанием. Но поскольку вампир должен иметь хозяина, активного и сильного, чтобы вынашивать яйцо до его созревания, то он “вспомнил” образ самого первого хозяина. Как тебе известно, отец, мой “другой” отец — тот, кто выносил яйцо, — был волком!

Я видел, что мое тело исчезает, разум тоже, и понял, что превращаюсь в волка. Но еще была та, кто знала мою историю — всю, с момента моего зачатия, та, с кем я мог поговорить в трудную минуту. Моя мать. И вот, постоянно общаясь с ней на мертворечи, я хоть одну свою способность, но сохранил. А все остальное забыто. Вот ирония: я погубил твои способности и потерял свои! А теперь, когда я... забыл все, я говорю с ней, с Той, Которая Под Камнями. С той, которая напоминает мне, о том, что было; с той, которая напоминает мне о тебе даже теперь, когда мне так легко все забыть.

Чувства Гарри — мощные чувства Вамфира — переполняли его. Он не мог найти слов, он с трудом осмысливал происходящее. За несколько коротких часов, которые, казалось, были лишь маленьким фрагментом его жизни, его сущность изменилась навеки. Но это не имело значения. Его боль превратилась в ничто. А вот другие, те по-прежнему страдали, и страдали сейчас. И он представлял эту боль.

— Сын!..

— Я больше никогда не приду сюда, — сказал Обитатель. — Я увидел тебя. А ты... простил меня?.. Я забываю, кем я был, и становлюсь таким, кто я есть. Сделай все, что ты можешь, отец. — Он протянул руку и коснулся дрожащей руки Гарри, и там, где с его руки соскользнуло одеяние, рука была покрыта серым мехом.

Гарри отвернулся. Слезы невидимы в красных глазах Вамфири. Но чуть позже, когда он снова поднял глаза...

Одежда Обитателя еще струилась в воздухе, падая на пол, когда темно-серый силуэт уже мелькнул в раскрытом окне. Гарри выглянул наружу. Там, поглощаемый вампирским туманом, удалялся прочь его сын. Внезапно он остановился, обернулся, сверкнул треугольниками глаз, поднял морду и фыркнул в холодный ночной воздух. Волчьи уши были подняты, голова склонилась в одну сторону, потом в другую: он... слушал? Но что?

— Кто-то идет! — пролаял он предупреждающе. И прежде чем некроскоп успел спросить, продолжил: — А, да! Та, которую я забыл, как и многое другое. Кажется, не только я заметил твое возвращение, отец. Нет, она тоже знает, что ты вернулся.

— Она? — повторил некроскоп вслед за сыном-волком, но тот уже повернул и бежал к дальним высоким вершинам. Все серое братство бежало вслед за ним, пока наконец не исчезло в тумане.